Наследники по прямой.Трилогия (СИ)

– Я расскажу, если вы пообещаете мне помочь, – кивнул Гурьев.

– Разумеется, я вам помогу, – пожала плечами Рэйчел. – Я – ваш должник.

– Вот как?! – Гурьев сделал вид, что удивлён. – Каким же образом?

– А вот этого вам вовсе не обязательно знать, – нахмурилась Рэйчел. – Так – и всё на этом. Рассказывайте.

– Рэйчел Дэйнборо, – Гурьев прищурился и посмотрел на официанта, приближающегося к ним с подносом. – Дэйнборо. – Гурьев сделал вид, что пытается вспомнить нечто, связанное со знакомой фамилией. Обычно это помогало вызвать нужный отклик у собеседника. – Дэйнборо… вы…

– Я вдова графа Дэйнборо. Граф Лайонел Дэйнборо погиб при весьма странных обстоятельствах в Непале, во время военной экспедиции, через полгода после нашей свадьбы, в двадцать шестом. Что вы ещё хотели бы узнать? Учтите, я потребую откровенность в обмен на откровенность.

Сословных предрассудков у Гурьева не наблюдалось, – что называется, ни вверх, ни вниз. С детства. Никогда. Подумаешь, графиня. И дело было… Разве в этом дело?! Что ты искал в Непале, тупая британская скотина, в бешенстве подумал Гурьев. Что ты хотел там найти, – Шамбалу? Чашу Грааля? Что?! Какие ещё сокровища нужны мужчине, когда рядом с ним – такая женщина?! Да что же это со мной такое?!

Он вгляделся в её лицо, читая его, и мгновенно представил себе, через что пришлось пройти молоденькой женщине, совсем девочке, на руках у которой оказались беспомощные… старик и ребёнок. Старик? Отец? Наверное. Скорее всего. Ребёнок? Да, есть и ребёнок. Сколько страха, разочарований, бессмысленных надежд и иллюзий разбились в одночасье. Как обрушились планы, как жизнь помчалась под откос, ломая кости. Как отвернулись презрительно те, которые… И какую силу духа явила она этому безжалостному миру: выстояла. Поднялась. Победила… Почти. Почти победила. А потом – всё рухнуло снова.

– Сколько же вам было лет, дорогая? – тихо спросил Гурьев.

– Семнадцать.

Теперь он не смотрел на неё. Даже слишком старательно не смотрел. Рэйчел хотела улыбнуться торжествующе и снисходительно, но не смогла, увидев, каким жутким ртутносеребряным пламенем полыхнули его глаза, – хотя он и не смотрел на неё. Нет, подумала Рэйчел, это немыслимо. Мужчины просто не способны так чувствовать. Вот так – не способны. Тем более – русские. Тем более – такие молодые. Он же мой ровесник, наверное? Как странно. Обычно светлые – такие светлые – глаза кажутся холодными, даже безжизненными. А у него… Ах, Боже мой. О чём это я?!

– Сопереживанию можно научиться, – без особого труда угадав её мысль, проговорил Гурьев, попрежнему глядя в окно. – Мальчик может научиться этому от матери, если она любит его, заботится о нём неустанно, рассказывает ему о своих чувствах к нему и к его отцу, развивая его чувства. Не будить страсти, а именно развивать чувства – задача, возможно, не из лёгких, но посильная. Мужчина может научиться этому от возлюбленной, если он наблюдателен и умён, если не думает лишь о себе и утолении своей страсти к овладению и обладанию. Но это трудно, вы правы. Иногда почти невозможно.

Что ты творишь, неслышно заорал он на себя. Что ты тут сидишь и изображаешь перед ней сразу Аристотеля и Монтеня, ты, идиот?! Тебе что, заняться больше нечем?! Ты же убьёшь её!

Он умолк, пережидая, пока официант обслужит их. И рассматривал её. Рэйчел. Рэйчел. Ты из тех, на кого чем дольше смотришь, тем меньше надежды отвести взгляд, Рэйчел. Словно проступаешь из небытия, как фото в кювете с проявителем. Ты из тех, на кого можно смотреть часами, не боясь заскучать или насытиться. Что так подсвечивает тебя изнутри, Рэйчел?! Красота? Что такое красота? Почему одни кажутся нам красивыми, а другие? Нет, на самом деле она отнюдь не выглядит измождённой, подумал Гурьев. Эта её грусть просто сбивает меня с толку. Она бледненькая, но она ведь наверняка и не спала всю ночь. А вообще… Это просто такая порода, усмехнулся он про себя.

Официант удалился, и они приступили к завтраку. Рэйчел не столько ела сама, сколько смотрела на Гурьева, явно сражаясь с желанием задать вопрос. Он улыбнулся и кивнул:

– Ваш выстрел, Рэйчел.

– Неужели такой гигант, как вы, может насытиться тремя листиками салата?

– Я уже вырос, – пожал плечами Гурьев. – Человеку нужно много пищи, когда он растёт. И потом, я почти не двигаюсь здесь, на судне. Мне некуда расходовать энергию, поэтому не стоит много есть, чтобы не нагружать организм лишней работой. Трудно отказаться от привычки много есть, да ещё и в самое неподходящее время суток, как это делают британцы, например.

Она отложил вилку и нож и посмотрела на него с изумлением. Опять я, подумал Гурьев. Опять.

– Давайте заключим сделку, Рэйчел. Бесплатной помощи я не приму. Вы поможете мне найти то, что я ищу, а я заплачу вам столько, сколько вы сочтёте нужным запросить за свою помощь. Помимо расходов, разумеется. Попутно я обязуюсь устранять все возникающие неудобства. И решать ваши проблемы, – те, которые вы посчитаете возможным доверить мне решить. Идёт?

– Хорошо, – кивнула Рэйчел. – Не стану от вас скрывать. Я думала о вас и предположила, что вам понадобятся мои услуги. Но мои услуги стоят дорого. У вас есть деньги?

– Услуги? – Гурьев подался вперёд и улыбнулся.

– Я помогаю состоятельным людям, имеющим такой интерес, войти в лондонское общество. Это нелегко, требует не только времени, но и душевных усилий, и немалых. А мне есть, куда их тратить и о ком беспокоиться. Поскольку такая деятельность не может быть поставлена на поток, я редко успеваю поработать больше, чем с двумятремя клиентами в год. Поэтому ставки высоки, весьма высоки. Разумеется, помимо расходов, – на этот раз её улыбка была вполне светской.

Ах, вот оно что, подумал Гурьев. А ято ломал голову, на какие средства ты живёшь, Рэйчел. Ну что ж. Как же так получилось? Это, наверное, был для тебя отчаянный шаг. И ты, вероятно, действительно нуждалась, если решилась на такое. Вот оно что.

– Ваш… сын?

– Сын?! – Рэйчел не казалась изумлённой – была изумлена на самом деле.

– Вы говорили о времени и душевных усилиях. Это мальчик. Я прав?

– А что, девочки…

– С девочками чуть проще. Сначала. С мальчиками – сложнее. Если основа неправильная, потом часто бывает невозможно сделать из тряпки и неженки мужчину.

После недолгого молчания Рэйчел, всё ещё находясь во власти охватившего её недоумения, проговорила:

– Тэдди – мой брат. Наша мать скончалась, когда он родился. Через пять лет умер отец, а я овдовела. Так что мне приходится заботиться не только о себе, но и о мальчике, – по лицу Рэйчел пробежала тень. – Как вы угадали? Вы ведь почти угадали!

Ну да, ну да, подумал Гурьев. Я почти всё верно угадал. Почти. Как обычно. И старик, и ребёнок. Не сын. Брат. Мог быть и сын, меня это… И, конечно же, тут тоже история. Ну, ничего, ничего. Разберёмся. Я заболел, подумал он. Вот совершенно точно я болен. Это ведь, как болезнь. Как насморк, – лечи, не лечи. только дольше. Год. Самое многое – год. И всё. И я снова выздоровею.

– Я часто угадываю.

– Интересно. Но вы так и не ответили на мой вопрос, – снова посмотрела на него Рэйчел.

– Какой?

– О деньгах.

– Пусть это вас не заботит, – он усмехнулся. – Сколько нужно.

– Вот как, – Рэйчел снова приподняла брови. – Надеюсь, это всётаки не шпионаж?

– Нет. Это не шпионаж.

– Поклянитесь.

– Даю слово, что это не шпионаж. Я знаю, от русских можно всего ожидать, особенно – по нынешним временам. Но это не шпионаж.

– Как ваше настоящее имя?

– Это моё настоящее имя. Я просто сократил фамилию для удобства говорящих поанглийски.

– И как же это звучит порусски?

– Гурьев.

– Мне кажется, я слышала эту фамилию, – кивнула Рэйчел. – От мамы. Не помню, в какой связи? чтото из времён Павла Первого, кажется?

– Да. Это возможно. Был такой – Граф Гурьев, министр финансов. Несколько позже. Неважно. Не только не родственник – даже не однофамилец.