Обноженный

Когда чего-то не знаешь — можно узнать. Можно спросить, научиться, разобраться. А вот когда думаешь, что знаешь — и мысли спросить не возникает. Сначала, после «вляпа», я чётко понимал, что ничего в этом мире не знаю. Постоянно присматривался к каждому делу окружающих. Всему учился: как за столом сидеть, как ложку держать, как в дом входить… А вот стал… боярским сыном, возомнил о себе… Ванька-просветитель, «светочь мудрости», «источник знания»… «А мозгов-то и не хватает…».

Ведь мог же спросить сначала! Хоть у воинов моих, хоть у охотников… Да просто — задуматься, самого себя проверить… Так ляпнуться…

Весь набранный за сегодня авторитет с мечами-ножиками, с захватом щитом, с блочным луком… Коню под хвост. Или мамонту — у коня для моих ляпов под хвостом места не хватит.

Э-эх… И чего ж теперь…? Как же мне из позора-то…? «Лютый Зверь», «эксперт по сложным системам»… Дур-р-рень безмозглый!

Я уныло перебирал сваленные в кучу железки, а Аким, излучая бесконечное превосходство над наглой бестолочью в моём лице, позволяя себе от этого удовольствия даже некоторую благостность и к дураку снисхождение, поучал и проповедовал.

— Ты, Ванька, смотри внимательнее. У нас уже лет сто, как половцы пришли первый раз к Киеву, все наконечники с черенками. Внимательней смотри! Дитятко… неразумное. Тута тоже своя наука: вот черенок со стопорным кольцом, а вот по кольцу этому ещё и узор вырезан. Вот чисто круглый черенок, а вот снизу — круглый, а выше кольца — квадратный. И так быстро на Руси стрелы поменялись, что в старые наконечники, которые со втулкой, лучники переходники ставили — вот тот самый чопик деревянный. Чтобы на него, как на сделанный черенок, древко надеть. Древко стрелы на черенок надевают, а не во втулку вставляют. Запомнил? Для чего ж ты тогда свои деревяшки точил? Впустую время перевёл. Эхе-хе, молодой-зелёный… Одно слово — недоросль… Понял аль нет?

Уши у меня горели. Я уныло ими кивал. В такт поучению и ума-разума вставлению.

Но ведь я ж не сам придумал! Я же про это читал, в кино смотрел! Дубовые стрелы… мастера-стрелочники… вывешивать в темноте, сушить три года… Про это ж все знают!

И чётко не хотят вспоминать эпитеты из русских былин, сказок, песен… Там стрелы — «лёгкие», «камышовые», «тростниковые»…

Князь Гвидон:

«Тросточку» — не «палочку»!

Герой «Охоты на пиранью» делает свою стрелу почти по «Царю Салтану» — камышинка, набитая камушками. Что, в нехоженой тайге прямой сухой палки не найти?!

Стрелы 21 века… из полимеров-карбонов… Так ведь тоже трубчатые! Камышинкой.

Поэма Пушкина — не доказательство, казачьи песни с «лёгкими татарскими стрелами» — не аргумент.

Но вот же: черенковые наконечники! И куда ты этот черенок вставишь?! Кроме тростинки?

В какой-то момент на «Святой Руси» довольно быстро, раз остались наконечники с «переходниками», произошло полная замена типа боеприпаса — стрел.

Ещё одна странность: монголы Чингисхана использовали стрелы разных типов, включая тяжёлые деревянные. А вот их потомки — ногайские и крымские татары перешли на лёгкие. Монголы в боях с германцами и поляками пробивали своими стрелами латника насквозь, если он не закрывался щитом. Ещё хунну воевали за Алашань ради хорошей древесины. Но крымчаки использовали против русской бронной конницы уже только лёгкие стрелы.

Похоже, они унаследовали тип «камышовой» стрелы от половцев. Именно такими стрелами веет ветер на русские дружины в «Слове о полку». Дубовую-то — не очень-то сдуешь.

Смысл в использовании лёгких стрел есть: увеличивается дальнобойность. Если древко трубчатое — продольная прочность обеспечивается. Проще — втыкается оно.

Те же знаменитые английские лучники, отправляясь во Францию, тащили с собой по два колчана: с лёгкими и с тяжёлыми стрелами.

Последний случай использования конных лучников в реальном бою — Лейпцигская «Битва народов» в 1813 году. Французы сначала, ещё в России, радостно смеялись и называли башкиров — «купидонами». Но очень скоро смеяться перестали: оно ж… втыкается!

Мда, уел меня Аким. Умыл и пристыдил. Самое противное — сам виноват. Винить некого — исключительно собственный идиотизм. И чего теперь делать? Даже выдирать волосы на себе в знак скорби… неоткуда…

Можно… повелеть по-господски: «а пусть они все…» перейдут на втульчатые наконечники. И меня пошлют. Как бы красиво я не вытачивал свои палочки…

Я перебирал кучу железок, вываленных на пол моей мастерской перед Акимом. Ползал, так сказать, пристыжено на брюхе перед батюшкой родименьким. Как и положено отроку малосмысленному пред родителем добрым…

Факеншит! Хватит тотально-философского самоедства! Переходим к конкретике. Конкретно — смотреть, конкретно — думать. В чём конкретно я тут ковыряюсь?

Никогда не задумывался над разнообразием наконечников стрел на «Святой Руси».

— Аким Яныч, а это что?

— Этот-то, пирамидкой? Бронебойная стрела. Редкая штука. У нас-то цельные брони — редкость. Вот этот наконечник, шилом — полезнее. Вот он-то в кольчужное колечко и пробивает.

Я выкладывал рядок из наконечников стрел. Старые — листовидные, более поздние — ромбовидные… Плоские, трёх- и четырёх-пёрые. Видно, как со временем опускалась короткая диагональ ромба-наконечника. Дальше пошли треугольные. Широкие плоские треугольные срезни. Угол — очень тупой, грани — очень острые. Я, почему-то, был уверен, что срезни — полумесяцем…

На других, вытянутых узеньким треугольником наконечниках, на нижних вершинах — выступающие назад кончики.

— Это — «шип» называется. А скажи-ка ты мне, дитятко плешивое, почему на стреле шип есть, а на копье — нет?

— Ну…

— Потому, Ванюша, что копьё должно из человека выскочить легко. Уколол — отскочил. А стрела наоборот. Попала — застряла. Копьё — на весь бой, стрела — на один раз. Хотя для дурня… вроде некоторых лысых… — все наконечники похожи. Но по делу-то они вовсе разные! Поэтому копьё делают из оцела да в три слоя. А из всех наконечников стрел — только бронебойные делаются оцельными. Вот они бывают калёными. Все остальные — просто железо. Наклёпывают их, конечно. А так-то стрелы из самого худого, из кричного железа делают. Хотя, для высокородных, даже и позолотой покрывают…

— Э-э-э, Аким Янович, а чего это тут шип вперёд направлен? Загнулся, прижали при перевозке?

— Не, Ванятка. Смотри. Вот стрела летит. Вот попала она в супротивника и по плечики вошла. Тело там, брони… Что дальше будет?

— Шип, который вперёд торчит, остановит стрелу.

— Ага. С этой стороны. А с другой-то стороны — шип назад направлен. С другой-то стороны стрела так в тело и пойдёт.

— Так она в теле повернётся! Вокруг шипа, который вперёд смотрит!

— Точно! И гранью своей — мышцы, или ещё что там попадёт — разрежет.

Не фига себе! Аналог пули со смещённым центром тяжести?! В «Святой Руси»?!

— Теперя, дитятко, смотри далее. Мясо — не кость, не железо. Рез прошёл — мясо назад слиплось. Тут уже и второй шип в ране сидит, за мясо зацепился — вынуть стрелу не даёт. Стрела вдоль тела торчит — шевельнуться мешает.

Никогда про такое не слышал. А ведь если подумать… А предки-то… не только копировали, «как с дедов-прадедов заведено», они, временами, очень даже неплохо думали.

— Дед, а чего в этом наконечники дырки пробиты?

В довольно широкой плоскости одного из наконечников пробиты парами, по обе стороны от оси, отверстия странной формы, вроде запятых, хвостиками в разные стороны.

— А это, вишь ты, «похоронка». Когда летит — ветер в дырки задувает и воет, будто покойника оплакивают. Коли сразу много стрел пускать, да они на разные голоса выть начнут — вражина испугается да и побежит.

Опять! По Яну и его «Батыю» я был твёрдо уверен, что поющие стрелы — психическое оружие древних монгол. Но Ян говорит о глиняных свистульках на концах древка стрелы. Штучная ручная работа, множество разнородных операций. А здесь — просто фигурный пробойник. Четыре удара — куча страха.