Змея Давида (СИ)

Горбин усмехнулся и направился обратно к двери подсобки.

– Было еще этим летом, – ответил он на ходу. – Парижское издание 1899 года. Отдал за сто пятьдесят галеонов, почти даром! – А кто у вас его купил? – Профессор из Хогвартса, – и с этими словами Горбин исчез за дверью.

====== Глава 37 ======

Идея узнать кто такая эта таинственная «Лили» и что она значит для Снейпа (раз уж он призывал ее в бреду) жгла Диану не хуже крапивницы, но как подступиться к выяснениям, она пока не знала. Не напрямую же самого Снейпа спрашивать, а никого из его однокурсников-слизеринцев она лично не знала. Знала, что он учился вместе с Мальсибером и Эйвери, но эти двое были недосягаемы. Тут она вспомнила, что Люпин и Снейп – одногодки, и решила аккуратно «подкатить» с расспросами к оборотню. Пусть они учились на разных факультетах, но все же – вдруг Люпину хоть что-то известно о личной жизни бывшего однокашника.

Но и к Люпину следовало «подкатывать» осторожно, не спрашивая «в лоб». Хотя отношения между этими двумя сложно назвать даже приятельскими, но чем черт не шутит – вдруг Римус в разговоре со Снейпом нечаянно обмолвится о том, что Диана интересовалась личной жизнью последнего. Тогда на робких ростках надежды завоевать если не любовь Северуса, то хотя бы его дружбу и расположение, можно будет ставить жирный крест.

Диана знала, что Ремус неравнодушен к белому шоколаду с миндалем. Воспользовавшись свободным временем между двумя дежурствами, Диана совершила очередную вылазку в Лондон и, зайдя в один из самых дорогих супермаркетов столицы, купила там несколько плиток лучшего белого и молочного шоколада с орехами. Теперь повод для визита на площадь Гриммо имелся достаточно веский, а то, что Люпин сейчас именно там, она знала наверняка – через два дня было полнолуние, и Римус предпочитал в это время отсиживаться где-нибудь в спокойном месте.

Как и ожидалось, шоколаду Римус несказанно обрадовался и набросился на него с жадностью ребенка, развернувшего, наконец, долгожданный рождественский подарок. А Диана, воспользовавшись его резко улучшившимся настроением, попросила разрешения еще раз взглянуть на его старые школьные колдографии.

Довольный Люпин поставил перед Дианой чашку чая и блюдце с наломанным на аккуратные «окошки» шоколадом, а рядом свалил на стол уже знакомый ей толстый альбом, присовокупив к нему еще десяток отдельных колдографий.

Начать Диана решила именно с них. На первой был запечатлён не кто иной, как покойный Сириус Блэк – в магловской куртке-косухе и верхом на «Харлее». Небрежно-красивый, молодой, сейчас он ничем не напоминал мага, а был похож то ли на рок-звезду, то ли на отвязного байкера – «геморрой» и «головную боль» всех добропорядочных водителей и родителей молоденьких дочерей.

Следующая колдография изображала неразлучную «четверку» друзей, старательно строящих рожи в объектив. Третья представляла собой групповой снимок выпуска семьдесят восьмого года в полном составе – все четыре факультета.

Диана без труда нашла Снейпа – в самом верхнем левом ряду. Даже среди чопорных слизеринцев он отличался сумрачным и замкнутым выражением лица и манерой прятать взгляд от объектива колдокамеры. Снейп стоял, глядя куда-то вбок и вниз, словно искал глазами кого-то с других факультетов.

Она внимательно разглядывала слизеринцев. Их было шестеро и среди них была только одна девушка – полноватая блондинка с одутловатым лицом и вялой улыбкой. Не уродина, но и красавицей ее назвать было нельзя. Вряд ли это могла быть та самая Лили, хотя…

– Римус, а кто эта девушка? – спросила она, ткнув пальцем в колдографию. – Это Уинфрид Крэбб. Она сейчас замужем за одним из упиванцев, не помню его фамилии. – А это? – Диана наугад ткнула в одну из рейвенкловок. – Не помню… Кажется, ее звали Дороти.

«Поищем среди гриффиндорок. Хотя это плохая идея…»

Впрочем, не такая уж и плохая, тут же подумалось ей – взгляд Снейпа был устремлен именно в сторону студентов Гриффиндора. Одногруппниц Люпина было трое – все довольно симпатичные.

- Римус, а как звали твоих одногруппниц? – спросила она снова, протягивая Люпину колдографию.

Тот отставил чашку с недопитым чаем и начал перечислять:

– Вот эта блондинка – Мэри Макдональд. Она сейчас в Штатах. Их семья уехала из Англии после того, как Упивающиеся убили ее брата. Темноволосая девушка – Дорказ Медоуз. Она состояла в Ордене Феникса. Убили и ее саму, и всю ее семью. А это – и Римус мечтательно и грустно заулыбался, – Лили. Лили Эванс, мать Гарри.

«Лили».

Лили Эванс и правда была весьма привлекательной – это было заметно даже несмотря на то, что колдография выцвела за эти годы. Длинные темно-рыжие волосы, огромные светлые (цвет их определить с точностью не представлялось возможным) глаза, правильные черты лица и улыбка, способная растопить даже масло в холодильнике. Такие яркие красавицы всегда находятся в центре мужского (да и женского тоже) внимания. А Римус меж тем продолжал:

– Таких глаз, как у нее, мне больше ни у кого прежде не приходилось встречать. Глаза – единственное, что Гарри унаследовал от нее. Глаза и характер. В остальном он точная копия Джеймса.

Действительно, хоть Поттера-младшего Диана видела в школе несколько раз мельком, но необычный, изумрудный цвет глаз мальчишки она запомнила, тем более что они так контрастировали с его черными, вечно взъерошенными волосами… Рыжая, зеленоглазая, красивая… Настоящая колдунья. На всякий случай Диана спросила:

– А у вас не училась такая Лили Дюпон? Или, может быть, у нее была другая фамилия…

Никакой «Лили Дюпон» не существовало в природе, Диана выдумала только что.

– Нет, – уверенно ответил Люпин. – Вообще других девушек по имени Лили на моей памяти в Хогвартсе больше не было. Может, она училась в более ранние годы, не знаю.

Значит, это действительно именно та Лили. Диана грустно всматривалась в колдографию. То, что у нее с Джеймсом Поттером бурный роман, было видно невооруженным взглядом – ее будущий муж то и дело по-хозяйски пытался приобнять ее за плечи, смеясь и говоря что-то, а Лили, изо всех сил стараясь сохранить на лице серьезное выражение, сбрасывала его руку со своего плеча, хотя видно было, что подобные знаки внимания ей более чем приятны.

Была, конечно, вероятность в один-единственный процент, что существовала где-то другая «та самая» Лили. Но факты сами складывались в безупречную конструкцию. С кем ближе всего из представителей противоположного пола общаются школьники? Конечно же, с однокурсниками. Вряд ли Снейп в том возрасте мог похвастать широким кругом знакомств, как в магических, так и в магловских кругах. Да и неприязнь Снейпа к Поттеру-младшему (которая даже Диане бросилась в глаза) получала вполне земное объяснение – вряд ли Снейпу было очень радостно каждый день видеть перед собой уменьшенную копию человека, отнявшего любимую женщину и не сумевшего ее защитить.

Римус продолжал говорить, но Диана слушала его вполуха. Единственное, что ей удалось запомнить, что поначалу Лили Поттера-старшего на дух не выносила, считая его неисправимым раздолбаем и выпендрежником. Но с шестого курса неожиданно сменила гнев на милость и начала дружить с ним, притом, что половина мальчишеского состава Хогвартса не прочь была бы начистить Джеймсу его смазливое лицо, чтобы отбить у него первую красавицу школы. Но при этом Люпин ни словом не обмолвился о том, что у Лили был, хоть и кратковременный, но роман со Снейпом. А значит, его попросту не было – судя по накатившему на него приступу воспоминаний о счастливой юности, такой подробности он бы точно не упустил.

Для вида Диана еще пролистала альбом, глядя невидящими глазами сквозь колдографии и переваривая полученную информацию. Выводы же были не особо оптимистичными.

То, что эта Лили мертва, не облегчало, а осложняло ее задачу. Нет ничего сложнее, чем пытаться соперничать с мертвым идеалом. С живым человеком можно поссориться, его можно уличить в каком-либо неблаговидном поступке и охладеть к нему. Смерть же ставит объект преклонения на недосягаемую высоту, сбросить с которой его сможет только сам поклоняющийся. Не было гарантии того, что Снейпа когда-нибудь отпустит память о девушке, которая даже никогда не принадлежала ему.