В третью стражу. Трилогия (СИ)

   - Не надо за город. Есть у меня... - Олег, больше похожий теперь на немца или какого-нибудь скандинава, достал сигарету, покрутил в пальцах, что-то обдумывая, но не закурил. - Запоминайте адрес. Угол Керкстраат и набережной Амстель, третий этаж. Встреча через два часа. И это... Проверяйтесь там по дороге! О чем говорю, понятно?

   - Не извольте беспокоиться, герр немец! - хохотнул явно довольный поворотом разговора Федорчук. - Хвоста не приведу! - и, прислушавшись к шумам из коридора, быстро вышел, прикрыв за собой дверь.

   - Иди! - кивнул Степан. - Иди, не маячь. Проверюсь, не беспокойся.

***

   Кое-кого в столицах нескольких европейских государств, узнай они об этой встрече, наверняка хватил бы "кондратий". Каждый из собеседников, оказавшихся в середине дня первого января 1936 года за старым круглым столом в крошечной гостиной квартиры на третьем этаже дома, что на углу Керкстраат и набережной Амстель - как раз напротив моста Маджери Бруг, без труда назвал бы пару-другую имен кандидатов на удар, а может быть, и на расстрел. Впрочем, случись огласка, им - троим - не поздоровилось бы в первую очередь. Причем, расстрел в этом случае мог оказаться не самым худшим исходом.

   - Прослушки здесь нет, - взглянув в напряженные лица собеседников, сказал по-немецки хозяин квартиры. - Сам снимал несколько дней назад, и никому еще ничего об этой точке сообщить не успел, но орать все-таки не следует, и лучше обходиться без имен. Нынешних, я имею в виду.

   - Ну, прям как в анекдоте, - неожиданно хохотнул Матвеев, явно испытавший облегчение при словах хозяина. - Встретились как-то англичанин, русский и немец...

   - Жид, хохол и кацап тоже справно звучит, - поддержал шутку, переходя на украинский вариант русского, Федорчук.

   - Шутники! - сказал на это хозяин квартиры и, быстро написав на бумажке:

"

официально журналист, а на самом деле

гауптштурмфюрер СС, сотрудник Гейдрих

а

", с многозначительным выражением на лице подвинул гостям.

   - Ну, ты, Цыц, и конспиратор! - покачал головой "рафинированный англосакс" в твидовом костюме в ёлочку. Но сам, тем не менее, говорить вслух "о сокровенном" тоже не стал, а записал на той же бумажке: "

и я журналист, и

з

- MI-6

"

.

   - Ох, грехи наши тяжкие! - вздохнул Федорчук, делая свою запись. - И как же нас угораздило? Есть идеи, или об этом тоже нельзя вслух?

   - А тебе легче станет, если я рожу что-нибудь вроде "сбоя в мировых линиях" или о "пробое пространственно-временного континуума"? - Степан придвинул к себе листок, на котором под немецкой и английской строчками было выведено кириллицей

:

"

журналист и я, РОВС, НКВД

", и даже бровь от удивления поднял. - Ну, мы и попали.

   - Мы попали... - задумчиво пропел по-русски Ицкович и вытянул из кармана пиджака пачку сигарет.

   - Ты же, вроде, бросил? - снова удивился Матвеев.

   - Бросишь тут, когда полковое знамя спиздили, - усмехнулся не без горечи Федорчук и тоже потянулся к сигаретам. - Так что, профессор, так уж и никаких идей?

   - Идей море, - Матвеев-Гринвуд поднялся, и на сталинский манер прошелся по комнате, рассматривая простенькие литографии на стенах. - Конспиративная?

   - А то ж, - Ицкович встал и подошел к буфету. - Выпить кто-нибудь желает? - спросил он.

   Незаметно для себя все трое перешли на русский и говорили теперь гораздо свободнее, но голосов, разумеется, не повышали.

   - Вообще-то разговор на серьезную тему... - Степан с сомнением смотрел на извлеченную из буфета бутылку коньяка и очень характерно дернул губой.

   - А я, собственно, и не настаиваю, - пожал плечами Олег, который стал теперь настолько не похож на себя прежнего, что при взгляде на него у Матвеева дух захватывало. Впрочем, имея в виду, новую внешность Витьки и вспомнив, как выглядит сам, Степан эту тему решил "не расчесывать". И так на душе погано - хуже некуда, а тут, как назло, еще и ни одного знакомого лица. Но с другой стороны, лучше так, чем никак. Втроем все же легче как-то.

   - Ладно, - сказал он, увидев, как утвердительно кивает Олегу Виктор. - Плесни и мне немного.

   - Заметьте, не я это предложил! - довольно улыбнулся Ицкович, а вслед за ним "расцвели" и остальные.

   - А не может так случиться, что это бред? - осторожно спросил Федорчук, понюхав свою рюмку.

   - Коллективный? - уточнил Степан.

   - У меня бреда нет, - отрезал Ицкович. - Я себя проверил.

   - А это возможно? - сразу же заинтересовался Виктор.

   - Нет, разумеется, - Ицкович тоже понюхал коньяк, но пить не торопился. - Тут расклад настолько простой, что и говорить не о чем, но, пожалуйста, если уж так приспичило. Допустим, у меня бред, и все это, - он обвел рукой комнату и находящихся в ней людей. - Есть лишь плод моего воображения. Отлично! Но! Если бред настолько подробен, что внутри него я не только вижу и слышу, но и чувствую, то какая, собственно, разница, снится мне это или происходит на самом деле. Ведь если я обожгу палец, мне будет больно...

   - Это называется солипсизм... - как бы ни к кому конкретно не обращаясь, но достаточно внятно произнес Матвеев.

   - Можешь считать меня последователем Клода Брюне, - пожал широкими плечами "немца" Олег. - По факту же, я знаю, что я здесь и что вы тоже здесь. Что это значит для меня? Для меня - здесь и сейчас - это единственная реальность, данная мне в ощущениях, и, как это ни дико, мне даже неинтересно знать, каким макаром меня сюда занесло! Что для нас изменится, если мы поверим, что нас, и в самом деле, запихнула сюда юная креолка, читающая на досуге Чехова?

   - Какая креолка? - опешил Федорчук.

   - Красивая, - снова пожал плечами Ицкович. - На Фани Ардан похожа. Ну, помните, она меня ночью на улице поцеловала?!

   - Пить меньше надо! - покачал головой Матвеев. - Но, ты уж извини, Олежек, не было там никакой мулатки, креолки, или квартеронки. Но ты прав. Потому что старичок, которому мы сдуру, да с пьяных глаз чуть не полторы тонны евро отдали, в Хароны тоже не годится.

   - Какой старик? - почти в один голос воскликнули, донельзя удивленные, Федорчук и Ицкович. - Какой такой Харон?

   - Вы что, не помните старика? - подозрительно сузил глаза Степан. - И про деньги... и про желание?

   - Нет, - покачал головой Ицкович. - Постой! Витя, а у тебя кто был?

   - У меня... - Виктор провел пальцем по узким усикам, начиная уже догадываться, куда клонит Олег. - Разумеется, мужика в военной форме никто из вас ночью не видел?

   - Нет, а кто он? - с новым интересом поинтересовался Матвеев.

   - Прапорщик Прокопенко... он у меня в Афгане старшиной роты...

   - То есть, каждый из нас видел, что-то такое, чего не видели другие, - кивнул явно довольный своей проницательностью Ицкович. - Но даже если эти трое и заслали нас сюда, что с того?

   - Н-да, - Федорчук опрокинул рюмку, выдохнул воздух носом и закурил, наконец, сигарету, которую так и крутил в пальцах.

   - И без возврата... - кивнул Степан и тоже выпил. - Во всяком случае, исходить следует из худшего, - добавил он, возвращая пустую рюмку на стол. - Наши там, а мы здесь... навсегда.

   - А я о чем? - Олег загасил в пепельнице окурок и, вытряхнув из пачки новую сигарету, "обстучал" ее об стол. - Жены, дети... Если на этом зациклиться, мы действительно быстро спятим. Я "пятить" не желаю. Они живы, здоровы, а мы... Мы здесь. Из этого и надо исходить.

   - То есть, - по глазам было видно, что "белогвардейцу" Федорчуку, ох как, сейчас не сладко, но голос Вощинина звучал ровно. - Ты предлагаешь оставить Герцена за кадром, и сразу перейти к Чернышевскому?