Вести ниоткуда, или Эпоха спокойствия

Глава XIII

О ПОЛИТИКЕ

Какова ваша политика? спросил я.

Я рад, ответил Хаммонд, что вы задали этот вопрос именно мне. Всякий другой потребовал бы, чтобы вы объяснили, что вы, собственно, хотите узнать, и вас самого засыпали бы вопросами. Мне кажется, я единственный человек в Англии, который понимает, о чем вы хотите спросить. И раз я это знаю, я вам отвечу очень кратко: с политикой дело у нас обстоит превосходно ее просто нет. И если вы когданибудь на основании нашего разговора напишете книгу, поместите это отдельной главой, взяв за образец книгу старого Хорребоу "Змеи в Исландии". {38}

Хорошо, согласился я.

Глава XIV

КАК ВЕДУТСЯ ДЕЛА

Мой следующий вопрос был:

Как складываются ваши взаимоотношения с иностранными государствами?

Я не стану притворяться, будто не понимаю, что вы имеете в виду, ответил Хаммонд. И сразу же скажу, что вся система соперничества и борьбы между нациями, которая играла такую огромную роль в жизни цивилизованного мира, исчезла навсегда вместе с социальным неравенством людей.

Не лишило ли это мир разнообразия красок? спросил я.

Почему же? возразил старик.

Ведь национальные различия стерлись, пояснил я.

Глупости, довольно резко ответил старик. Переправьтесь через Ламанш и посмотрите: вы найдете достаточно разнообразия. Пейзаж, здания, еда, развлечения все не такое, как у нас. Тамошние люди отличаются от наших внешностью, равно как обычаями и взглядами. Одежда граждан тоже более разнообразна, чем в капиталистическую эпоху. Как может способствовать разнообразию или устранить тусклое однообразие насильственное и неестественное объединение нескольких племен или даже народностей, часто плохо ладящих между собой? Потом этих людей называют нацией и начинают разжигать зависть к другим нациям и всякие нелепые предрассудки!

Да, это к хорошему не ведет, согласился я.

Конечно! обрадовался Хаммонд. И вы легко поймете, что теперь, когда мы свободны от этого безумия, само разнообразие расовых особенностей в мире делает народы полезными и приятными друг другу, и у них не возникает никакого намерения взаимного ограбления. Все мы стремимся к одному прожить жизнь с наибольшей пользой. И я должен сказать, что если и возникают ссоры и недоразумения, то редко между народами разных рас. Следовательно, в этих ссорах меньше безрассудства и их легче уладить.

Хорошо, сказал я. Ну, а политика, связанная с различием мнений в одном и том же обществе? Утверждаете ли вы, что такого различия нет?

Вовсе не утверждаю, сердито ответил он. Но

различие мнений по наиболее важным вопросам не вызывает у нас разделения людей на партии, постоянно враждующие между собой изза несходства взглядов на строение мира и мировой прогресс. Разве не это представляла собою политика?

Гм, я не совсем в этом уверен.

Он продолжал:

Сосед, я понимаю, что вы хотите сказать: люди только притворялись, что у них серьезные расхождения. Если бы это было искренне, они не могли бы мирно общаться друг с другом в практической жизни. Они не могли бы вместе есть и пить, торговать друг с другом, вместе спекулировать, вместе обманывать других и должны были бы сражаться при каждой встрече. А это их совсем не устраивало. Игра политических главарей заключалась в том, чтобы обманом или силой заставлять людей платить за роскошную жизнь и изысканные развлечения небольшой клики честолюбцев. Разыгрывать серьезное различие мнений, чему противоречил в действительности каждый их поступок, было вполне достаточно для достижения ими своих целей. Что общего имеет все это с тем, что у нас теперь?

Надеюсь, что ничего, сказал я. Но, боюсь... короче говоря, я слышал, будто политическая борьба свойственна человеческой природе.

Человеческой природе! горячо воскликнул старик. Какой человеческой природе? Природе нищих, рабов, рабовладельцев или природе обеспеченных, свободных людей? Чьей, скажите мне, пожалуйста?

Да, сказал я, мне кажется, что люди поступают различно, в зависимости от обстоятельств.

Я тоже так думаю, согласился старик И опыт показывает, что это именно так. Различие наших взглядов по поводу деловых вопросов и преходящих явлений не может навсегда разделять людей. Обычно практический результат показывает, кто был прав. Решает факт, а не отвлеченное рассуждение. Например, ясно, что трудно сколотить политическую партию, чтобы отстаивать срок, когда произвести уборку сена в той или другой местности на этой неделе или на следующей, если все согласны, что косить надо не позднее, чем через две недели, и каждый может отправиться в луга и удостовериться своими глазами, готова ли трава для покоса.

И эти разногласия, мелкие и крупные, вы разрешаете, надо думать, волею большинства?

Конечно, сказал он, как же иначе их разрешать? Видите ли, в делах личных, которые не затрагивают благосостояния общества, например, во что человеку одеваться, что ему есть и пить, что писать или читать, никаких споров быть не может, и каждый поступает по своему усмотрению. Но когда дело касается интересов всего общества и применение или неприменение какойнибудь меры затрагивает каждого его члена, решать должен голос большинства, если только меньшинство не возьмется за оружие и не докажет силой, что оно является реальным большинством. Но, конечно, в обществе людей, свободных и равных, это маловероятно, так как в подобном обществе видимое большинство есть и фактическое большинство, и люди, как я заметил раньше, знают это слишком хорошо, чтобы оказывать сопротивление только из упрямства, особенно раз у них была полная возможность изложить свою точку зрения.

Как же это делается? спросил я.

Возьмем для примера какуюнибудь нашу административную единицу общину, округ или приход: у нас в ходу все эти названия, но, в сущности, разница между ними незначительна, хотя в прошлом она была велика. В таком "районе", как сказали бы вы, соседи решают, что надо создать или уничтожить, например, построить ли новую ратушу, снести ненужные дома, или заменить каменным мостом безобразный железный тут у вас одновременно и разрушение и созидание. Итак, на ближайшей сходке соседей, или вече, как мы это называем, пользуясь древним языком добюрократических времен, какойнибудь сосед предложит новое мероприятие. Конечно, если все согласны, прения отпадают, разве только обсуждаются подробности. Равным образом, если никто не поддерживает предложения, дело на время откладывается. Среди здравомыслящих людей это бывает не часто, так как вносящий предложение, конечно, уже посоветовался кое с кем до собрания. Но допустим, что дело предложено и поддержано. Если некоторые из соседей несогласны с предложением, если они, например, считают, что неуклюжий железный мост может еще постоять, и не желают в настоящее время возиться с постройкой нового моста, предложение не голосуют, откладывая обсуждение до следующего собрания, а в промежутке ведется агитация за и против, приводятся различные доводы, некоторые из них даже печатаются, так что каждый может быть в курсе дел. Когда собрание созывают снова, происходят обстоятельные прения,

и в конце концов вопрос голосуют поднятием руки. Если голоса разделились почти поровну, вопрос откладывают до нового обсуждения. Если же перевес одной стороны значителен, запрашивают меньшинство, согласно ли оно подчиниться большинству, что меньшинство часто даже почти всегда и делает. В случае отказа вопрос обсуждается в третий раз, и тут, если меньшинство значительно не возросло, оно всегда уступает. Впрочем, мне кажется, есть какоето полузабытое правило, по которому меньшинство может продолжать отстаивать свою линию. Но, как я говорил, чаще всего люди убеждаются если не в том, что их мнение неправильно, то хотя бы в том, что им не убедить общину принять его.