Цвет надежды

— Наверное, он все же любил тебя, — неуверенно произнес Том. — Отец ведь должен любить. Разве нет?

— Должен. Наверное, — отозвался Драко, разглядывая мелкий рисунок на одеяле.

— Можно последний вопрос? — чуть слышно произнес мальчик.

Драко кивнул, не поднимая головы.

— Если бы ты мог выбирать, ты бы вернул его?

Драко на миг задумался. Взгляд человека, никогда не выражавший одобрения, всегда лишь досаду и холодность. А потом в памяти всплыла башня и…

— Да, — уверенно произнес Драко. — Я… вернул бы… Если бы мог.

И с удивлением понял, что ни капли не лукавил, произнося это. Он вернул бы Люциуса. И, возможно, хоть раз высказал бы ему все, что думает. Не Темному Лорду, а ему. И услышал бы наконец объяснение. Циник, прочно обосновавшийся в его юной душе, расхохотался: «Он метнулся спасти не тебя — оружие Темного Лорда!». Но вдруг сильнее этих насмешек в душе прозвучал голос маленького мальчика: «Он — твой отец. И он пытался защитить сына. Тебя».

И Драко — недолюбленный ребенок — предпочел услышать мальчика.

Он поднял взгляд на Тома. Тот неуверенно улыбнулся, как-то неловко поерзал на стуле, а потом протянул юноше открытку, которую до этого старательно прятал за спиной. Рисование явно не относилось к талантам юного слизеринца, но Драко невольно улыбнулся. Уголок открытки был обтрепан: наверное, Том от волнения мял его, пока прятал. От ярких красок хотелось зажмуриться. Драко даже не рассмотрел, что это. Он просто протянул руку и искренне произнес:

— Спасибо.

— Не за что. Я… не очень умею рисовать, — смущенно шмыгнул носом мальчик.

— Ну, это поправимо. Так насчет чего ты хотел посоветоваться?

Драко пристроил пеструю открытку к букетику Нарциссы.

— А я уже! — бодро откликнулся мальчик.

— Уже? — прищурился Драко. — В процессе вот этой непонятной беседы?

— Ага, — мальчик кивнул.

— Ну ладно. Хорошо, если так.

— Я потом расскажу тебе. Ты пока… отдыхай.

Том ушел, а Драко устроился поудобнее и стал размышлять. Лорд жив. Отец погиб. От этой мысли стало тоскливо. Драко не знал, чем помог этот разговор Тому, но ему самому стало… пусто и неуютно. Словно он что-то не успел. Не спросил. Не понял.

Итак, на нем заклятие. Древняя магия… Нужно непременно найти об этом всю информацию, которая только существует. Наверняка в имении был экземпляр. Только где искать? Нарцисса должна знать. Или же, если в имении нет… Мысль о Марисе отозвалась тупой болью. Уж она бы не стала увиливать от ответа. Знать бы обо всем этом раньше, когда можно было нагрянуть в поместье Делоре и задать прямой вопрос. Драко привычно коснулся рукой груди, отыскивая дракончика, и не нашел. Ладонь метнулась под пижаму, и только тут он вспомнил, что сам снял медальон. И эта, казалось бы, мелочь едва не заставила разреветься впервые за столько лет. Драко сжал кулак так, что хрустнули суставы. Ему стало холодно. Словно стылый ветер проник сквозь каменные стены прямо в душу, и теплое одеяло уже не могло согреть. Это же не плед в рыжих котятах. Юноша вздохнул и зажмурился. Он не должен думать о Грейнджер. Не сейчас. У него хватает других проблем. Ему нужно позаботиться о Нарциссе. В Хогвартсе она в безопасности, но надолго ли это? Зимние каникулы начались. Не сегодня-завтра придется возвращаться в имение, думать о новой защите, решать, что делать дальше. И решать — ему. Только сейчас Драко осознал, что все эти годы Люциус худо-бедно сохранял благополучие семьи. Да, за это приходилось платить свободой выбора, но они жили в достатке и в относительном мире. До того, как Люциус попал в Азкабан, самое плохое, что перепадало их семье, — шепоток за спиной, который, впрочем, быстро смолкал, стоило сделать пару крупных пожертвований. Чего это стоило самому главе рода, Драко не задумывался. А вот теперь придется. Без совета… без поддержки…

Юноша посмотрел в потолок. Спустя пару минут услышал легкие шаги и почему-то сразу определил, что это Снейп. Его пружинящая походка. Драко повернул голову в сторону раздвижной створки, ожидая посетителя.

Северус Снейп осторожно отодвинул ширму и, увидев, что Драко не спит, вошел внутрь, оставив зазор.

— Как ты себя чувствуешь? — голос профессора был резок.

— Спасибо. Хорошо.

Снейп сел на стул для посетителей и сцепил руки в замок.

Драко почти физически ощущал волны раздражения, исходящие от зельевара. И отчетливо осознавал, что сам является причиной этого раздражения. Однако Снейп молчал, поэтому Драко заговорил первым, справедливо рассудив, что спасать, а потом казнить его вряд ли будут.

— Как профессор Дамблдор?

— Вашими молитвами, мистер Малфой!

Драко невольно поежился от холодного тона. Посмотрел на свою руку, теребящую одеяло, и спросил:

— Почему?

— Что «почему»?

— Почему вы злитесь?

— Ты не догадываешься?

Драко опустил голову еще ниже.

— Ты — мальчишка! — в сердцах выдохнул Снейп, и Драко почувствовал, как кровь приливает к щекам. Это же он слышал от отца несколько месяцев назад.

— Неужели так сложно было хоть на миг включить мозги, а уже потом вытворять черт-те что?

— Я… я не вытворял.

— А кто же вытворял, позволь полюбопытствовать?

— Я думал…

— Ты не думал, Драко! Думающий человек никогда так не поступит.

Драко вскинул голову.

— Я хотел, как лучше, — отчеканил он.

Юношу раздражало, что Снейп отчитывает его, как сопливого мальчишку. Он ему не отец, в конце концов. Он…

— Лучше кому? — негромко спросил зельевар, глядя в глаза своего старосты.

Драко помотал головой, признавая поражение. Снейп прав. Кому сегодня было бы лучше? Нарциссе? Снейпу? Кому?

— Я… не знаю, — наконец выговорил он.

— То, что ты сделал, Драко, это…

— Я понял, профессор.

— Ничего ты не понял. Ни-че-го, — Северус Снейп посмотрел в потолок. — Твоя мать готова была пожертвовать собой. Знаешь, почему?

Драко молчал, не поднимая головы.

— Потому что ты — самое дорогое и важное, что у нее осталось в жизни. И ты вот так вытер ноги об этот поступок.

Юноша на миг сжал переносицу, а потом резко вскинул голову.

— Да как же вы не понимаете! — яростно прошептал Драко, сжимая кулаки. — Это же заклинание. Это… Меня хотели использовать. Просто использовать. И захотят снова. Я был рожден для этого. Я — лишь оружие! Я — ничто! Понимаете? — он сорвался на крик.

Звенящий мальчишеский голос эхом отразился от каменных стен и потерялся в высоких сводах. Северус Снейп молча переждал вспышку ярости, а потом тихо произнес:

— Ты — человек, Драко. Думающий. Волевой. И то, кем ты станешь, зависит только от тебя. Ты получил бонус этим заклинанием и право использовать полученное так, как сочтешь нужным.

— Мне не давали этого права, — Драко сжал переносицу.

— Так возьми его сам, — спокойно ответил зельевар. — Все в твоих руках.

— Вы действительно в это верите? — горько усмехнулся Драко. — Я не знаю об этой силе ничего, а Лорд знает все. И… как с этим дальше?

— Разумеется, я верю в то, что сказал, — мужчина впервые улыбнулся. — Лорд узнал об этом заклинании из древних книг. И поверь, его экземпляр не был единственным. А теперь подумай сам кто из вас в выигрыше? Ты, со своей сегодняшней осведомленностью и знаниями, которые еще приобретешь, или Лорд с его сорвавшимися планами?

Драко потер лоб. В словах Снейпа была логика.

— И вообще, — продолжил мужчина, — жизнь удивительная штука. И порой она подбрасывает такие сюрпризы, что начинаешь всерьез верить в чудо.

— В магию?

— Нет, Драко. В чудо.

— И это говорите вы?

— Да.

Драко смотрел на мужчину, точно видел впервые. На лбу профессора пролегла напряженная складка. Мужчина выглядел бледным и усталым, но где-то в глубине карих глаз светилось что-то новое. Точно что-то изменилось за этот странный день, длинною в целую жизнь. Что-то произошло с ними всеми. Драко вдруг подумал, что утро в музыкальной гостиной, когда он касался пальцами старых клавиш, было нереально давно. Словно в прошлой жизни. В жизни, в которой он еще мог испытывать страх перед неизвестностью и обжигающую боль от ее слез. Драко вздохнул. Неизвестность сменилась мокрым снегом, пронизывающим ветром и… кучей информации, с которой теперь придется как-то жить. А она? Она осталась в том, ушедшем дне. Драко прислушался к себе. Кроме пустоты — ничего. Словно какая-то часть его самого тоже осталась в прошлой жизни. И той части, наверное, было хорошо. Ведь она могла что-то чувствовать, во что-то верить. И ей не нужно было осмысливать все заново.