Петля Реки Времени

Старающийся запомнить дорогу Глебов сначала сбился с толку от беспорядочного кружения по улицам, но в итоге все же сориентировался. Как потом предположил Серёга, знающий Большое яблоко по названиям улиц лучше остальных ребят – специально штудировал карту – они катались сначала по Манхеттену, потом по Квинсу и, наконец, добрались до южных окраин Бруклина. Тёмные кварталы бывшей в стародавние времена голландской деревни Брёкелен, дышали тревожной пустотой улиц и грозили запоздалому самаритянину неизвестностью финала встречи с плохими парнями. Наконец, автомобили остановились во дворе серого пятиэтажного дома, окружённого похожими собратьями безликой жилой застройки начала 30-х годов.

"Моррис стрит", – успел прочесть Глебов и Денисов. Строение, в которое повели всех троих, равнодушно взирало на гостей темными глазницами потухших и кое-где забитых деревянными щитами окон. От дома веяло безысходностью и холодом нежилого здания.

Внутри пахло сырой затхлостью, плесенью и крысами. Лифт не работал.

В свете карманных фонариков поднялись на последний пятый этаж. Донован достал связку ключей и с такой уверенностью нашёл нужный, что со стороны могло показаться, будто это добропорядочный клерк, сегодня утром ушедший из своей уютной квартирки в офис, вернулся вечером к привычному домашнему очагу.

Щёлкнул выключатель. Яркий свет электрических лампочек резанул по глазам.

– Располагайтесь, господа. Теперь на неопределенное время, но уж, по крайней мере, на сегодняшнюю ночь точно, здесь ваше пристанище, в котором у вас будет возможность оценить наше гостеприимство, – Донован издевательски улыбнулся.

Квартира состояла из трёх комнат, кухни и совмещенного санузла. Обшарпанные стены с драными обоями, убогая дешёвая мебель, жёсткие деревянные кровати с дырявыми матрацами, – всё говорило о том, что здесь принимают отнюдь не друзей и даже не дешёвых шлюх. Впрочем, совсем нежилой квартиру тоже нельзя было назвать. В кранах текла вода, шеф собственноручно проверил, а на кухне стояла угольная плита, на которой в беспорядке располагались сковородки и кастрюли. В углу стоял мешок с углем. За стеклами подвесного шкафчика красовалась кое-какая посуда.

– Почему нас привезли сюда, а не к вам в управление? – подал голос Денисов.

– Догадайтесь! – зловеще оскалился специальный агент.

– Ума не приложу, – включил дурака Алексей.

– Чтобы никто не догадался, что вы у меня и что я из вас душу вынимать буду, ублюдки!

– Это не законно, нам не предъявлены никакие обвинения, – попытался напомнить о презумпции невиновности Глебов.

– О законе заговорили!? – глаза Донована налились кровью. Желваки готовы были порвать кожу на скулах. – А законно проникать в чужие квартиры? Ну ладно, это ещё полбеды. А законно стрелять в людей и убивать агентов при исполнении. Ни в одном нормальном государстве это не сходит с рук. Но я знаю, вы люди богатые, раз можете позволить себе жить в "Уолдорф-Астории" в люксе и даже заплатить за месяц вперед, брать напрокат машины и даже купить "Дюзенберг". Поэтому, думаю, дорогие и успешные адвокаты могут помочь вам остаться на время следствия под залогом. А это значит, что вы улизнёте. Но я этого не позволю. К тому же, вам не повезло, что убитые были моими друзьями. Теперь это мое личное дело.

– Это ещё нужно доказать, что мы причастны к убийству ваших друзей! – произнес Денисов с вызовом в голосе, но с осознанием, что пытается лишь натянуть на физиономию хорошую мину.

– Доказательств уже сейчас больше, чем достаточно, а это дополнительные, – Донован похлопал по кожаной сумке, где жалобно брякнули конфискованные пушки. – Так всё, на сегодня хватит, я устал. Пирсман и Флетчер остаетесь сторожить мерзавцев, наручники не снимать. Разведите по комнатам и заприте, сами по очереди дежурьте в гостиной. Кленски – за мной.

– Дайте хоть поесть что-нибудь, – устало произнес Денисов и с белой завистью покосился на насытившегося у Симпсона Игоря.

– Насчёт еды перебьётесь, – отрезал фэбээровец. Секунду подумав, процедил сквозь зубы:

– Вода в чайнике на кухне. Из-под крана – не советую.

Денисова и Николишина заперли в одной, комнате, Глебова оставили под замком в другой.

– Как хочется жрать, – выдохнул Игорь, садясь на кушетку. – И ещё курить. Вообще-то никотин немного заглушает голод. Эти сатрапы, – он кивнул на дверь, – не дают. Отобрали пачку и зажигалку, суки.

Денисов сел рядом на кушетку и тихо произнес:

– Хорошо, что я в своё время бросил. Но, если честно, то и я бы сейчас не отказался от одной. А помнишь, старик, как мы начинали в детстве? – Алексей пытался ничего не значащим разговором отвлечь друга от чёрных мыслей.

– Да, – казалось, Игорь с удовольствием поддержал попытку Лёхи абстрагироваться от ситуации. – Прятались по подъездам, чердакам, на нашем острове… Сколько нам тогда было? Лет двенадцать-тринадцать? А сколько мы с тобой и Генкой дружим? Уже больше тридцати лет?

– Если точно, тридцать три. Помнишь, какие тогда были марки? Давай сыграем в игру: кто вспомнит больше названий. Но только те, что продавались в советские времена. Импортные сюда же.

Поехали: "Ява", "Столичные", "Прима", "Астра", " Краснопресненские", "Беломор-канал", "Лайка", "Шипка", "Космос", "Пегас", "Интер", "Союз-Аполлон"…

Прошлись по самым распространенным, потом перешли на довольно редкие, которые даже самые заядлые курильщики, стаж которых составляет не одно десятилетие, вспомнят с трудом: "Сальве", "Славутич", "Прилуцкие", "Киевская Русь", "КФ", "Арктика", "Дорожные", "Дипломат", "Аурика", "Памир", "Бужор", "Дойна", "Медео", "Охота", "Лира", "Мтквари", "Нива"…

Финал-апофеоз наступил на иностранных марках: "ВТ", "Стюардесса", "Опал", "Родопи", "Партагас", "Лигерос", "НВ", "Бонд", "Магна", "Вайсрой", "Салем", "Дакота", "Конгресс", "Кабинет"…

Можно было бы еще долго перечислять бесконечное количество марок отравы, которой советское государство "радовало" своих граждан, но Игорёк не выдержал мазохистской пытки, вскочил на ноги и занёс кулак над Лёхиной головой:

– Хватит! Ещё одно слово, и я за себя не ручаюсь! – в глазах прыгали весёлые бесята.

– Ну вот, блин и покурили! Отвлёк друга! Слушай, а помнишь, как мы однажды пробрались в "замороженное" бомбоубежище под техникумом?

– Было дело, а когда лезли назад по узкому туннелю, нам навстречу лезла группка таких же как мы искателей приключений. И не разойтись из-за узости. Тогда еще мы с полчаса спорили, кому пятиться. Нас было меньше, но мы не сдались. Пришлось им.

– Да, а когда вылезли на свет, те оказались ещё и старше. Сказали, что это их убежище, чтоб мы здесь не появлялись больше. Но у нас был безбашенный Мишка Крылов, и завязалась драка.

– Точно. Не помню, кто тогда кому навалял, но мы вышли достойно из ситуации, несмотря на, казалось бы, явное численное превосходство противника.

– Вот и сейчас… как думаешь, выйдем?

– А то! – голос Игоря звучал уже уверенней. Он постучал в стену, за которой находилась Серёгина комната предварительного заключения и крикнул:

– Глебыч! Ты там жив? Не вешай нос, дружище, выкрутимся!

Глебов ответил парой вялых ударов в ту же стену. Он лёг на кровать, прикрыл веки. Лучшее лекарство от депрессии и ощущения безысходности либо работа, не важно, умственная или физическая, либо приятные воспоминания. Умственной заниматься не хотелось, а для физической не наблюдалось сферы приложения. Таким образом, оставались воспоминания. Позитивные в памяти Сергея составляли отнюдь не меньшую половину. Мысли о семье плавно перетекли в воспоминания отдыха от нее. Особенно приятные были связанны с БАПом.