Одиссея "Варяга"

       Встречным порядком, шел демонтаж и выгрузка на те же баржи старых, менее производительных и значительно более тяжелых механизмов водоотливной системы, а так же всего имущества подводных минных аппаратов, кторое можно было вытащить из низов корабля, без демонтажа палуб. Так что в результате время стоянки в Кронштадте пролетело для меня незаметно и не дало возможности пока ближе познакомиться с командиром и офицерами. Однако с первых же встреч особенной симпатии я к командиру не питал, благодаря тому, что он не только сам пьянствовал ежедневно, а вечером уезжал продолжать это домой, но и приучал к тому же и офицеров, в особенности молодых и слабохарактерных.

       Конечно, я понять это мог и не обвиняю офицеров, что в то время они старались хоть последние дни пребывания в России провести повеселее и почаще бывать на берегу, но не мог понять этого по отношению к командиру, пожилому, много повидавшему и женатому человеку, много плававшему. Если бы он стремился только к себе домой, бывать почаще у себя в семье, оставляя на корабле старшего офицера бессменным стражем, это было бы более или менее понятно и с человеческой точки зрения заслуживало бы снисхождения. Но постоянное бражничество и пребывание на корабле, который он должен готовить в поход и бой, в пьяном виде - недопустимо.

       Бедный старший офицер день и ночь находился на ногах; его разрывали на части и в результате - вместо благодарности или хотя бы доброго отношения к себе, - окрики и пьяные выходки не успевшего еще протрезвиться командира...

       Во время стоянки в Кронштадте, насколько помню, были выходы на пробные боевые стрельбы для испытания башен и средней артиллерии.

       Когда пришли в Ревель, все начало мало-помалу приходить в порядок: работы и приемки были окончены, корабль был полностью укомплектован офицерами и командой, появились расписания. Мало-помалу начали в Ревель собираться остальные суда, начались выходы на маневрирование, ежедневно производились различные учения, стрельбы стволами, даже минная стрельба, в чем броненосцы участвовали обучаясь отражению атак миноносцев, ночные упражнения у прожекторов, ночные стрельбы, охрана рейда.

       Вскоре по приходе в Ревель командующий отрядом Иессен запретил съезд на берег почти совсем, благодаря скандалу, который произвели наши матросы на Горке. Было разрешено съезжать на берег только по окончании времени занятий и до захода солнца, а так как занятия (не считая вечерних) оканчивались в 5 1/2 часов, а солнце заходило около 6-7 часов, то, таким образом, съезда на берег в будние дни фактически не существовало.

       С захода солнца прекращалось всякое сообщение с берегом и между судами: в море выходил дежурный крейсер и охранные номерные миноносцы; на судах дежурили охранные катера с вооруженной командой, и всякая шлюпка, приближающаяся к судам, если не делала опознавательных сигналов и не отвечала при окрике часового пароля, должна была быть подвергнута выстрелам часовых, поймана охранным катером, осмотрена и отведена к адмиралу для разбора дела. Это была не фикция, а действительность, так как были случаи обстрела частных шлюпок, и в результате частные шлюпки по ночам к судам отряда не приближались, а между судами свои шлюпки не ходили.

       Может быть, все это была и излишняя предосторожность, но, во всяком случае, это заставило скоро всех узнать, что адмирал шутить не любит и скоро приведет суда наши в более или менее приличный морской вид, что вскоре и оказалось. Через две недели отряд уже не представлял бестолкового скопища, сносно маневрировал, на борту устанавливался должный порядок и каждое вновь прибывающее судно из Кронштадта первое время резко выделялось от других.

       Выйдя из Ревеля, мы зашли в Либаву для погрузки угля и последних приемок материалов. В Либаве нас уже ждали 3 миноносца типа французского "Циклона" (№216, №217, №218) и транспорт-мастерская "Камчатка", пришедшие из Кронштадта.

       Затем вдруг три наших лучших броненосца: "Александр" под флагом адмирала, "Суворов" и "Орел", снялись с бочек и неожиданно ушли в море. Мы поначалу полагали, что они вышли на очередное маневрирование, но к вечеру в порт корабли не вернулись. Мы строили разные предположения, однако никакой информации или приказов не получали, хотя наш "Сисой" оставался старшим не рейде. Командир наш ничего не говорил. Мы усиленно драили медяшку, подкрашивались, занимались строевой подготовкой. Потом кто-то пустил слух, что скоро приедет адмирал Бирилев и будет смотреть нас перед походом. Так прошли четыре дня. А наутро пятого броненосцы возвратились. Причем на мачте "Александра" развевался императорский штандарт. Нам предстоял смотр! А у нас ничего не готово... Ни флагов расцвечивания, ни расстановки по диспозиции. Командир наш схватился за голову. Слава Богу, что именно сегодня был тот редкий день, который он встретил в состоянии относительной трезвости.

       Как оказалось, царь и не ждал от нас особой парадности. Он с небольшой свитой, в которую вошли вице-адмирал Дубасов и наш командующий, побывал на кораблях, тепло и сердечно напутствуя нас, после чего поездом отбыл в Петербург...

       Наконец, в одно туманное утро, в самом конце лета, суда наши вытянулись из аванпорта, построились и двинулись в свой исторический поход. Шел дождик, было сыро, погода не могла благоприятствовать особенному воодушевлению, но все-таки у нас как команда, так и офицеры легко вздохнули, что кончилась эта томительная неизвестность и теперь мы идем к определенной цели. Там, на Дальнем Востоке, нам предстояло, соединившись с эскадрою адмирала Макарова, разбить японский флот и овладеть морем, что неизбежно повлечет за собою выигрыш всей компании. Но понимали это не только мы. И японцы постараются, конечно, всеми силами не допустить нашего соединения с артурцами. Какие козни они нам уже готовят? И где? В час пополудни последняя полоска родной земли растаяла в хмурой туманной мгле за кормой...

       "Сисой Великий" правил в кильватер "Орла". Впереди него шли "Князь Суворов" и "Император Александр III", несший флаг командующего. За "Сисоем" следовал наскоро отремонтированный крейсер "Владимир Мономах". Это и были наши главные силы. Впереди на расстоянии видимости шли наши разведчики - яхты. Это "Светлана" - яхта генерал-адмирала, и царская яхта "Штандарт". Говорят, что Банщиков, доктор с "Варяга", которого государь неожиданно приблизил к себе, убедил Его императорское Величество использовать "Штандарт" в качестве крейсера. И на том спасибо, потому что ни оба новых крейсера 2-го ранга, "Изумруд" и "Жемчуг", которых мы меж собою звали "камушки", ни единственный крейсер 1-го ранга "Олег" не успели достроить к выходу нашего отряда. Они, наверно, пойдут в Артур со следующим отрядом, или будут догонять нас.

       "Светлану" вполне можно считать крейсером, все-таки вооружена восемью шестидюймовыми орудиями. По проекту их было шесть, но еще пару таких пушек со щитами на нее поставили дополнительно в Кронштадте, организовав для этого небольшие спонсоны по бортам, в районе миделя. Для того же, чтобы избежать заметной перегрузки, на берег были свезены роскошные мебеля и отделка салона генерал-адмирала, а так же куча разных сопутствующих вещей бытового назначения, в которых крейсер теперь потребности не испытывал. Значительно урезано было и шлюпочное хозяйство. Но вот "Штандарт" наш тянет только на роль вспомогательного крейсера с его 6-ю 120-мм орудиями. Зато на нем установлена мощная немецкая станция телеграфа с дальностью приема и передачи телеграмм под тысячу миль, рассчитанная на разные длины волны.  

       На некотором удалении от главных сил шли военные транспорты, "Камчатка", контрминоносцы "Громкий" и "Грозный" и три миноносца. Позади кучей шли транспорты под коммерческим флагом.