Шайенский блюз

— Вижу, ты хорошо знаешь город.

— Я знал его, когда он еще не был городом. Тут стоял поселок старателей, и назывался он Слэб-таун. Парни искали золото, но дела шли не слишком успешно, пока здесь не появился человек по имени Эйб Ли. Он обнаружил, что порода, которую выбрасывали в отвал, на самом деле была свинцовой рудой, да еще с высоким содержанием серебра. С тех пор это место и стали называть Ледвиллом, Свинцовым Городом.

— Ты тоже копался в этих горах? — спросил Гончар.

— Можно сказать, что я тоже имел дело со свинцом. Но не в виде руды, а в виде шрифтов. Я тут газету издавал. Первую газету Ледвилла.

Степан хотел было снова тронуться, но преподобный слез с мула и уселся на придорожный камень. Запустив руку под балахон, он извлек две сигары.

— Самое время покурить. Ты так не считаешь, Стивен Питерс?

Вороной, словно догадавшись о намерениях седока, переступил немного вбок, чтобы Гончар смог спрыгнуть на траву, а не в дорожную грязь.

У сигары был цветочный привкус, необычный, но приятный. «Я давно не курил, — подумал он. — Странно. Еще вчера сама мысль о табачном дыме вызывала отвращение. А сейчас снова потянуло».

От первой же затяжки сердце застучало сильнее, и голова закружилась. Степан присел на камень рядом с монахом. Тот заговорил, не дожидаясь расспросов, заговорил охотно и быстро, как человек, которому пришлось долгие часы и дни провести в молчании.

— О серебре еще никто не знал, когда я погрузил печатный станок в фургон и отправился из Денвера дальше на запад. Ехал до тех пор, пока дорога не кончилась, уткнувшись в гору. Моя редакция находилась в палатке, а рабочим столом была доска, положенная на колени. Я не спал сутками и сидел на хлебе и воде. Но зато я был совершенно свободным печатником. Ты не можешь представить, как много это значит для пишущего человека — быть полностью независимым.

— Неужели старателям так нужна была газета?

— Конечно, нет. Откуда у них свободное время для чтения. Газета нужна была городу, которого еще не было. Но он бы и не появился без газеты. Я рассылал свой «Серебряный Колокол» по всей Территории, и постепенно сюда начали стекаться не только те, кто добывал серебро, но и те, кто мог его купить у старателей. Так возникали все города на месторождениях. На десяток старателей приходится три десятка торгашей и прочей публики, включая воров, проституток и охранников. Ведь даже золотой песок не принесет тебе никакой пользы, если у тебя нет возможности превратить его в еду, вино и женщин.

— Ты издавал газету за свой счет?

— У меня было немного денег для начала. А потом я стал размещать объявления. И газета из еженедельной превратилась в ежедневную. Дела пошли особенно успешно, когда в долине открыли границу индейской резервации. Народ кинулся захватывать земельные участки под фермы, и мне пришлось нанять семерых помощников и купить еще один станок, чтобы печатать заявки. Сам знаешь, без шестикратной публикации заявка не считается законной, а если ты хочешь чью-то заявку оспорить, то тоже должен напечатать опровержение не меньше шести раз. Да, золотое было время…

Тандерс улыбнулся и снял очки, чтобы протереть их рукавом балахона.

— Почему же ты отказался от такого прибыльного бизнеса? — спросил Гончар.

— Потому что на Востоке началась война. Мои сотрудники неплохо редактировали материалы и вычитывали верстку, но они не умели писать репортажи. И я стал репортером. Мои заметки перепечатывались даже вашингтонскими газетами. Впрочем, подозреваю, что и читали-то меня, в основном, в Вашингтоне. На Западе никому не было дела до войны. Здесь никому нет никакого дела до того, что происходит по ту сторону гор.

— Значит, ты воевал за северян?

— Я не воевал. Я был репортером.

— Это все равно.

— Пожалуй, ты прав. Да, можно сказать, что своим пером и фотокамерой я воевал за северян. К сожалению. Тогда я плохо разбирался в том, что происходит.

— А сейчас разбираешься?

— Только в том, что было двадцать лет назад. Это особенность человеческого мозга. Мы не способны понять происходящее. Требуется время, чтобы разгрести нагромождения лжи. Вот скажи мне, Стивен, что ты знаешь о Гражданской войне?

— Об американской?

— Ну да, о какой же еще?

— Видишь ли, — сказал Гончар, — гражданская война была не только у вас.

— Понятно. Ты из Старого Света. Я так и думал. Хорошо, задам вопрос иначе. Что европейцам известно о нашей Гражданской войне?

— Что это была война за свободу негров, — неуверенно начал Степан, чувствуя себя первокурсником на экзамене. — Демократические северяне воевали против рабовладельцев-южан. Законно избранный президент Авраам Линкольн подавил мятеж нескольких южных штатов. Потом его застрелил какой-то актер. Но дело Линкольна живет и побеждает. Негры получили свободу, и американский народ отстоял завоевания демократии.

— Позволь спросить, от кого ты все это слышал? — холодно поинтересовался Тандерс.

— Да ни от кого. Так было написано в газетах и книжках.

— Никогда не верь газетам, Стивен. Все они врут. Линкольн, к примеру, был не демократом, а республиканцем. И кто это назвал его законно избранным президентом? Да, два миллиона избирателей проголосовали за него, но три миллиона отдали свои голоса демократу Стивену Дугласу. Во всем виновата эта система выборщиков. Они-то и сделали адвоката из Иллинойса президентом всей страны. Само собой, люди возмутились.

— И взялись за оружие? — спросил Гончар.

— Нет. Никто и не думал, что дело дойдет до оружия. Поначалу хотели все уладить по-человечески. Южная Каролина объявила о выходе из союза штатов. «Если вам так нравится власть республиканцев, — сказали каролинцы, — оставайтесь под ними. А мы не хотим». Союз — дело добровольное, и не было никаких законных оснований, чтобы удержать в нем народ независимой республики Каролина. За ними последовали другие штаты. Миссисипи, Флорида, Алабама. Потом — Джорджия, Луизиана и Техас. Эти семь штатов первыми откололись от Севера и создали Конфедерацию. Потом уже к ним присоединились Вирджиния, Северная Каролина, Теннеси и Арканзас.

Наверно, если бы конфедераты предложили мне писать о них, я бы согласился. Но работу и камеру мне дал Мэтью Брэди, а он служил федеральному правительству. Он создал целый «корпус фотографов», и мы сделали, наверно, сто тысяч снимков той войны. Брэди думал, что когда люди увидят все эти фотографии, они никогда уже не захотят воевать.

— Наивный он парень, этот твой Брэди.

— Все мы были когда-то наивными. Ну, а после войны я уже не мог бросить репортерское ремесло. Был в Китае, писал об опиумной войне. Бродил по Африке. А когда вернулся, со мной что-то случилось. Не знаю, Стивен, поймешь ли ты меня…

— Постараюсь понять.

— Я был хорошим репортером. Я писал только о том, что видел сам, ничего не выдумывая и не скрывая. Но не все мои материалы печатались. А некоторые выходили с такими поправками, что лучше бы и не выходили. Сначала я подозревал, что это происходит, потому что они были плохо написаны. Я старался писать еще лучше, но ситуация не менялась. Одни мои статьи проходили «на ура», а другие откладывались под сукно или переделывались редактором. В конце концов я понял, что газету делает не репортер, и даже не редактор, а владелец.

— Открыл Америку, — насмешливо хмыкнул Гончар.

— Знаешь, в чем заключается суть журналистики? — спросил Тандерс. — Задача журналиста — переводить на человеческий язык лай, рычание и сытую отрыжку своих хозяев. Я слишком поздно это понял.

Преподобный угрюмо замолчал. Его мул стоял рядом с жеребцом Степана, так же понуро опустив голову, как и хозяин. «Сколько же ему лет? — подумал Гончар. — Война закончилась пятнадцать лет назад. Допустим, тогда ему было двадцать пять. Значит, сейчас — сорок? Он выглядит значительно моложе. Ну, максимум на тридцать три».

— И ты все бросил? — спросил Гончар. — И ушел в монастырь?

— Зачем же? Мир выглядит не слишком привлекательно, но это еще не повод выбрасывать его на помойку. Прошлое не исправишь, но можно позаботиться о будущем. К тому же я слишком люблю людей, чтобы отгородиться от них монастырскими стенами.