СТАНЦИЯ МОРТУИС

   Напомню, что всестороннее сближение с Весельчаком входило в наши намерения, и потому не удивительно, что возражений у нас не нашлось, а вот желания покутить на природе - хоть отбавляй. Итак, мы решили ехать, хотя я мог дать голову на отсечение, что нашим предкам эта затея по душе не придется. Что ж, попытка - не пытка; мы немедля вернулись к нашим матушкам на поклон и, каждый по своему, попытались им втолковать: так мол и так-то, уважаемый сосед оказал нам высокую честь и пригласил совершить увлекательнейшею прогулку по живописному ущелью на великолепном автомобиле, погода отменная, пить мы не собираемся, шофер - абсолютный трезвенник, прокатимся в горы и вечерком вернемся обратно. Нельзя сказать, чтобы матушка моя пришла от такой перспективы в восторг, тем паче, что ее недостойный отпрыск в последнее время вел несвойственный ему и довольно-таки разгульный образ жизни, но мне удалось уговорить ее посоветоваться с матушкой Ловкача по телефону. Отца Ловкача, к счастью и радости, дома не оказалось и наши добросердечные мамы в конце концов сдались - мы получили их необходимое благословление. Они, бедняжки, и не подозревали, что их сыновья уже успели сдружиться с Весельчаком, сами-то они - из свойственного потомственной интеллигенции невольного снобизма, - и допустить такого не могли, так как в глубине души и в грош не ставили своего могущественного соседа. Но наверное, им вспомнились зеленые луга и голубые горы собственной юности, и они, по излишней доброте своей, рассудили, что разочек можно позволить деткам отобедать (а они не могли не понимать, что такая прогулка не может не возбудить у нас зверского аппетита) даже с самим сатаной, а не то что с местным дельцом-меценатом. Так или иначе, но матушки отпустили нас с миром, да и Весельчак не заставил себя долго ждать.

   К полудню хозяйский "Мерс" уже успел проехать древнюю нашу столицу Мцхета и устремиться вверх по начавшей понемногу петлять шоссейной дороге. Мчась навстречу приключениям по живописному нагорью, мы в эти минуты составляли одно неделимое целое. В широком салоне было тесновато, ибо нас там набралось пятеро мужиков, хотя пятого, вертевшего баранкой худосочного молчуна, говоря по правде, в расчет можно было не брать: его заранее предопределенная роль была скромна и высокооплачиваема - за приличную мзду ему полагалось возить нанимателя по заранее оговоренному маршруту, вдобавок же в круг его обязанностей входил окончательный развоз пьяных пассажиров по домам. Когда окруженный вниманием и заботой собутыльников и прихлебателей Весельчак кутил до упаду в одном из пригородных ресторанов, водителю строго-настрого воспрещалось показываться в виду застолья, дабы не подвергнуться искушению пропустить стаканчик или чем-либо стеснить присутствующих. Поэтому на вынужденных длительных стоянках тот вылезал из машины лишь для того, чтобы поразмять затекшие ноги, да перекинуться словечком-другим с каким-нибудь бедолагой. Зато за каждый такой трудовой денек Весельчак отваливал ему по полста, а за месяц водиле набегало, бывало, побольше чем иному доктору наук. Об этом Весельчак поведал нам еще до появления водилы, не считая, видимо, нужным скрывать от нас суть и форму отношений со своим наемником. Вот и тогда, насколько могу припомнить, водитель лишь внимательно следил за дорогой и за все время нашего общения не промолвил и десятка слов. Разумеется, участие в общей беседе ему прямо не возбранялось, но коль-скоро она с самого начала взяла, если можно так выразиться, гастрономический уклон, то и у нашего водителя, загодя (как я успел краюшком глаза приметить) припрятавшего в бумажном кулечке пару холодных котлеток, наверняка было мало желания участвовать в обмене мнениями на равных - кому охота подбирать крошки с чужого стола. Таким образом, полноправных граждан в машине оказалось четверо: Весельчак, Ловкач, я собственной персоной, и старый дружок нашего мецената, о котором мне стало известно лишь то, что его звали Анзор. В пути Весельчак всецело завладел вниманием нашего маленького общества. Словоохотливый человек и отличный рассказчик, он без устали болтал о пользе полноценного и разнообразного питания, разбирал по косточкам достоинства и недостатки самых различных ресторанов, хинкальных, закусочных и придорожных харчевен; знакомил нас с деловыми биографиями директоров этих уважаемых заведении, с большим знанием дела говорил и о доходах этими заведениями приносимых, и о том, кому из теневиков сколько перепадает; вспоминал о былой своей удали, когда слопать два десятка большущих хинкали и закусить их парочкой кебабов ему бывало раз плюнуть; рассказал об эволюции своих вкусов, о застольных безумствах в подземных кабачках и купатных, расположенных по всему протяжению проспектов Плеханова и Руставели, и, конечно же, о незабываемых пирушках в Шиндиси и Бетании; о деньках давно минувших, когда верхом блаженства ему и его верным мушкетерам представлялись кутежи в местечке Пантиани, что чуть повыше и подальше Цхнетских лесов и рощ, и о временах нынешних, когда вкус его в надлежащей мере способен усладить лишь только пир в таком расчудесном местечке, как Ахалдаба, куда мы, как немедленно выяснилось, и направляемся. Услышав это, наш попутчик Анзор сладострастно и смачно цокнул языком, и сразу стало ясно, что через часок-другой всем нам в полной мере предстоит насладиться волшебствами кудесников жаровен и чародеев сковородок. И я, и Ловкач, были, разумеется, не прочь вкусно поесть, а наши молодые желудки работали тогда вполне исправно. Так что при всей нашей - по крайней мере, моей - преданности светлым идеалам социальной справедливости, кулинарная тема, столь детально развитая Весельчаком в салоне его автомобиля, никак не могла оставить нас равнодушными. Мы с энтузиазмом поддерживали беседу и подкидывали Весельчаку все новые и новые вопросы, на которые он охотно нам отвечал. Мы ведь понимали, что на тот день сами лишили себя выбора и потому сочли возможным чуток смирить гордыню, - хотя и не сомневались, что миг отмщения обязательно наступит и мы сделаем все, что в наших силах дабы его приблизить.

   Не знаю как Ловкач, но об этой Ахалдабе я раньше и слыхом-то не слыхал. Что там Ахалдаба, мне и в Пантиани-то довелось "хинкальничать" один-единственный раз, а ведь Весельчак давным-давно прошел там свои университеты. Мне даже обидно стало, живешь вот так и живешь, и не замечаешь чем богат мир, так ведь можно и жизнь проморгать! Совсем расхотелось думать о том, зачем мстить Весельчаку, который мне никогда ничего дурного не делал. Зато у меня распалилось гастрономическое воображение - я живо представил, как дымятся на подносе густо посыпанные черным перцем сочные хинкали и мне безумно захотелось есть. "Мерседес" быстро мчался по Нижней Хевсурети. Вскоре за окном промелькнуло крупное селение Жинвали, а затем и деревня Ананури со своей известной средневековой крепостью. Затем, немного не доехав до горного курорта Пасанаури, машина свернула направо, и, одолев мост, выехала на тянувшуюся вдоль левого берега Арагвы проселочную дорогу. Колеса под нами сразу немилосердно задрожали, но через пару минут мы наконец остановились на широкой заасфальтированной площадке. Выйдя из машины и оглядевшись вокруг, я увидел несколько приземистых и легких строений, отстоявших друг от друга на довольно значительном расстоянии. Итак, мы прибыли в загадочную Ахалдабу.

   Это небольшое селение легкомысленно раскинулось на берегу пенистой горной реки, там где чистый и прохладный воздух умиротворяет разгоряченное пыльными буднями лицо городского жителя, властно напоминая ему о том, что, несмотря на все ухищрения современной цивилизации, человек такая же плоть от плоти насыщенной живописными красотами дикой и необузданной природы, как и сильная хищная птица, как орел, в эту самую минуту царственно парящий высоко в здешних небесах. Сама река, впрочем, нам с площадки не была видна, но зато мы отлично слышали ее искрившийся свежей мощью гул. Оставив, как и было предусмотрено, водителя рядом с автомобилем, мы под мудрым водительством Весельчака двинулись по истоптанной дорожке вперед, и, пройдя между двумя соседними строениями, стали спускаться вниз по узковатой, изогнутой как змея, но добротно выструганной деревянной лестнице, конец которой невозможно было углядеть сверху. Но вот, спуск, к общему облегчению, закончился, и нашему взору открылась и сама река, и вся панорама уютного прибрежного ресторанчика. Он совсем не походил на типичное заведение общепита той эпохи. В стоявшем поодаль крытом помещении здесь, насколько я мог заметить, располагалась лишь кухня (ее-то я сразу приметил, ибо вкусный запах жареного мяса мигом растревожил мне ноздри), столики же были разбросаны прямо перед нами - частью под полотняными навесами, частью под сенью высоких раскидистых деревьев, частью же просто под открытым небом, но все же - по мере возможности - в тени. Отсюда, между прочим, следовало, что в непогоду ресторан не работал, или же работал вполсилы, но зато в хорошую... За сезон в этих краях наверняка набиралось немало солнечных дней, и так, наверное, приятно бывало укрывшись от летнего зноя под тенистой листвой, посидеть здесь с друзьями за чаркой доброго вина, и, радуясь шумному кипению каменистой Арагвы, произносить приличествующие восторженному состоянию духа и тела велеречивые тосты. И пусть мы явились сюда в самом начале сезона, но пыл наших желудков остудить было не так-то легко и просто. В общем, Весельчак выбрал один из стоящих ближе к крутому и ниспадающему к берегу реки склону столиков и громогласно подозвал официанта. Уже через несколько томительных секунд к нам подбежал худой долговязый парень в не первой свежести фартуке, и, приветливо улыбнувшись, изготовился исполнить любое наше гастрономическое пожелание.