Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Как в одиночестве, так и вместе с Рексом, решившим столь нелепо пошутить.

Он прислушался к шагам. Попытался дышать глубже, надеясь, что Рексу хватит ума не подходить ближе. Но стук каблуков ботинок становился всё громче, отдавался в висках барабанной дробью.

Льюису хотелось заорать, привлекая внимание посторонних. Как угодно, что угодно, только бы к нему не прикасались снова, не дышали близко, не обдавали своим персональным запахом, пусть даже от Рекса пахнет приятным одеколоном, а не пивом и сигаретным дымом.

Пальцы вцепились в занавеску, сминая несчастную ткань. Льюис готов был содрать её вместе с карнизом и завернуться в полотно несколько раз, только бы отгородиться от этого человека.

Только бы избежать его прикосновений.

Нет. Нет! Нет!!!

– По-моему, обычное замечание.

– Для тебя. Я другой.

– А… – начал Рекс, замолчал и вскоре усмехнулся. – Кажется, я начинаю понимать, что именно привело тебя в замешательство.

– Да?

– Да. Ты спал с кем-нибудь?

В комнате вновь повисла звенящая тишина. Льюис отпустил занавеску, позволив ткани опуститься на место, перестав служить преградой между соседями.

Глаза у страха однозначно были, что те блюдца.

Рекс стоял в отдалении, прислонившись спиной к своему шкафу, сложив руки на груди и упираясь одной ногой, согнутой в колене, в дверь. Он не летел стремительно к окну, не собирался хватать Льюиса в охапку, а потом отталкивать к подоконнику и устраивать порно-шоу для всех желающих, проходящих по улице.

Взгляд его, направленный в сторону Льюиса, был заинтересованным, но не в плане сексуального желания, искрящего и переливающегося через край, а просто так… Рекс пытался понять, с каким человеком столкнулся на жизненном пути и скольких ещё тараканов ему предстоит обнаружить в этой относительно светлой голове до того, как они окончательно разойдутся по разным углам и больше никогда не встретятся.

Льюис не отвечал. Для него сам вопрос был нелепым. Очевидно же, что он никогда и никого к себе не подпускал, придерживаясь всё тех же принципов, с коими познакомил Рекса в первый день.

Никогда. Не. Лезь. Ко. Мне.

Тот, кто лез, весьма и весьма рисковал. Желающих нашлось не так много, и все они отвалились на начальном этапе, не заходя далеко.

Следовало бы ответить. Не важно, в какой манере. Позволить капельку откровенности и признаться во всём или же вновь повысить голос и заорать, что Рекса это нисколько не касается.

Чем дольше тянулось молчание, тем сложнее было подобрать нужные слова. Но Рекс не торопился уходить. Он не двигался с места и не улыбался подначивающе, предлагая нагородить тут сотни историй о своих подвигах, вдохновенно созданных в попытке похвастать перед сверстником.

Возможно, он уже успел самостоятельно ответить на свои вопросы и представить детку с кем-то определённым из числа общих знакомых.

Подтвердись догадка Льюиса, он бы почувствовал себя мерзко.

– А ты? – слова сорвались с губ прежде, чем Льюис понял, что именно спросил.

Рука привычно потянулась к белой ленточке, перехватывающей волосы. Льюис пытался успокоиться после того, что сказал, не подумав, как следует.

Рекс приподнял угол рта в подобии улыбки, словно давно и страстно ждал этого вопроса. На лице без труда прочитывалось торжество, и Льюис готов был поспорить, что через несколько секунд на голову ему вывалят ворох ненужных подробностей, не упустив ни единой детали.

Однако Рекс отличился. Он не пытался бравировать собственными подвигами, да и столь громким словом свои опыты не именовал.

– Да, – кивнул согласно Рекс и зачем-то повторил. – Да.

Для закрепления пройденного материала, наверное.

Льюису хотелось надеяться, что вышеозначенные действия происходили до появления Рекса на территории академии и не с кем-то из общих знакомых.

Ему было довольно неловко представлять, как Рекс тащит кого-то постороннего в их комнату, пока он, Льюис, обсуждает очередной ночной кошмар со своей неизменной наставницей.

Он сидит в кресле, пьёт горький чай и давит в себе реальные чувства, не позволяя окружающим увидеть слабости, а в это время Рекс превращает их комнату в бордель. Возможно, даже укладывает пассию на кровать соседа, не желая портить свою.

Стоило признать, что такие мысли вообще не должны были посещать его голову. Нисколько не заинтересованный в общении человек вряд ли станет думать о поступках другого индивида.

А он вот думал. И прогонял перед глазами созданный воображением видеоряд. Прямо сейчас. В подробностях.

– И давно?

– Год назад. Впервые. Потом ещё пару раз. В академии – нет. Если тебя это интересует. Не говори ничего, у тебя мысли буквально на лице написаны. Не волнуйся, я понимаю, что такое брезгливость, и не стал бы использовать твою кровать для своих целей. Меня вполне устраивает та постель, что отдана в моё распоряжение. Когда мне захочется привести сюда кого-нибудь, обязательно поставлю в известность, чтобы…

Он сделал выразительную паузу, заставив Льюиса насторожиться.

– Чтобы?

– Не травмировать твою психику ещё сильнее, – пояснил Рекс. – На прошлый вопрос можешь не отвечать.

– Почему?

– Я уже знаю ответ. Это очевидно.

– И насколько же?

– Максимально, – признался Рекс. – Леди из Шалотт не покидает свою башню, целыми днями лишь прядёт пряжу и наблюдает за внешним миром через зеркало. Если она выберется за пределы замка, то, несомненно, погибнет. Тем не менее, однажды она бросит всё, сядет в лодку и отправится в своё последнее путешествие. Она не пожалеет жизни ради определённого человека. Вот только подходящего Ланселота, способного завладеть её мыслями, пока нет, и она продолжает ждать своего часа. Ах, милая волшебница Шалотт…

– Какое отношение она имеет ко мне? – нахмурился Льюис.

Он прекрасно прослеживал аналогии, проводимые Рексом. Тут всё тоже было очевидно, как и в случае с ответом на вопрос, касающийся его сексуального опыта.

Из всего многообразия литературных произведений Рекс выбрал самое близкое к их ситуации повествование, и тут только человек, совершенно не имеющий представления о содержании данной баллады, мог споткнуться, не понять, о каких событиях речь.

Вот она его башня – комната. Вот он – живое воплощение леди Шалотт, проводящей все свои дни одинаково. Вот оно его волшебное зеркало – окно, через которое он смотрит на окружающий мир и на других людей, а его пряжа – очередная запись, отражённая на страницах дневника. Личное проклятье в наличии, только в его случае оно далеко не таинственное, а самое обыденное. Имя ему – прошлое.

А Ланселота действительно нет. Даже пародии на него, и той не обнаружено. Потому волшебница продолжает коротать время в ожидании.

Льюис хотел сказать, что Рекс несколько ошибся в распределении ролей. И Ланселот уже был, только не волшебница пустилась за ним по реке, а он сам решился подняться к ней, а потом стремительно слетел с лестницы – закончилось всё не по канонам, но не менее трагично.

Однако спорить не хотелось.

Льюис чувствовал, что сегодня и без того наговорил много лишнего. Совершил ошибку, поддержав сомнительный разговор, а, не пресекая его на начальной стадии.

Он слишком расслабился и позволил себе оттаять. С этим нужно было заканчивать.

Он закрыл окно и опустился на кровать.

– Ты знаешь литературу. И эту балладу ты тоже знаешь, – произнёс Рекс.

– Знаю, – согласился Льюис. – Только в моём исполнении она получила иную интерпретацию.

– Правда?

– Да. Я убил своего Ланселота и, думаю, поступлю так же со всеми его последователями, насколько бы прекрасными они не были. Потому, если сир желал спасти меня от призраков, то он порядком опоздал. В замке сезон наглухо закрытых дверей и монстров, сидящих перед главными воротами.

– С тобой сложно, – заметил Рекс.

В ситуации, располагающей к романтике, он должен был произнести что-то вроде «я люблю сложности» и торжественно пообещать добиться поставленной цели. Реальность отличалась от придуманного мира. Здесь Рекс лишь покачал головой, потёр переносицу и тихо засмеялся. В последний раз посмотрел на своё отражение в зеркале, пригладил волосы и оставил Льюиса в столь желанном одиночестве.