Литургия Барбарисовой Живописи (СИ)

Локоны синхронно касались капель дождя. Ветер собравший вокруг себя тучи, приветствовал влажный рассвет. Тела обнаженным веером возлежали на хрустящей сочной траве. Они пролежали вдвоем и пережили мутоновую ночь, и они были готовы впустить в себя все торжество рассвета. Укрытые в симфонии тьмы, цвета постепенно распускались бутонами ярких пятен, на бежевом пространстве влажного дня. Полотно ослепительно чистой росы, ниспадая с небес, целовало тела двух параллелей пересеченных в неожиданной бесконечности любви. Они не думали о пропасти, которая была совсем близко, они просто принимали капли дождя прямо в кровь, в самую структуру себя, не меняя при этом состав ни его, ни свой.

- Зачем ты целуешь меня?

- Разве у капель дождя спрашивают, почему они падают вниз?

- Почему ты любишь меня?

- Не уже ли солнце может ответить, почему оно греет и зачем оно светит?

- Жить и понять, что ты спала. Проснуться и понять, что пора умирать! – Старость криво улыбнулось увядающей грустью.

- Не печалься. Лучше, хоть раз взглянуть на гроздья росы, чем умереть в пустыне и ни разу не слышать о них…

По раненым рекам разлук, хрусталики вечности прощались с волнами счастья, уплывая и  растворяясь постепенно в дремучих молекулах. Рассвет был настолько близок к родине, что казалось,  совсем скоро ударит в окно осколками первого света. Юность и Старость стояли над пропастью, и пропасть лежала перед ними. Такая гладкая и покорная, но все же пропасть! Шаг за шагом и в бездну. А что там? Там безысходность…

            Солнце сверкнуло лезвием восторга. Оно исподлобья грозовых туч, смотрело на всплывшие лепестки нежности и с завистью веков обронило скудные капли спонтанного дождя, после чего вновь отвернуло глаза от ненавистной любви.

У истоков волнения, Старость и Юность не двигаясь и не передвигаясь,  стояли в обнаженной тишине.

-  Ни звука, ни намека на чужой шепот или родной стон. Ничего, только ты и я, а вокруг голос пространства нелепостей и обвинений. – тихонько обращалась Юность к своей возлюбленной спутнице.    - Солнце больше не появится. Ему не по душе наша нежность. Однако данная несправедливость, совсем скоро навеет нам неловкое волнение.-   именно это неадекватное чувство, вынудило их распрощаться с очередным пространством. Они покинули его на заре или в начале заката. И они  нашли себе более белое и ласковое сочетание мира…

             Старость корнями прикоснулась к Юности и увидела весну.

- Интересно, переживу ли я еще одну весну?

- К чему, если сейчас весна бесконечна.

- Тогда я умру зимою. – определила Старость.

- Когда ты умрешь, не будет ни весны, ни зимы, ни осени, ни лета. Это будет простое Ничто, без имени и времени, без стихий и бесконечности. – Юность обняла лучами света старость и поцелуем отнесла их обеих на самый предел высоты. Пролетая над гнездом безмолвия, юность спросила у Старости:

- Почему отчаянье так боится смерти?

- Все боится смерти по одной простой причине: никто не хочет быть бездейственно мертв, не хочет быть обесточен навсегда. И больше всего нас всех пугает разочарование загробного мира в нас, а нас в нем.

- Но продолжение и движение есть во всех сущностях, это так очевидно! Чего же бояться?

- Возможно, однако никто так и не сказал утвердительно и безоговорочно, что это так, и что же в действительности там, после всего , что нам предстоит увидеть.

- Нам намекали. Нам предлагали множество вариантов. Но мы не восприняли ни одного из предложенного.

- Нам просто страшно.

- Нет. Нам просто нравится бояться. А сам страх, как двойное оправдание, перед миром известным и неизвестностью неведомого мира. – Юность прижалась к Старости и они просочились на самое дно океанов, где их ожидало раскаянье…

            Траектория красоты вне пошлого пространства. Категорическое отрицание внешнего покрова. Легендарные вспышки света и акриловые небеса! Юность растекалась густым нектаром на изогнутых губах увядания. Минуты и секунды рассыпались бисером на содрогающихся плечах. Неуязвимые и недоступные, они наслаждались свободой и неподдельной красотой. Красочные пейзажи малиновых холмов, сиреневых рощ и салатовых полей! Ни гроз, ни разлук, ни слова о смерти: это достаточно понимать, что бы впредь не говорить об этом. Листопад коралловых изяществ и град пушистого молчания, не преобладал, но имел место в их собственной вечности, которую они создали и выбрали сами.

  Кристаллический жасмин им пел прохладой горных водопадов. Воспаленные тела скрылись под светло-голубую тень. Нет, ни солнце утомило их, и томления не было в их сердцах. Им просто нравилась селекционная прохлада выдуманного севера.

  Остывающая кровь в горячих ласках Юности, была стабильна в температуре любви. Ни очищенная и не разбавленная – она была гибридом новых ощущений. Без пафоса и пыли, без сертификатов и конфетти – постаревшая кровь отделившись от общего сознания, продолжала циркулировать и не вразрез ему, но и не в пользу смерти. Ее было достаточно для функций нематериального тела, и было слишком много, для простого увядания. В самой сути старости протекало нечто большее чем кровь, но менее гениальное чем бессмертие…

- Ты слышишь, как воспаленно кричит небо? – Юность растворила облака и в синем пространстве, качая на руках умиленную Старость, услышала недопустимый для их мира отчаянный крик. – Кто-то вторит его слезам.

- Зачем нам столько зеркал?

- Осколками стекла, ты можешь разорвать небо. И вот не станет бесконечности. А если ты соберешь осколки и растворишь их в нашей крови, вечность утратит свой смысл, как таковой.

- Для чего столько песка? – дивилась Старость.

- Что бы не заблудиться в океане.

- А куда подевалось солнце?

- Мы убрали его, что бы оно не мешало нам мечтать...- Юность почувствовала дрожь, и она знала, что страх уронит их в сыпучие дюны сомнений, тогда она перестала испытывать возлюбленную Старость, и решила оставить разговор на потом. Она поцеловала глаза хрустальной слезою дождя и обняв Старость по крепче, увлекла за собой по таинственным иероглифам в лабиринты неиссякаемой нежности.

            Красный дождь расточительно терял свои животворящие зерна. Зерна, которые никогда не прорастут, но будут сыпаться с небес всегда. Ликовало поле, возмущались камни, и дом на краю отрешенности был полон влаги. Ни единого насекомого, ни малейшего треска в камине, только тишина и несомненная, непрерывная нежность, которая эхом хрусталя отталкиваясь о прозрачные стены зерен дождя, скатывалась обратно на красное ложе любви.

            Обнаженные фигуры лежали рядом, им не обязательно было бросаться друг на друга, доминантно покрывая соперника или лживо предоставлять возможность наслаждения. Они просто были вместе, одновременно в обоюдном сознании. Они видели яркие пятна, которые, изящно приобретая все новые и новые формы, ежесекундно меняли цвет и его интенсивность контраста. Они наблюдали тени, оттенки, нюансы такие, которые вряд ли можно повстречать за пределами бетонных домов. Руки сплетались в надежном соитие и как бы далеко не зашел партнер, увлеченный путешествием по тонкой гибкой стези, второй его обязательно словит, пускай даже по среди неба. Это и дарило им наивысшее блаженство. Наслаждение от понимания единости друг друга. Утопая и проваливаясь в друг друга, убегая и догоняя друг друга, они совместно разукрашивали небо, они создавали новые формы и новые жизни. Они были счастливы и они не боялись смерти, не оплакивали ускользающие минуты и не страшило их наличие бездны возле дома их. Они создали свое отдельное, индивидуальное пространство, которое и было косвенно сопряжено с миром возлегающего тлена, но которое не включало абсолютно ни каких функций и законов упаднической, вечно разлагающейся системы земного бытия. Они были там и только вдвоем, а дожди за коном они уже видели…

- Где обрывается прошлое?

- Там, где продолжаются пески. – Юность накинула на плечи подруги шаль, сотканную из прозрачных и светлых отблесков рек.