Обноженный

У Акима луки сделаны по-новгородски, интересно будет попробовать.

— Я уже и стрел себе понаделал. Специально новый токарный станок построил. Смотри — какая прелесть получается. Ровненькие, гладенькие. А, Аким? Ты глянь, пощупай. Вот только не знаю — какие наконечники на них ставить.

— Охрим, принеси ему с телеги корзину с наконечниками. Пусть подберёт себе.

Парень уныло отправился на улицу за привезённой из Рябиновки корзиной разного железа. Аким, глубоко расстроено, «убито», глядя «в никуда», крутил в пальцах выточенные мною древки стрел, а я распевался соловьём по поводу своего нового токарного станка.

Токарные станки на «Святой Руси» есть. Но работают они… специфически.

Между двумя массивными стойками из толстых и широких досок на высоте около 70 см размещаются два поперечных бруса — стол станка. Между брусьями оставлен зазор, куда вставляются шпиндель и задняя бабка. Шпиндель — круглый стержень около 5 см в диаметре. На одном конце — головка с железным заострённым трезубцем, на который насаживается «баклуша» — деревянная заготовка будущего изделия. Другой конец — имеет коническую форму и упирается в выемку в стойке. С другой стороны в баклушу упирается заострённый брус. Второй конец бруса вставляется в квадратное отверстие задней бабки — второго опорного центра, и фиксируется в нём. Отверстие находится на уровне шпинделя — получается прямая ось вращения.

Вращение — от лучкового привода: верёвка, обвитая двумя-тремя петлями вокруг шпинделя, нижним концом прикрепляется к концу палки, лежащей другим концом на полу («ножная педаль»). Другой конец верёвки крепиться к пружинящему приспособлению. К тетиве подвешенного к потолку луку («лучок»), или к упругой жерди («пружинный привод», «очеп»).

Ещё необходимой деталью является опора для резца — просто стойка, стоящая возле станка.

У такой конструкции есть отвратительное свойство: половина рабочего времени теряется из-за возвратного хода. Половина оставшегося — из-за неравномерности скорости вращения и отвода-подвода инструмента. Так работают повсеместно вплоть до 18 века. Включительно.

«Делать из дерьма конфетку» — наше, исконно-посконное занятие. В данном случае грамматический падеж другой: не «из чего?», а «чем?». Ответ: «дерьмом».

Изделия у святорусских токарей получались «конфеткой» — достаточно гладкими и чистыми. Вытачивали довольно большие вещи — деревянные чаши до полуметра в диаметре.

Куча труда, выдумки, мастерства… навыки «правильного» нажимания на педаль, воспитываемые с младенчества, секреты выбора «правильной» верёвки, передаваемые от отца к сыну… сакральность очепа…

И тут, посередь всего этого, господом богом благословлённого, вековыми традициями освящённого, дедами-прадедами заповеданного… — я со своим кривошипом.

Типа как на бабушкином «Зингере» был. Да ещё и маховик поставил. Из толстой дубовой плахи в метр диаметром.

Её, конечно, раскрутить — дашь ума. Но потом… скорость держит, только педаль покачивай. То-то вокруг моих точильщиков, у которых станки точильные по такому же принципу построены, народ толпами собирается — невидаль невиданная. Да ещё и жужжит…

— Ваня… Ты это что сделал?

Аким очнулся, вынырнул из своей «пучины сокрушённости» и соблаговолил оценить прелестные продукты моего токарного промысла.

— Древки для стрел. Вот эта — из ясеня, эта — из берёзы. Я вот думаю: а дубовые делать? И по длине… может длиннее?

Я же помню: английские луки били ярдовыми стрелами, а у меня — аршинные.

Аким смотрел на меня с крайним удивлением. Потом потряс головой и, вдруг вернувшимся «командным» голосом, приказал Охриму, держащему перед нами большую корзину наконечников:

— Высыпай всё на пол. Так понятнее будет.

Что-то дед на глазах оживает. К чему бы это? Нет, я, конечно за него рад, но…

— Вот, Ваня, глянь. Это наконечник копья.

Дед вытащил из кучи железок одну, в пол-локтя длиной. Ну, вижу. Перо, лопасти, втулка. Во втулке дырка — туда гвоздик забивают. Форма… такие называют ланцетовидными. В Скандинавии, например, такие наконечники появились в конце меровингского времени, у викингов — основной тип боевого копья.

— Артёмий твой правильно сказал: на Руси только наконечник копья делается из оцела. Из разных видов, но только оцела. Потому как только копьём и колют, и режут, и рубят, и бьют. И по нему — тако же.

Дед явно обрёл уверенность в себе, перешёл в менторский тон. Повторяет повествовательную интонацию Артёмия. Кстати, Артёмий слушает внимательно. Да и остальные не кривятся, смотрят уважительно.

— Копьё наше меняется. Вот для пешца наконечник. Лавровым листочком. Видишь — здеся ещё и лезвия наварены. Можно резать, будто косой. Или рубить навроде топора. А вот эта дура здоровенная — рогатина боевая. Самое большое из русских копий. Два фунта тянет. Обычные-то наконечники — полфунта-фунт. Лет полтораста как в обиход пошла. Чисто наша, русская забава.

— Я слыхал — с рогатиной на медведя ходят?

— Можно и на медведя. И на иного какого большого зверя. Только, вишь ты, к такому наконечнику и древко — оглобля. По лесу с бревном тихо ходить — тяжко. А зверь-то чуткий — услышит человека и уходит, на удар не подпускает. Зверь — от человека идёт, а человек — к человеку. Тут ты его и поддеваешь. Не человека — коня его. Ему на скаку и отвернуть не можно. Только поперечину надо на древко крепить. А то поганый коня не пожалеет, на рогатину насадит. А сам — саблей до копейщика дотянется. Без поперечины пеший конного — не удержит. Самое милое дело так конные толпы встречать. Пятку древка в землю втыкаешь — они и надеваются. Только обязательно воткнуть надо — на руке не удержать. Медведя в лесу и по-другому взять можно, а степняки, когда валом идут… У ляхов, к примеру, тоже медведей много. А такое копьё — нашим словом называют. Такими дурами-рогатинами Ярослав Хромец печенегов в Киеве побил. На том месте ныне Киевская София стоит. Против печенегов рогатина — хорошо помогала. А вот против лучных половцев… Их хоть каким копьём… — не подходят на удар поганые. Но более всего ныне на Святой Руси делают пики. Глянь.

Вижу. Перо четырёхгранным стержнем, воронкообразная тулья. Стоп. Но ведь пики появились на Руси только в 17 веке? А сейчас же 12… А как же…?

— Ты вон, торка своего спроси: у них на Роси других-то копий и нет. Ихнее, конных бойцов, оружие. Вся Степь такими… «иголками» друг в друга тычется. Но я не об том. Втулку на копейном наконечнике видишь? Прежде, в начале Руси, лет двести, а то и все триста тому, и на стрелы такие наконечники делали. Есть тут у меня один такой… ага. Видишь: тот же лист, та же втулка. Как копьё, только маленький.

— Э-э… Аким, а чего во втулку чопик деревянный забит? Это, типа, только для детей научению, ненастоящий?

— Всем ты, Ваня, хорош. Одним плох — старых людей не слушаешь, совета не спрашиваешь, всё сам поперёд всех сделать норовишь. А мозгов-то и не хватает.

Что-то такое дед в моих делах разглядел, что аж лучиться от превосходства. От превосходства своих знаний и опыта над моими… молотилкой со свалкой. Поучает. Сивый мерин.

Нет, я не прав — учиться полезно. Хотя и обидно.

— И на что ж не хватило моих мозгов в этот раз?

— А на то! На Святой Руси нет втульчатых наконечников для стрел! Понял? Нету! И эти твои точёные… палочки… Только в заду ковырять!

Факеншит!

Не увидел разницу между черенком и втулкой!

Идиот! Кретин! Дурак слепой!

Всё равно что бабу с мужиком в постели перепутать…

Ой-ёй-ёй…

Так уелбантуриться… на ровном месте… некомпетентность полная, лопоухость — абсолютная!

Стыдно-то как…

Ведь видел же! И у Могутки видел, когда гусей-лебедей стреляли, и у Чарджи, когда в самом начале «пауков» пугали… Видел же! Но — не понял. Не заметил, не обратил внимание, в руки не взял, сам себе под нос не сунул… «Видят, но не разумеют» — сколько раз над местными прикалывался! А это — про меня сказано!

Не осмыслил уведенную реальность — погнал по стереотипу. Как оказалось — ложному.