Мы - истребители

Annotation

Несмотря на тяжелое ранение, Вячеслав Суворов, наш современник, попавший в грозный сорок первый год и успевший многое сделать на благо Советского Союза, продолжает делать все для победы. И вот, новейшие истребители Ла-5, которыми управляют летчики, прошедшие обучение по новейшим методикам пилотирования в Центре Боевой Подготовки летного состава ВВС, идут в бой.

Владимир Поселягин

Владимир Поселягин

МЫ — ИСТРЕБИТЕЛИ

В мирное время эта самая обычная московская районная больница была довольно тихим местом, но с началом войны больных с насморком и кашлем в ее стенах встретить стало трудно. Во всех палатах находились раненые бойцы и командиры Красной Армии, которая не жалея себя сдерживала черные орды немецко-фашистских войск. Так что никого не удивило, что в первых числах сентября у входа появились трое командиров, которые, накинув на плечи белые халаты, спокойно прошли в кабинет главного врача.

— Ожил ваш парень. Ожил. В себя еще не пришел, но глаза открывал, а это хороший знак. Очнется не сегодня завтра, поверьте моему опыту, — немедленно сказала главврач, как только один из командиров в форме капитана ВВС открыл дверь ее кабинета. Похоже было, что она по виду вошедших определяла, к кому они приходили.

Анна Семенович в белоснежном больничном коротеньком халатике с большим декольте склонилась надо мною и произнесла грудным голосом:

— Еще нектара?

— Да!!! — Рот наполнился слюной, а глаза не отрывались от этих двух великолепных полушарий.

Еще больше изогнувшись, отчего в определенной части тела возникло естественное неудобство, Анна поднесла к моим губам стакан с молоком.

После нескольких судорожных глотков по подбородку потекла белая жидкость, а кто в присутствии такой женщины сможет пить спокойно?

— Сейчас вытру, — тихим сексуальным голосом сказала Семенович, расстегивая верхнюю пуговицу халата, и в этот момент что-то дернуло меня, и я очнулся…

А очнулся я от давления на мочевой пузырь.

«Ну вот так всегда! На самом интересном месте!!!» — было моей первой мыслью после прихода в сознание.

Открыв глаза, посмотрел на белый потолок с пересекающей его трещиной. Судя по всему, я находился в больничной палате. Попытавшись крикнуть санитарку или еще кого-нибудь, кто носит утки, вдруг понял, что это уже не требуется: что-то горячее потекло по ногам, и подо мной замокрело.

«Зашибись проснулся! — только и мелькнуло в голове. — Похоже, слишком много молока выпил. А ведь знал — не верь красивым девушкам! Запоят!»

Вместо слов мое горло вдруг выдало какое-то блеклое карканье. Прокашлявшись, я довольно внятно позвал:

— И есть тут хто-нибудь? — Однако меня продолжала окружать тишина.

Судя по всему, в палате больше никого не было. Осторожно покрутив неожиданно тяжелой головой и переждав небольшое головокружение, я осмотрелся. Это была одиночная, персональная палата. В углу белый шкаф, у изголовья тумбочка, рядом табурет с наброшенным на него белым материалом, и только через несколько секунд до меня дошло, что это обычный больничный халат. В окно было видно крону дерева, по которой можно было определить, что я находился на втором, а то и на третьем этаже.

На тумбочке стояли банки-склянки с лекарствами, но не они привлекли мое внимание, а графин с водой. Горло пересохло до состояния наждачной бумаги и пить хотелось неимоверно. Жалобно поглядев на воду, я осмотрел себя, как только мог. Одна из ног, показалось, обрублена наполовину. С испугом посмотрев на левую, забинтованную снизу доверху, потом на обрубок правой и сообразив, что их не чувствую, от ужаса потерял сознание.

Жанна Фриске склонилась надо мною и, ложечкой зачерпнув мороженого, вазочку с которым держала в руках, тихо сказала грудным сексуальным голосом:

— Ну съешь еще кусочек, мой сладенький!

Несколько секунд удивленно разглядывал ее. После чего, быстро осмотревшись, не обращая внимания на ложку с мороженым у лица, пробормотал:

— Что-то мне все это напоминает.

— Ну съешь еще кусочек! — как заведенная просила она.

— Ты ненастоящая, — слабым голосом сказал я.

— Это я не настоящая?! — спросила она, скидывая халатик.

— Настоящая…

— Ну съешь еще кусочек, — опять повторила она, и около моего лица снова появилась ложка.

— Да не буду я! Не хочу!

— Будешь! — внезапно твердым и жестким голосом сказала дива.

Мою голову обхватили как будто клещами, и в мой полуоткрытый от возмущения рот все-таки попало этот подозрительное мороженое. Как я ни крутился, Жанна сумела впихнуть в меня еще три ложки.

Наконец я смог освободить одну ногу, и от мощного толчка девушка отлетела к стене, с глухим стуком врезавшись в нее.

Внезапно я понял, что снова обездвижен, как во сне с Анной Семенович.

С жужжанием и потрескиванием тело Жанны зашевелилось, и она стала подниматься. Через прорехи в коже был виден металлический скелет андроида. С жужжанием и потрескиванием от замыкания она рывками двинулась ко мне, говоря грудным сексуальным голосом:

— Ну съешь еще кусочек!

— А-а-а! Разбудите меня кто-нибудь!!!

Ни ущипнуть себя, ни отбиться я не мог, поэтому сделал то, что первым пришло в голову. Больно прикусил губу.

Над головой был тот же потолок с трещиной.

«Интересно, к чему эти сны? Надо будет сонник почитать!» — ошарашенно подумал я и, вспомнив последствия встречи с Семенович, тут же заорал:

— Сестра, утку!

— Елена Степановна, очнулся наш мальчик, очнулся! — без стука ворвалась в кабинет главврача дежурная медсестра.

— Как он? — вставая, спросила главврач.

— Сразу затребовал утку. С ним сейчас Марья Петровна находится. Обмывает.

— Не успели?

— Да нет, утку вовремя принесли. Сам больной потребовал. Странно как-то это…

— Что именно? — спросила Елена Степановна, выходя из кабинета и закрывая его на ключ согласно инструкции.

— Бойкий он больно. Такое впечатление, что с момента операции не десять дней прошло и из комы он вышел не сегодня, а не меньше месяца прошло.

— Речь не плавает, голова не кружится?

— Говорит, что чувствует себя хорошо. Кроме сильной слабости и обычных послеоперационных болей, с ним все в порядке. Кушать потребовал. Я велела ему каши принести, манной.

— Правильно, если немного, то можно. Но то, что он чувствует себя хорошо, вот это странно, — ответила главврач и постучала в дверь без номера.

— Войдите! — послышалось с той стороны.

Приоткрыв дверь, Елена Степановна сказала не входя:

— Он очнулся, — после чего направилась осматривать пациента.

Через несколько секунд их догнал мужчина лет тридцати в форме сержанта НКВД.

Первой, толкнув дверь, в палату вошла Елена Степановна.

— Нельзя больше, больной, — как раз в это время отобрала у пациента тарелку с остатками каши пожилая санитарка Марья Петровна.

— Можно-можно, — потянулся за едой перебинтованный юноша, но сморщился, вернулся на место и, несколько секунд посмотрев на Марью Петровну жалобными глазами, начал всхлипывать.

Почти синхронно завторила ему Марья Петровна.

— На, покушай, еще немного можно, — наконец не выдержала она.

— Ха, всегда срабатывает, — тихо промурлыкал раненый и снова стал наворачивать кашу. Голос он понизил, но не сильно. Похоже, ему было известно, что санитарка была туга на оба уха, но вот вошедшие его прекрасно слышали.

— Так что скажете, Марья Петровна, к чему этот сон? А? — спросил уже громко больной.

— М-да. Кадр, нам попался… — ошарашенно пробормотала Елена Степановна.

Повернув голову, юноша сверкнул ярко-голубыми глазами и с интересом посмотрел на вошедших, при этом интенсивней заработав ложкой. Похоже было, что он небезосновательно считал, что поесть ему не дадут.