Шайенский блюз

По крайней мере, теперь он знал, почему полковнику Моргану так не терпелось повоевать. Ополчение штата формировалось обычно на три месяца, и сейчас этот срок истекал. Еще неделя — и полковник останется без войска, а у него, как видно, были далеко идущие планы. Может быть, власти штата поручили ему изгнать индейцев с тех земель, где планировалось начать разработку месторождений. Другая причина могла заключаться в политических амбициях Моргана. Возможно, тот собирался участвовать в выборах, и старался обзавестись титулом Покорителя Дикарей. Избиратель любит голосовать за героев, а как ты станешь героем, если твое войско разбежится? Надо спешить, и Морган не желал терять свой шанс.

Услышав о карте профессора Фарбера, Гончар просто восхитился чьей-то хитрой выдумкой. Чтобы оторвать людей от их повседневной работы, нужна достаточно соблазнительная приманка. Благородные спасители беззащитной девушки ринулись на поиски, рассчитывая найти кое-что более ценное, чем профессорская дочка. «Это Штерн придумал, — вдруг сообразил Гончар. — Наверняка он сейчас рядом с Фарбером. И наверняка оба сейчас едут сюда, в Ледвилл. Они обязательно увидят Майвиса. Их пропустят к нему. Значит, надо держаться рядом с ними. Да, иначе мне к Майвису не подобраться».

Это был не самый лучший план действий. Но пять минут назад у Степана не имелось вообще никакого плана.

Немного приободрившись, он решил больше не терять время в таверне, и встал. Одновременно с ним с пола поднялся и монах, гревшийся у камина.

— Хозяин, могу ли я укрыть своего бедного мула под кровом вашей конюшни?

— Брат мой, ты и сам можешь там укрыться, — с насмешливой почтительностью отвечал трактирщик. — Наверху достаточно соломы, чтобы разместить свое бренное тело.

Гончар первым вышел на крыльцо и подошел к вороному. Развязывая узел, он услышал, как монах у него за спиной негромко произнес:

— Не стоит уезжать одному. Эти два приятеля не собираются здесь засиживаться.

— Мне не нужны попутчики, — ответил Степан.

— Им тоже. Кто знает, чем закончится ваша встреча, когда они догонят тебя на ночной дороге?

— Я знаю, чем она закончится.

— Самая лучшая битва — та, которой удалось избежать. Твой конь утомлен. Переночуй здесь, и прибереги силы для других боев.

— Ты, братец, меня с кем-то путаешь, — сказал Гончар. — Я не собираюсь ни с кем воевать. Ни сейчас, ни завтра.

— Ночь длинна. Одному Богу известно, что ждет тебя утром. Снимай седло. Сам-то ты можешь спать в сбруе, но не заставляй страдать своего меньшего брата.

Монах откинул капюшон, и в свете ламп блеснули круглые стекла очков.

— Я так же, как и ты, направляюсь в Ледвилл. До города двадцать миль, и ни одного пристанища на пути. Старина Джон — золотая душа, он не требует платы с тех, кто не может расплатиться. Но в Ледвилле никто не пустит тебя под кров посреди ночи, пока ты не покажешь деньги.

— Давно меня так не уговаривали. А что скажет меньший брат? — Гончар похлопал жеребца по шее и поднял стремя, чтобы расстегнуть подпругу. — Меньший брат согласен с тобой, преподобный. Знаешь, меня все называют упрямым. До сих пор я не встречал человека, кто бы заставил меня изменить решение. Ты, случайно, не колдун?

— Я никого не заставляю. Я только подсказываю, — ответил монах, неловко возясь со сбруей мула. — Обычно люди видят только одну тропинку, а я указываю им на все остальные. Но право выбора все равно остается за человеком.

Гончар взвалил седло на плечо и повел вороного к конюшне, которая черным треугольником вырисовывалась на фоне звездного неба. Оттуда шел уютный запах прелой соломы и старого конского навоза.

Он завел коня в стойло и повесил седло на гвоздь, нащупав его на стене. Монах чиркнул спичкой, и короткая дрожащая вспышка высветила ступени, ведущие вдоль стены вверх.

— Не надо огня, — попросил Степан. — Мимо сена не пройдем. Ты храпишь во сне?

— Нет.

— Это плохо. Храпящий сосед — лучшее средство от крыс. Не люблю, когда они копошатся у самого уха.

Наткнувшись ногой на дощатый бортик, Степан наклонился, и его ладони коснулись колючей соломы. Он закутался в плащ поплотнее и завалился спать.

Как и следовало ожидать, преподобный жестоко обманул Степана. От его храпа из конюшни разбежались не только крысы, но и безобидные сверчки.

Но не вокальные способности монаха заставили Гончара лежать, не смыкая глаз. Не прошло и часа, как до него донеслись голоса Сэма и Робина.

— А все потому, что ты не мог дотерпеть до берлоги, — вполголоса ныл Робин. — Зачем было хвастаться? Думаешь, Джон не догадается, откуда у нас самородки? И это оружие! Не надо было его забирать. На кой черт нам такой арсенал? Нет, Джон все понял! Он не первый год у дороги, он любую двустволку в лицо знает. Держу пари, этот доходяга сейчас обнюхивает дробовик Ларсона и гадает, откуда он у нас взялся…

— Заткнись. Поставь лампу сюда, а то не видно ни черта. Сам надумал делиться на ночь глядя, так теперь не выступай.

Гончар осторожно сполз на пол и прильнул к дощатой стене. Сквозь щель он увидел, что между таверной и конюшней, возле кучи золы под забором, сидят на корточках двое «старателей». Керосиновая лампа бросала овальное пятно света на горку монет.

— Шестьсот сорок два доллара. Получается по триста долларов на нос. — Сэм длинным ножом раздвинул монеты на две примерно равные кучки. — Сорок два я беру себе. За мою лошадь, которая теперь твоя.

— Что? За такую клячу я бы не дал и двадцатки!

— Не будем торговаться, Робин. Лошадка уже окупила расходы. Все-таки не каждый день ты зарабатываешь три сотни, да еще самородок в придачу.

— Погоди, Сэм. У нас четыре самородка. Значит, два из них — мои.

— Ну, два, два. Будем взвешивать или на глаз прикинем?

— Так не делают. Надо сдать золото. Деньги-то делить легче.

— Согласен. — Бородач сгреб монеты в кожаный мешочек и запихнул его в карман. — Только давай решим, где сдавать золото. В Ледвилле нас каждая собака знает. Думаешь, шериф не пронюхает, что на серебряном руднике ни с того ни с сего нашлись золотые самородки? Да и Ларсона могут хватиться. Нет, в Ледвилле нам делать нечего. В Денвер махнем, Робин, в Денвер. Или сразу в Техас.

— До Техаса моя кляча не дотянет.

— Да ну тебя! Отличная лошадка, ты еще мне спасибо скажешь!

— Не дотянет она до Техаса, — капризно повторил Робин, — тем более с таким грузом. Вот если б у меня был такой жеребец, как у одного из монахов…

— Ты хочешь сказать…

— А почему бы и нет?

Оба замолчали и обернулись, глядя на конюшню. Степан знал, что они не могут увидеть его, но все же замер, боясь шевельнуться. «Эх, напрасно я послушался монаха», — подумал Гончар.

— Придется обоих, — сказал Робин.

— Придется, — мрачно отозвался Сэм, пробуя ногтем лезвие ножа.

— Тогда у нас будет и конь, и мул. А потом пустим огонь.

— Что же делать, по-другому никак нельзя.

— А Джон?

— И Джона придется.

— Все равно он бы нас заложил, — сказал Робин.

— Хорошо, что я не успел отдать ему свои семь баксов, — ухмыльнулся бородач, стягивая сапоги.

«Что вы затеяли, пьяные уроды! — чуть не закричал Гончар. — Идите проспитесь! Мало того, что вы ограбили несчастного Ларсона, так вы готовы зарезать еще троих, лишь бы поменять клячу на приличного коня». Но он и сам понимал, что этих двоих словами не остановишь.

Степан вытянул кольт из кобуры и, пряча его под плащом, чтобы приглушить щелчок, взвел курок. Монах продолжал храпеть, безмятежно и самозабвенно. Гончар подумал, что такой аккомпанемент не помешает. Убийца теряет осторожность, когда уверен, что жертва не ожидает нападения.

Он еще раз заглянул в щель. У забора уже никого не было. Но под стенами конюшни легонько скрипнула проволочной дужкой керосиновая лампа. А через несколько секунд ее неверный свет пробился снизу и забрезжил над лестницей. В мертвой тишине был слышен только заливистый храп монаха. «Сэм хорошо крадется, босиком, бесшумно, — подумал Степан, наводя кольт на последнюю ступеньку. — Робин подсвечивает снизу. Его надо будет валить сразу же после Сэма, чтобы не выбежал из конюшни. Шуму будет много, но старина Джон все поймет. Да и монах не обидится, когда увидит, каким тесаком его собирались полоснуть по горлу».