Царь (СИ)

— Верно, — загудел кто-то справа от князя, — худородных гнать в шею, житья от них не стало!

— Пушкарева на кол! — раздался голос с другого конца стола.

— Немцев гнать!

— Вельяминову голову срубить! Это он надумал этого иноземца нам на шею посадить.

— Тиха! — ощерился Хованский, — вы еще Ивана Мекленбургского не одолели.

— Ничто, дай срок.

— Да я-то дам, а вот он даст ли вам? Сейчас, того и гляди ворота распахнуться да ярыги из приказа Ивана Никитича Романова нас всех и похватают.

— А за что? Грамотки у нас той сейчас нет, доказательств никаких не будет… или ты донести захотел? Так мы быстро…

— Не пугай, Борис Михайлович, пуганный я! Доносить не стану, да только скажу, что не получится у вас ничего. Побьют вас царские ратники, как пить дать побьют.

— А мы, как царь Владислав к Москве подойдет, мы в набат ударим, и ворота ему откроем!

— Это другое дело, — задумался князь, — а если не подойдут ляхи к Москве?

— Как это?

— Обыкновенно. Ударит по ним царь, да и побьет всех разом. Он на такие шутки мастер.

— Польское войско в чистом поле не одолеешь!

— Как знать. А что об сем деле святые отцы думают?

— А им на что знать?

— Эх, князь Борис, такой простой вещи и не понимаешь. Без церкви то и не получится у тебя ничего. А митрополит Сильвестр, сам знаешь, во всем его руку держит. Как же ты в набат ударить собираешься?

— Иона есть.

— Тьфу, ты что совсем дурак?

— Чего лаешься?

— Меня в ту пору в Москве не было, а я и то знаю, что митрополита Иону тогда у воровских казаков люди Ивана Мекленбургского отбили. Ты думаешь, он такое забыл?

— Что с того, нас в ту пору всех могли побить.

— Верно, могли, и сейчас могут. Так что пойду я бояре, бывайте здоровы.

— А…

— А вот как подойдет Владислав к Москве, так и поговорим.

Князь поднялся и, обозначив хозяину и собравшимся легкий поклон, двинулся к выходу.

— Донесет, — прошептал на ухо Лыкову незаметно подошедший Телятевский.

— Нет, не успеет, — покачал головой боярин, — пусть идет покуда.

После ухода Хованского, засобирались и остальные гости. Расходились по одному, таясь. В горнице остались только сам Лыков, Телятевский, да молодой Щербатов.

— Боятся, сукины дети, — с нескрываемой злобой пробурчал Телятевский.

— А ты разве не боишься? — пожал плечами князь.

— Меня ищут.

— А кто тебе виноват? Уж коли берешься за дело — так делай, а не умеешь, так и не берись. Виданное ли дело на божьего человека напасть?

— Знал бы ты, кем этот божий человек прежде был!

— А я все знаю. И то кем он раньше был, и чем занимался, когда его царь Ивашка на службу к себе переманил, и даже догадываюсь, за каким делом он его на сей раз посылал. Не знаю только за каким бесом, ты напал на него со своими холопами. Что молчишь-то?

— Не хотел я того.

— Так ясное дело, что не хотел. Ты там со своими татями грибы собирал, а Мелентий, ни с того ни с сего, семь раз на нож упал.

— Не куражься, боярин, невесело совсем.

— А с чего ты взял, что я веселюсь? Только ты ведь не рассказываешь ничего, вот мне и приходиться скоморошить на старости лет.

— Да что тут рассказывать-то. Глупо получилось, на постоялом дворе встретились случайно. Мы уж уезжали, а они только появились. На час бы разминуться, так ничего и не было бы.

— А коли встретились, так непременно убить надо?

— Да вещи мои холопы выносили, а среди них одна приметная была. А это этот черт в рясе, да и заприметил.

— Так, что с того, сказал бы, что купил по случаю или в походе с добычей взял.

— Да кабы он спросил, я бы так и ответил. Но ведь он, идол глазастый, посмотрел просто, да и рожу отвернул. А я сразу понял — признал собачий сын! И теперь не будет мне покоя, ни днем, ни ночью.

— Что хоть за вещь?

Телятевский насупился, опасливо поглядел на сидевшего с отсутствующим видом Щербатова, но поняв, что делать нечего подвинулся вплотную у Лыкову и прошептал несколько слов на ухо. Боярин от услышанного даже руками развел, дескать, ну и сарынь же ты, любезный. Впрочем, пока им было не до выяснения отношений.

— Вот что мил человек, иди ка покуда в людскую, да глаза не мозоль. Не надо чтобы тебя видели.

Дождавшись когда тот выйдет, Борис Михайлович подошел к замечтавшемуся княжичу. Тот поначалу не обратил на него внимания, но затем понял оплошность и тут же вскочил.

— Чего встрепенулся Митя, — спросил немного насмешливо боярин, — али сон сладкий видел, да пробудился?

— Нет, князь, не сплю я.

— Уж я вижу.

— Правда, не сплю!

— Ладно, дружок, не серчай на старика, если что сказал не так.

— Да что ты, Борис Михайлович, как можно! Я тебя за место родного батюшки почитаю.

— Это правильно, старших почитать надобно. Ты мне вот что скажи, тебе в Кремль скоро ли?

— Да еще сегодня надо было, а я к тебе заехал, да загостился…

— Сегодня не надо, сегодня ничего не готово. Да и на воротах тебя не записали.

— Как так?

— Да так, в чем то царь Ивашка прост до дурости, а в чем-то хитер, аки змей. Это же надо догадаться, на всех воротах подьячих поставить, да всех кто въезжает, да отъезжает записывать. И не только бояр набольших, но и всякого рода людишек. Телятевский вот на этом и погорел, ему бы дураку круг описать, да с другой стороны в Москву въехать. И кто бы тогда знал, что он поблизости от того места был, где на Мелентия напали?

— А кто этот Мелентий?

— Да так, человек божий. До пострига, правда, рати в бой водил, да и иными делами занимался, а потом, когда жарко стало, от мира ушел, да иночестве схоронился. Хитер, нечего сказать.

— А меня, почему не записали? — вспомнил княжич.

— Да потому, что ты со мной был, а за моими холопами тебя и не заприметили. Но то ладно, завтра, свою грамоту в Кремль доставишь.

— Это что, сегодня и погулять можно?

— Я тебе погуляю! Еще чего доброго на Панина набредешь, он как раз рядом рыщет.

— Ищет кого?

— Да вот его и ищет, — хмыкнул боярин, показав глазами на дверь в которую вышел Телятевский.

— Борис Михайлович…

— Что тебе?

— А отчего ты царя — Ивашкой кличешь?

— А кто он, Митя? Какой с него царь? Ни благолепия в нем византийского, ни стати царской. То на коне скачет, то в Кукуй к своей курве немецкой бегает. То школы свои бесовские выдумывает, то из пушек палит. Разве таковые цари бывают? Да и крови в нем Рюриковой нет.

— Как это?

— Да так, я у немцев справлялся. Не родня его пращур Никлот с Рюриком! Это он сам, собачий сын, вместе с Никишкой Вельяминовым придумал!

Услышав имя царского ближника, Щербатов помрачнел, затем немного помолчав, снова повернулся к боярину.

— А что с Вельяминовыми будет?

— Да чего с ним станется, — усмехнулся Лыков, — на башку укоротим, только и всего.

— А с сестрой его?

— Тьфу, нашел, о чем печалиться. Или по нраву пришлась бесстыдница эта? Так возьми ее к себе в холопки, да и дело с концом!

— Да как можно!

— А так! Если мы Ивашку скинем, то до той поры как Владислав на царство венчается, нам все можно будет. Да и потом так же. Хотя если не хочешь в холопки, так женись. Ей сироте худородной, если брата лишится куда деваться?

— Это другое дело, — задумчиво протянул княжич.

— Ладно, Дмитрий, утро вечера мудренее, ступай себе с богом спать. Вот сделаем дело, так и женишься…

— Спаси тебя Христос, боярин, — поклонился Щербатов и вышел.

Лыков задумчиво посмотрел ему в след, огладил густую бороду, и, буркнув про себя: — "если доживешь", — пошел спать.

Тем временем в Кремле, несмотря на позднее время, принимали дорогого гостя. Днем, к сожалению, как-то не получилось, то одно навалится то другое, но тут уж как говорится, лучше поздно, чем никогда. А гость и вправду был важный. Столицу посетил не кто-нибудь, а сам "именитый человек" Андрей Семенович Строганов. Главе баснословно богатого рода было около сорока лет. Не будучи формально дворянами, они имели огромные вотчины со слободами, селами и деревнями в которых проживало множество зависимого от них народа. Смута обошла их владения стороной, так что за время ее положение рода только укрепилось. Сами они в ней никак не участвовали, но исправно снабжали деньгами сначала Шуйского, потом ополченцев Трубецкого, затем Минина и Пожарского. Возможно, кстати, что не только их. Посылали деньги и мне, для организации похода на Смоленск, правда, немного, всего две тысячи. Потом, конечно, спохватились и добавили, только я к тому времени уже получил рижскую контрибуцию и большого восторга не высказал. Сообразив, что накосячили, братья Строгановы какое-то время сидели тише воды и ниже травы, но не было бы счастья, да несчастье помогло: приключился в тех местах бунт. Вообще, восстания в тех местах случались регулярно. Причиной чаще всего были злоупотребления местных воевод, но иной раз могло полыхнуть вообще непонятно из-за чего. Что послужило причиной в тот раз, я так до конца и не дознался. Вроде бы, был давний спор между двумя деревнями из-за выпасов, в один прекрасный день закончившийся мордобоем, перешедшим в смертоубийство. Тогдашний казанский воевода князь Долгоруков недолго думая прислал вооруженный отряд, который и навел порядок. Дело в общем житейское, всяко бывает. Но вот дальнейшие события заинтересованными сторонами описываются по-разному. Со слов князя Владимира Тимофеевича, темные татары, в силу своей природной злокозненности, не сумели оценить его милосердия и взбунтовались противу своего государя. Интересно я-то тут при чем? Другие источники утверждают, что ратники Долгорукова в процессе наведения порядка, обе деревни немного пограбили, и что еще хуже, кто-то из них лишил девства местную девку. Как это обычно бывает, пошли слухи и вскоре высеченные обыватели превратились в злодейски умерщвлённых, ограбленные деревни в сожжённые. Что же касается тамошних представительниц прекрасного пола, то согласно этим слухам, они были поголовно обесчещены, включая грудных детей и древних старух. В общем, нет ничего удивительного, что вскоре волнения перешли в открытый бунт, к которому немедля присоединилась вся округа. Князь спешно вернулся в Казань и принялся собирать войска, а к бунтовщикам тем временем подошли на помощь черемисы, башкиры и бог знает кто еще. Восстание ширилось, Долгоруков заперся за крепкими стенами и слал слезные просьбы о подкреплениях, а отдельные отряды восставших добрались до строгановских владений. И, похоже, что именно это и была главная ошибка бунтовщиков. Братья Строгановы немедленно собрали все наличные силы и в жестокой сече наголову разгромили их, после чего правительственные войска смогли-таки справиться с ситуацией. Посланный туда с расследованием думный дворянин Минин в числе прочего выяснил, что деревеньки, из-за которых разгорелся сыр бор, стоят целехоньки, а в отличие от тех сел и слобод которые пожгли борцы за народное счастье. Но как бы то ни было, Строгановы с ситуацией справились и правительству помощь оказали, так что оставлять без награды их было нельзя. Собственно потому я и пригласил главу клана в Москву. Конечно, по-хорошему следовало устроить пышный прием и в присутствии Думы осыпать его милостью, но я решил прежде поговорить с "именитым человеком" с глазу на глаз.