Смоленский поход (СИ)

Надобно сказать, дело свое пан хорунжий знал и соваться через речку без разведки не стал. Для начала он дождался, пока соберется весь его отряд с небольшим обозом. Несколько человек тем временем проверили брод, затем придирчиво осмотрели прилегающие заросли и убедились в отсутствии засады. Затем через реку переправились две хоругви, а остальные, приготовив оружие, охраняли свои возы. Я в это время наблюдал за их маневрами в подзорную трубу стараясь определить самый удачный момент для нападения. Наконец, пан хорунжий решил, что пора переправлять обоз и погонщики погнали телеги к речке. Как я и предполагал именно в этот момент Михальский и выбрал для удара по врагу. Сначала раздался нестройный залп казаков подобравшихся к полякам поближе, а затем Корнилий повел свое воинство в атаку. Хотя возы, за которыми можно было укрыться, были уже в воде, противнику удалось отбить первую атаку казаков. Свою роль сыграло то, что мушкеты поляков были подле них с зажженными фитилями, а казаки чтобы не выдать себя начали атаку только с кремневыми ружьями и пистолетами которых было совсем немного. Впрочем, многие из атакующих стреляли по врагу из луков, осыпая его тучей стрел. Находившиеся на другом берегу ляхи, разумеется, собрались на берегу готовые поддержать своих товарищей огнем и помочь им вытащить из воды телеги с добром. В этот момент я махнул рукой и спешенные драгуны, до поры прячущиеся в близлежащих зарослях, начали движение, выставив перед собой ружья, а пушкари выкатили пушки. Убедившись, что все готово я переглянулся с Каролем и тихонько выдохнул: — фоер. Получив команду, пушкари открыли рты чтобы не оглохнуть, и вжали фитили в затравки. Пушечный залп прогремел как гром среди ясного неба и каменные ядра ударили в толпящихся на берегу врагов. Жалобно закричали раненые и покалеченные, испуганные лошади взвивались на дыбы, сбрасывая своих седоков, а по удержавшимся в седле открыли огонь драгуны. И в довершение разгрома на мечущихся в панике жолнежей с ревом налетела кованная рать. Бой мгновенно превратился в резню и лишь небольшая часть поляков попыталась вырваться из западни снова налетев на залп картечью в упор. На другом берегу поляки заметили, что их авангард подвергся разгрому и когда Михальский снова повел своих казаков в атаку стали бросать оружие сдаваясь.

Успех был полный, большинство поляков полегло в бою вместе со своим командиром, а нам достался весь польский обоз, три сотни пленных, много оружия и коней. С обозом, правда, пришлось повозиться, вытаскивая телеги из реки, но мы справились главным образом благодаря пленным. Вытащив припасы можно было обсушиться, отдохнуть и приготовить горячую пищу. Последнее было особенно приятно, учитывая что взятые с собой припасы почти подошли к концу.

— Как дела Корнилий? — Спросил я у Михальского принюхиваясь к запаху доносящемуся от котлов.

— Как видите, ваше величество, мы снова победили.

— Справился бы ты, как же, кабы мы не поспели, — беззлобно подначил его я.

— Я не сомневался, что вы предпримете что-нибудь в этом роде, — пожал плечами он, — но право же, я не ожидал что вы лично поведете ратников. Мне казалось, у вас нет недостатка в толковых командирах на которых можно было возложить эту задачу.

— И ты туда же, — махнул я рукой.

— Я тоже полагаю что вам следовало бы воздерживаться от таких приключений мой кайзер, — поддержал Михальского фон Гершов.

— Удержишь его, как же, — пробурчал на эти слова Вельяминов.

Несмотря на досаду вызванную словами своих ближников, я почувствовал как в глубине души поднимается теплое чувство. Было видно что мои соратники действительно заботятся обо мне и это было чертовски приятно. Надо было что-то ответить друзьям, но ничего не приходило в голову. Наконец затянувшееся молчание прервал какой-то сдавленный крик и всплеск воды, на который мы все дружно оглянулись. Как оказалось, беда приключилась с моим многострадальным рындой. Неясно за какой надобностью пошедший к воде Миша Романов поскользнулся и несомненно утонул, если бы рядом не случился Федька Панин вытащивший бедолагу на берег и не давший пропасть, таким образом, христианской душе.

— Миша, горе ты мое луковое, — проговорил я, — ну какая нелегкая тебя к воде потянула, и где холопы твои? Ладно, чего причитать, ну как кто тут есть разденьте стольника, да натрите вином хлебным, а то занедужит, не дай господи. Ну и внутрь, разумеется, пусть примет и спасителю не забудьте.

Буквально через пару минут все было исполнено и раздетый донага и растертый водкой рында, завернувшись в рядно грелся у костра застенчиво улыбаясь. Его спаситель грелся рядом тоже переодетый в сухое. Впрочем, Панин пострадал куда меньше боярича. Как раз к этому моменту поспела каша и скоро мы все дружно поочередно черпали ложками ароматную кашу из стоящего между нами котелка.

— Эх, — немного удивленно спросил Романов когда мы насытились, — где же такое видано царь вместе со всеми хлебает кашу, будто простой ратник.

— Это все оттого, — отвечал я с набитым ртом, — что кравчий у меня безалаберный.

— Это как же, — изумился Никита.

— Да вот так, кабы он государю своему поднес чарочку, тот бы глядишь и расхрабрился и нагоняя слугам своим нерачительным дал, за то, что чести его царской не блюдут. А по трезвому что же, каши дали и слава богу!

— Государь, да как же я тебе налью чарку, когда ты сам запретил в походе бражничать? — Изумился мой кравчий, — да и кто тебе ее подавать будет, когда у нас один стольник, да и тот голозадый в дерюгу завернулся.

Собравшиеся вокруг услышав что говорит Вельяминов дружно заржали, над смутившимся Мишей. Тот, покраснел, как красна девица и сконфуженно замолчал.

— Хотя Никита Иванович если не пьянства для, а здоровья ради, то и не грех. Ну-ка налей стольнику и спасителю его ради согрева.

Кравчий не чинясь достал сулею и два серебряных стаканчика и на булькал в них вина.

— Михаил-ста и Федор-су, царь жалует вам по чаше вина, — провозгласил он торжественно.

Награжденным ничего не оставалось как подняться и поклонившись в мою сторону выпить их содержимое.

— Однако вина мой кравчий не больно много с собой взял, посему объявляю, что больше никому наливать не будут, пусть в воду не сигают, — продолжил я смеясь.

Собравшиеся вокруг снова встретили мои слова взрывом хохота, а я, подвинувшись к Романову, пояснил ему вполголоса.

— Так уж у меня заведено Миша, что в походе я от своих ратников никакого отличия не имею. Они сыты, значит и я сыт. У них в сумах пусто, значит, разобьем врага, а потом вместе и поедим. Так-то вот.

— Спасибо государь за науку, — поклонился мне рында.

— Да не за что, давайте спать ложится. Завтра вставать надо рано, да в Ржев наведаться, а то там ляхи совсем зажрались… в смысле, заждались нас.

Тем временем, одежда Романова просохла над костром и он конфузясь стал одеваться.

— Эх, Миша — Миша, — покачал я головой. Где же ты такую челядь набрал? Тебя кой час уже нет, а они еще и не хватились! Ладно, ложись где-то здесь, да вон хоть с Федькой рядом, а утром разберемся, где твои холопы. А чего, он тебе на ночь расскажет, как до девок ходил, по нему, видать, он злой до девок-то! Ведь злой Федя?

— Нет, государь, я смирный, — постным голосом отозвался Панин, — сызмальства все больше постом, да молитвою пробавляюсь.

— О, как, — протянул я, — тогда понятно как ты ко мне попал. Я ведь сам такой, все больше постом и молитвой. И Кароль вон тоже молитвенник не из последних, а уж если вспомнить, как Анисим в Мекленбурге молился, ведь малым делом чуть лоб не расшиб! Ну ладно, раз про девок никто не хочет рассказывать, давайте спать.

Поднявшись рано утром чуть свет, я велел седлать коней. Михальский, правда встал еще раньше меня и успел уже вернуться из разведки.

— Все спокойно, государь, — доложил он.

— То-то что спокойно, надо к Ржеву идти не мешкая, а там и возвращаться. Далековато мы от своих оторвались.

— Всегда бы вы, ваше величество, были так осторожны и рассудительны, — не преминул указать мне мой телохранитель.