Истребители. Трилогия

Все время передачи Манштейн крутил в руках резную трость, которую подарили ему латышские патриоты еще в сорок первом году, задумчиво рассматривая пол.

– Очень интересный юноша. Так хотелось поговорить с ним. Жаль, что это не удалось, – задумчиво ответил генерал.

– Но что вы думаете о его словах? Это правда? То, что все это придумал Фюрер? – не унимался румынский генерал.

– Фюрер у нас непогрешим… – с едва заметной усмешкой ответил фон Манштейн, – однако мы собрались тут не для того чтобы обсуждать подобные глупости. Вернемся к плану штурма высоты двести одиннадцать‑ноль восемь. Нужно продвинуть линию фронта на пятнадцать километров вперед, тогда у нас появится возможность для удара вдоль шоссе.

Генерал Думитреску озадаченно посмотрел на него, и задумался. Манштейн не ответил на вопрос. Неужели все что сказал этот Суворов правда? Генерал припомнил, что о чем‑то подобном в изрядном подпитии говорил один из эсэсэвцев прикрепленный к их армии. Арийцы высшая раса?!..

– … вот такие мы… по словам немцев неполноценные. Знаете что самое забавное? По словам этого Ганса, сотрудники отвечавшие за чистоту расы были изрядно шокированы когда появились на нашей территории. Оказалось, по всем параметрам истинных арийцев среди советского населения на порядок больше чем в Германии.

Среди военнопленных ими оказался каждый третий. Я кстати тоже. Этот ван Кляйн предложил мне перейти на их сторону, мол, буду полезен Третьему рейху, но когда я отказался, причем в довольно резкой форме, он бросился на меня. Я жалею не о том, что убил его, а только о том, что потерял ценного свидетеля. Я вообще не понимаю, ведь войну они не выиграют, это сейчас знает чуть ли не каждый боец или командир. И они должны понимать что возмездие придет, за все то что они сейчас творят… тем более, что немцы нарушают подписанные ими же международные конвенции. Правосудие найдет и тех, кто отдает приказы, и тех, кто их исполняет, но они почему‑то этого понять не хотят. Да они еще сильны, но уже не те, что были год назад, далеко не те. Большую часть кадровых войск мы у них повыбивали.

Так что, думайте сами, истинное лицо немцев вы сейчас слышали. Теперь есть логическое объяснение их поступков на нашей территории. Сожженные вместе с жителями деревни – это им нужно освободить место для будущей усадьбы для какого‑нибудь бюргера. Геноцид? Да пожалуйста, ведь такие расы как славянские, азиатские, кавказские, а особенно цыганские подлежат стерилизации. Скажу проще. Женщина любой расы может иметь ребенка только от гражданина Германии. Мужское население захваченных территорий или уничтожат, что уже делается, отправляя их в концлагеря в большинстве по надуманным предлогам, или будут делать их евнухами.

Для тех кто не понял, евнухи уже никогда не познают женщин…

– Сволочь! – в ужасе выдохнул генерал Ганс фон Зальмут, он сразу понял, какую только что свинью им подложил этот русский, которого в высших верхах Рейха уже прозвали Везунчик.

– Если эта информация дойдет до недавно присоединенных территорий… – не закончив, задумался генерал Манштейн. Какое счастье что Думитреску, только что вышел из кабинета. Румынский генерал с утра мучился животом.

– Дойдет рано или поздно, русские не дураки, и наверняка воспользуются такой возможностью. Нужно их как‑то остановить.

– Это невозможно и ты это знаешь. Но замедлить… это возможно. Гюнтер, – обернулся Манштейн к сидевшему справа полковнику, – приказ по армии. Всех русских взятых в плен с этого дня, уничтожать. Волнения среди местного населения вряд ли будут, они слишком лояльны к нам, но лучше перестраховаться.

– Это не остановит информацию, задержит, да, но не остановит.

– Я знаю. После совещания свяжусь с Фюрером, он должен знать. Нужно выработать контрмеры – закончил Манштейн. Его поразил хитрый ход русских. Информацию произнес тот человек, которого уже знал весь мир, и репутация которого была непогрешима. То есть, большинство, ПОВЕРЯТ ему. В это время дверь отворилась, и в огромный кабинет вошел генерал Думитреску со свитой.

– … сейчас я смотрю на свои руки, вернее на кровь что осталась на ногтях. Мой друг погиб несколько часов назад, умер прямо у меня на руках. Я не видел его почти шесть месяцев, встретил когда мы прорывались к морю, такое счастье испытал, а тут… Шальная пуля и все. Мое горе не передать словами. У меня есть песня, написана давно, но я не пел ее… Это песня для тебя Виктор Семенович.

Почему все не так? Вроде все как всегда:

То же небо – опять голубое,

Тот же лес, тот же воздух и та же вода,

Только он не вернулся из боя.

Тот же лес, тот же воздух и та же вода,

Только он не вернулся из боя.

Мне теперь не понять, кто же прав был из нас

В наших спорах без сна и покоя.

Мне не стало хватать его только сейчас,

Когда он не вернулся из боя.

Мне не стало хватать его только сейчас,

Когда он не вернулся из боя.

Он молчал невпопад и не в такт подпевал,

Он всегда говорил про другое,

Он мне спать не давал, он с восходом вставал,

А вчера не вернулся из боя.

Он мне спать не давал, он с восходом вставал,

А вчера не вернулся из боя.

То, что пусто теперь, – не про то разговор,

Вдруг заметил я – нас было двое.

Для меня будто ветром задуло костер,

Когда он не вернулся из боя.

Для меня будто ветром задуло костер,

Когда он не вернулся из боя.

Нынче вырвалась, будто из плена, весна,

По ошибке окликнул его я:

– Друг, оставь покурить! – А в ответ – тишина:

Он вчера не вернулся из боя.

– Друг, оставь покурить! – А в ответ – тишина:

Он вчера не вернулся из боя.

Наши мертвые нас не оставят в беде,

Наши павшие – как часовые.

Отражается небо в лесу, как в воде,

И деревья стоят голубые.

Отражается небо в лесу, как в воде,

И деревья стоят голубые.

Нам и места в землянке хватало вполне,

Нам и время текло для обоих.

Все теперь одному. Только кажется мне,

Это я не вернулся из боя.

Все теперь одному. Только кажется мне,

Это я не вернулся из боя.

(В. Высоцкий)

– Вот мне показывают, что время эфира заканчивается. Знаете, может я и не прав был, что рассказал вам про все это… но если бы замолчал, то я не был бы тем Суворовым которого вы знаете. Я такой, какой я есть. Всем спасибо. До свидания.

Задумчиво выбив пепел из трубки, Сталин убавил звук, как только после летчика Суворова взял слово диктор, после чего повернулся к Лаврентию Павловичу.

– Вы знаете, товарищ Берия, что нужно делать!

Молча кивнув, нарком вышел из кабинета.

– План «Ост» говорите? Ну‑ну, – тихо пробормотал Иосиф Виссарионович.

За полтора часа до радиопередачи заключенный номер один был доставлен на спецобъект, где опытные следователи начали заново потрошить Гейдриха. Теперь они знали, какие вопросы задавать. Через три дня полностью развернутый доклад старшего следователя лежал на столе Берии, который лично отнес его товарищу Сталину.

– Значит, полностью подтвердилось?

– Да, товарищ Сталин. Выявились такие интересные документы как «О военной подсудности в районе «Барбаросса»» от тринадцатого мая тысяча девятьсот сорок первого года и «о комиссарах». План «Ост» тут выложен более развернуто, однако показания Гейдриха несколько отличаются от того что рассказывает Суворов. Майор Никифоров уже прислал опрос Суворова, тот честно признался, что почти пятьдесят процентов им лично придумано. Он решил, что для противодействия мирного населения на оккупированных территориях это хорошая идея. В остальном большая часть совпадает, так что возможно разговор с тем ван Кляйном имел место быть. К сожалению, наш человек не смог подойти достаточно близко, чтобы подслушать, да и французский язык он не знал, однако судя по мимике, разговор был довольно эмоциональным.