Loving Longest 2 (СИ)

Молодой эльф дочитал анналы и воскликнул:

— Значит, Вала Мелькор убил Финвэ и похитил то, что принадлежало Феанору? Какой ужас!

— Так сказали вестники, которые пришли из Форменоса, — ответил библиотекарь. — В этой книге — только правда.

— И сыновья Финвэ ушли в Средиземье, преследуя Мелькора? Значит, это они стали изгнанниками и увели за собой других?

— Да, двое старших, Феанор и Финголфин; Финарфин остался здесь, — ответил библиотекарь. — Теперь он король нолдор.

— Но почему же мне ничего не рассказывали про Финвэ? Почему Ингвэ не говорил мне про нолдорских королей? Зачем было убивать Финвэ — ведь он всего лишь квенди, а Мелькор — один из Валар?..

— Не знаю. Мне кажется, если ты хочешь узнать подробности, тебе нужно повидать родственников Финвэ.

Он задумался. Стоит ли беспокоить несчастных родичей Финвэ? Ведь он сам не уверен, что ищет.

Но ведь именно убийство Финвэ, как он теперь понял, привело к Исходу нолдор, и, в конечном счёте — он теперь был почти уверен в этом — к его собственной гибели.

И где-то там, далеко, если Тилион не обманул его, подвергается страшной опасности его брат…

Он долго в задумчивости бродил по белым тропинкам сада среди цветущих лиловых глициний. Вчерашний ливень почти смыл белый песок, которым была посыпана дорожка вокруг дома; смыл даже землю так, что обнажилась скала, на которой был построен летний дворец Ингвэ. Наверное, именно поэтому он ступил так бесшумно — и услышал не предназначенный для него разговор.

— Я не понимаю, племянница, ты действительно хочешь ему всё рассказать? — воскликнул Ингвэ. — Зачем это всё нужно?

— Он же всё равно вспомнит, — сказала мать. — Когда-нибудь…

— Он может ничего не вспомнить, если не попросить Ниэнну помочь ему. Я тебе это запрещаю. Ведь, в конце концов, всё кончено. Признай, что нолдор окончательно пали. Фактически их больше нет. Твоему сыну повезло, что он родился в ваньярском доме и может обо всём забыть. Что он будет думать о своей семье? — Ингвэ понизил голос, но юноша всё равно его услышал. — Зачем мальчику знать, что его дед был убит собственным сыном? Ты действительно хочешь рассказать ему такое о своём брате, Финдис?

— Дядя Ингвэ, я всё равно не верю, что брат был способен на такое! — Он услышал шорох и грустный, странный звук; понял, что мать, как всегда, когда нервничает, начала перебирать струны лежавшей на диване лютни.

— Я видел улики, Финдис; для меня они неоспоримы, я ездил тогда в Форменос, и я видел всё своими глазами.

— Это ты один видел! Ты мне ничего не показал. Ничего! Почему, дядя Ингвэ, я и об убийстве, и об этом узнала только спустя столько лет?!

— Всё осталось в Тирионе, я просто не хотел держать эту мерзость у себя в доме, — Ингвэ раздражённо стукнул каблуком об пол. — Сколько всего мне приходится скрывать! Ты бы хоть порадовалась, что мы избавились от этой истерички.

— Истерички?! Я её очень хорошо понимаю! — Мать старалась говорить тихо, но от её голоса гудело нутро лютни. — И я не понимаю, как и зачем такое вообще можно было скрывать — и нет, я сейчас говорю не об убийстве моего отца! Признай, что они вели и ведут себя безумно. По-моему, это какое-то нездоровое отношение к…

— Финдис, это всё последствия нервного потрясения, — сказал Ингвэ. — Такое даром не проходит.

— Конечно, — ответила Финдис. — Только поэтому я до сих пор ничего не говорила сыну. Я за него боюсь. Но я считаю, что, оставаясь в неведении, он подвергнется ещё большей опасности.

— Знаешь что? Я хочу отвезти твоего сына в мой зимний дворец на Таникветиле, — сказал Ингвэ. — Там его будут окружать только чистокровные ваньяр, и он и думать забудет про твоих…

Мать вышла из комнаты и хлопнула дверью.

Он видел, что мать настроена решительно, но понимал, что у Ингвэ больше средств, чтобы привести свой план в исполнение. Один раз он уже посещал зимний дворец короля ваньяр в заснеженных скалах на пути к недоступной вершине Таникветиля: белоснежные, с лиловатыми прожилками, стены; вечнозелёный голубоватый можжевельник в саду; витые, кружевные, как белые кораллы, парапеты, хрустальные колонны на садовой террасе и на башне-колокольне, откуда переливы серебряных колокольчиков возвещали о начале королевской аудиенции…

Помоги своему брату…

Дни и месяцы страданий, которых он не заслужил…

Он засунул очки в карман рубашки и бросился обратно в библиотеку; библиотекарь уже запирал двери.

— Ты сказал, можно поговорить с другими родственниками Финвэ. Где они, как их найти?

— Ты можешь попробовать навестить его жену и невестку, — сказал библиотекарь. — Сегодня как раз приехал этот… всё время забываю, как его зовут. Спроси вон у него. Может быть, ты застанешь его около кухни.

Молодой эльф выбежал из библиотеки на задний двор и увидел всадника на крупном рыжем коне.

Это был юный по эльфийским меркам и по эльфийским же меркам очень красивый парень, которому от силы было лет сто-сто пятьдесят. Он был черноволосым, и блестящие локоны спускались до пояса тугими завитками. Что-то в его внешности казалось странным. Потом, присмотревшись, он понял, что именно: локоны были не настоящими, их завили щипцами (так делала его мать по большим праздникам). Кроме того, приезжий был одет в оранжево-алую тунику, усыпанную звёздами, и кожаный жилет (по картинкам в «Анналах» он уже понял, что так одеваются нолдор), но при этом на его предплечьях сверкали роскошные, широкие серебряные ваньярские браслеты, переливавшиеся зеркальцами слюды и перламутра.

— Возьми, передашь Финдис, — сказал черноволосый эльф, подавая завёрнутую коробку одному из служителей. — Мне надо ехать.

— Э-э-э… Мардил, подожди минутку, — сказал библиотекарь. — Вот ему надо кое о чём поговорить с королевой Индис. Ты не проводишь его? Он из дома принцессы Финдис.

Нолдо смерил его презрительным взглядом и провёл пальцем по алым губам.

— Хорошо, только я тороплюсь. Ты, возьми моего запасного коня и поедем. Тут недалеко.

Только оказавшись на дороге, молодой эльф почувствовал себя в безопасности.

— А ты кто такой? — спросил его Мардил.

— Я… я сын Финдис, — признался он.

— Понятно. Не видел тебя в их доме. Тебе сколько лет?

— Двадцать восемь… исполнилось только что. А ты кто? Ты же нолдо?

Мардил насмешливо посмотрел на него.

— А ты?.. Ну ладно, да, я нолдо. Я живу на севере и управляю землями Форменоса, которые раньше принадлежали принцу Феанору. Теперь ими, как и остальными нолдорскими землями, правит король Финарфин. Часть дохода с этих земель должна поступать Индис, вдове Финвэ, и Нерданэль, вдове Феанора; кое-что полагается и твоей матери тоже. Зачем тебе Индис? Ты что, незнаком с ней? Ведь она мать твоей матери.

Сын Финдис сбивчиво рассказал Мардилу о своих недоумениях, умолчав, конечно, о визите Тилиона. Тот поджал блестящие алые губы и тихо сказал:

— Я тебя, конечно, провожу, но мой тебе совет: сиди дома. Вряд ли Индис хоть что-то знает: говорят, они с Финвэ разошлись и последние лет сто своей жизни он был один. Может быть, тебе и стоит поговорить с Нерданэль, но если куда-то с ней поедешь — не отставай от неё. Она женщина решительная, в обиду тебя не даст.

— Индис уехала погостить к Румилю, — услышал он, — но давай ты рассчитаешься со мной.

На крыльце скромного белого домика стояла высокая, статная женщина в белой рубашке, кожаном жилете и кожаных штанах. Он никогда и ни у кого не видел таких ярких, блестящих, коричнево-рыжих, как соколиные перья, волос.

Она взглянула на него и сразу бросилась к нему, обняла; он тоже обнял её.

— Ты мой любимый племянник!.. — воскликнула она. — Дорогой мой…

— Нерданэль, Финдис не говорит ему, кем он раньше был, — сказал Мардил. — Не тебе ему об этом рассказывать.

— Да как хотят, — тряхнула толстой косой Нерданэль, сразу помрачнев. — И как они его теперь называют?

— Квайнафинвэ, «десятый Финвэ», — ответил он.

— Финдис с её этим, как его, Эстельмо, совсем ума лишились, — сказала Нерданэль, причём совсем без раздражения — просто отмечая известный факт.