Динозавры (ЛП)

Брайан Олдисс

Бедный маленький воин

Клод Форд знал, как надо охотиться на бронтозавров.

Сначала вы бездумно месите грязь, тягучую целебную грязь, пробираясь среди ив и маленьких, по здешним меркам, первобытных цветов с коричнево-зелеными круглыми бутонами. (Отчего все поле походит на плантацию футбольных мячей.) Вы не сводите глаз с туши, облюбовавшей заросли тростника. Создание не менее грациозное, чем чулок, набитый песком, возлежит, согласно Архимеду, погрузившись в болото по холку, и описывает полукруг широкими, с кроличьи норы ноздрями в футе над зарослями, с радостным хрюканьем находя толстые, как колбасы, стебли тростника.

Пытаясь создать идеальное страшилище, Природа перестаралась. Стрелку зашкалило и отбросило в обратную сторону, посему чудовище оказалось наделенным своеобразной привлекательностью. В глазах его жизни не больше, чем в большом пальце на ноге трупа. А слежавшаяся шерсть в бесформенных ушных раковинах и выдыхаемая вонь очень пригодились бы в качестве аргумента любителям повитийствовать на тему совершенства творений Матери Природы.

Но вы — мелкое млекопитающее с развитым большим пальцем и самозарядным, компьютерно управляемым, с оптическим прицелом, двуствольным, нержавеющим, сверхмощным карабином 65-го калибра в хилых лапках; и вас влечет шкура грозного ящера. Пусть она испускает раздражающий, как басовая нота, запах, но слоновья кожа по сравнению с ней — дешевле туалетной бумаги. Шкура у бронтозавра серая, как море викингов, и прочная, как фундамент собора. Что иное помогло бы хрупким косточкам выдержать нагрузку колышущейся плоти?

По серой шкуре мечутся — можно увидеть их отсюда! — обитающие в складках и трещинах маленькие коричневые вши, наделенные неуловимостью привидений и жестокостью крабов. Если одна из них свалится на вас — хребту каюк. И когда какой-нибудь из этих паразитов задирает конечность, вы в силах разглядеть, что он, в свою очередь, носит собственный урожай паразитов рангом помладше — размером с омара. Вы уже близко. О! Так близко, что способны расслышать удары примитивного органа — сердца. Предсердие и желудочек функционируют исправно.

Время созерцания миновало, вы перешли Рубикон и приближаетесь к гибели — его или вашей. Страхи и предчувствия могут лишь помешать и посему отброшены, только натянутые нервы, дрожащие сплетения мускулов под липкой от пота кожей и маниакальная мечта маленького существа одолеть чудовище помогут вашим чаяниям исполниться.

Можете выстрелить сейчас. Подождите, пока эта крошечная, как ковш экскаватора, голова приостановится, чтобы заглотить охапку тростника, и одним незаметным тривиальным пшиком покажите равнодушному юрскому периоду, что он глядит не куда-нибудь, а в дуло шестизарядной эволюции.

Но вы медлите. И знаете причину, хотя никогда себе в этом не признаетесь. Это знание обширное, как бейсбольное поле, и по-черепашьи долгоживущее. Оно отравляет каждое ваше чувство не менее, чем змея, извивающаяся под ногами. Пропитывает собой страсть: предположи, будто целишься в утку, англичанин! Оно наполняет рассудок привычным тепловатым шепотком: мол, скука, сей надоевший нытик, вернется, когда дело будет сделано. Окатывает нервы ледяной насмешкой: когда рассосется по телу адреналин — придет тошнота. Действует на хрусталик и сетчатку: вы кажетесь себе жалким на фоне величественной красоты этого мира.

Пресвятая Богородица, при чем здесь катаное-перекатанное слово «красота»?! Или в ваших ушах застряли обрывки лекции со слайдами: «…Взглянув на спину титанического существа, мы видим круглую дюжину (да простят мне этот каламбур, именно круглую) птиц с оперением, перед яркостью которого меркнет легендарный Майами-Бич. Птицы столь круглы потому, что питаются крохами со стола богача. А теперь обратите внимание на это очаровательное фото. Видите, бронто задирает хвост? Ах, как забавно — хлоп, и из-под хвоста вываливается пара катышков. Я вам точно говорю, ребята, это здорово: как водится, прямо от производителя к потребителю. Птицы дерутся за свою долю. Эй, ты, хватит тебе кружить, ты и так круглый! И зазевавшимся ничего не остается, как вернуться на круп и ждать следующего круга. А сейчас мы видим, как солнце садится на Юрском западе, и говорим: «Счастливой диеты!»

Однако вы слишком медлите. Вы пришли сюда стрелять или предаваться переживаниям? Возьмите себя в руки, а в руки возьмите карабин, поднимите его на уровень плеча и тщательно прицельтесь.

Отдача чересчур сильна. От этакой встряски вы полупарализованы. И, потрясенный, озираетесь. Монстр как ни в чем не бывало угрюмо чавкает, да еще и подпускает ветерок, способный сдвинуть старинный парусник.

Взбешенный (нет, это какое-то иное трудноопределимое чувство), вы выступаете из зарослей и предстаете перед ним. И эта незащищенность типична для ситуаций, в которые вас регулярно ввергает жажда справедливости. Жажда справедливости? Или опять что-то трудноопределимое? Почему вы должны поступать нелепо, если явились из нелепой цивилизации? Но вопросы следует отложить на потом. Если вообще это «потом» наступит, поскольку два немигающих глупых глаза уставились на вас многообещающе.

О, чудовище, пусть же обещаемое будет сделано, но не челюстями, а огромными лапами или, если не трудно, всей гороподобной тушей! Пусть воспоют эту смерть в саге, поучительной, как сага о Беовульфе!

В четверти мили отсюда дюжина гиппопотамов шумно барахтается в первобытной грязи… А в следующую секунду хвост длиной в понедельник и толщиной в субботнюю ночь обрушивается с небес. Вы ныряете с проворством утки, но монстр и без того промахнулся, потому что у него координация не лучше чем, скажем, у вас, вознамерьтесь вы сделать завивку на шкуре живого долгопята. Совершив поступок, чудовище, похоже, считает свои обязательства выполненными. Оно как бы отпустило вам грехи. И забыло о вас.

Хотелось бы забыть о себе самом с подобной легкостью. Ведь, собственно, ради этого вы сюда и сбежали. «Держитесь подальше от такого рода проблем», — гласит брошюра, посвященная путешествиям во времени. Что означает: держитесь подальше от Клода Форда, человека столь же бесполезного, сколь и его фамилия, которую он носит вместе с ужасной женщиной Мод.

Мод и Клод Форды не ужились друг с другом, а заодно и с миром, в котором родились. Это послужило Клоду поводом отправиться стрелять гигантских ящеров. Поскольку вы — абсолютный кретин, если надеялись, что сто пятьдесят миллионов лет способны хоть чуть-чуть упорядочить хаос в водовороте амбиций.

В очередной раз вы пытаетесь пресечь слезливые мыслишки, но вам ведь ни разу не удавалось совладать с ними, начиная с

кока-коллаборационистских

лет взросления. Боже, если бы юности не было, ее следовало бы выдумать!

Tyrant Vegetarian, в чье существование вы вторглись со своим коктейлем из страстей и желаний, с комплексом ощущений, типичных для человеческого организма, вновь начинает притягивать внимание. На сей раз кошмар облачен в плоть, старина, как заказывали. И на сей раз следует поторопиться встать к нему лицом, прежде чем он вас снова заметит. И опять поднимается сверхчувствительная оптика, нащупывая уязвимое место.

Пестрые птицы машут крыльями. Вши скачут как угорелые. Болото жалобно всхлипывает под тяжестью бронто. Монстр опустил голову, и миниатюрный череп виден сквозь желтоватую воду. За всю вашу нервную жизнь вам не приходилось так нервничать, и вы верите, что предстоящий катарсис выжмет из вашей нервной системы прочно обосновавшийся там страх до последней капли. О'кэй, машинально бормочете вы, миллионнодолларовые вневременные курсы насмарку. О'кэй, о'кэй… И когда вы повторяете это в сотый раз, глупая морда, подобно поезду, давшему задний ход, поднимется из воды рядом с вами, монотонно работая похожими на бетонные надолбы коренными зубами.

Болотная жижа ниспадает водопадом с бескрайних губ (или безгубых краев?), заляпывая все вокруг, в том числе и ваши ноги. Стволы, стебли, листья, трава, тина, торф вперемешку вращаются в жующей пасти. Все, включая и мечущихся крошечных рачков и лягушек, перекочует из мерзкой пасти в мерзкий желудок. И под аккомпанемент челюстей: глум-глум-глум… на вас опять пристально смотрят.