Всего лишь человек (СИ)

Да, нам всем это интересно. Но Белла промолчала.

— Протяни руки вперед, — попросил я.

Кончики ее пальцев заметно дрожали, хотя она явно прилагала усилия, чтобы сдержать дрожь.

— Все, Белла, отдыхай. Полежишь пару дней и вернешься домой.

Она мрачно покачала головой, но вновь ничего не ответила. В этот миг мой чуткий слух уловил изменения. Дыхание ее сбилось, пульс участился. Лицо заметно побледнело.

— Белла, что такое? – спросил я, но она зажмурилась и покачала головой. Лицо ее исказила гримаса боли, и она не выдержала и застонала, подтягивая к себе левую ногу и с силой растирая ступню. – Судорога?

Белла кивнула, я заставил ее распрямить ногу и потянул за носок. Но я не заметил характерного спазма мышц, а Белла продолжала дрожать и стонать, и под конец не выдержала и вновь поджала ногу, обнимая ее и нервно покачиваясь из стороны в сторону.

Недолго думая, я достал из ближайшего ящика ампулу лидокаина и сделал укол. Должно помочь через пару минут. За это время я притащил рентген, установил пленку и попросил Чарли и Эдварда покинуть ненадолго палату. Неужели я что-то упустил? Кажется маловероятным, но в последние несколько часов я вообще мало что понимаю.

Кости были целы, источник боли я обнаружить так и не смог. Моя последняя версия упиралась в неврологические нарушения. Надо будет заказать еще несколько тестов.

Убедившись, что боль поутихла, я оставил Беллу на попечение Эдварда, а сам увел Чарли обратно в ординаторскую. Светало, скоро придут на работу мои коллеги, и поговорить наедине уже будет затруднительно.

— Мы проведем еще несколько обследований, — сказал я. – Симптомы противоречивые, но Изабелла перенесла сильный стресс… я рекомендовал бы показать ее психиатру. Возможно, они смогут дать больше информации.

Мои слова расстроили Чарли. Я мог его понять. Когда с твоим ребенком начинают происходить непонятные вещи, ты начинаешь винить себя. Но в этой ситуации, я, кажется, знал, кто виноват, и это не шеф Свон.

Мы, Каллены, появились в жизни Беллы и перевернули все с ног на голову. Нет, она никогда не была нормальной, но у нее был шанс таковой стать, до того момента, как она познакомилась с Эдвардом. Впрочем, кого я обманываю? Ее судьба сводилась к тому, чтобы стать пищей вампира либо вампиром, и в теперешнем ее состоянии я склоняюсь к первому варианту. Потому что нельзя эмоционально неуравновешенную девушку делать одной из нас. Это чревато, во-первых, появлением очередного убийцы-людоеда, во-вторых, проблемами с Волтури. Не знаю, понимает ли это Эдвард, но мы обсудим это при первой же возможности.

Белла очень настойчиво рвалась домой, и поскольку всестороннее обследование никаких патологий не обнаружило, пришлось удовлетворить эту просьбу. Чарли собирался нанять сиделку, чтобы та следила за тем, чтобы Белла соблюдала постельный режим. Я предложил другой вариант. Я сумел убедить Чарли в том, что Эсме будет счастлива понаблюдать за Беллой. Сначала он смутился и почувствовал себя неловко, но потом, видимо, пришел к выводу, что это действительно самое простое и правильное решение.

Мы перевезли Беллу домой. Днем с ней оставалась Эсме, а ночью Чарли держал ухо востро. Я заезжал по вечерам, но, судя по всему, выздоровление шло по плану.

Эдвард

Карлайл прав – если Белла действительно повредилась в уме, делать ее вампиром нельзя. Да и вообще, судя по ее поведению, она уже и не особо хочет быть со мной. Странно все это, что же я упустил? Что изменилось, и когда? Я по-прежнему люблю ее, она по-прежнему центр всего… вот только…

Я тоже видел мелкие бессистемные симптомы – то дрожь в пальцах, то нарушение координации, то неожиданные боли в разных местах. По ее странной реакции я догадался, что никто ее на трассе не подрезал. У нее произошел какой-то странный приступ, и она потеряла управление. Белла не признавалась, но судя по реакции на прямой вопрос, так оно и было.

Как на мой взгляд, все это говорило о неких повреждениях нервной системы, но даже самое полное обследование ничего не дало. По всем объективным медицинским критериям Белла была здорова.

Карлайл собрал всю возможную информацию о ней — анализы, снимки, записи наблюдений – и отправился в турне по самым крупным больницам и научным центрам в поисках ответа. Он был полон решимости помочь, и хотя присутствие Беллы облегчило бы эту задачу, он не хотел делать из нее подопытного кролика.

Время от времени он звонил и просил сделать какой-то дополнительный тест. Но он и сам не верил, что его работа увенчается успехом. Судя по скорости, с которой развивается болезнь, времени осталось мало.

Белла упрямо твердила, что с ней все будет хорошо и отказывалась принимать лекарства, которые рекомендовал Карлайл. Кроме тех редких случаев, когда ее настигала боль – вот это она терпеть не умела. Эта ее странная позиция наводила меня на мысль, что Белла знает, что с ней происходит. Но она не говорила, и это был первый раз, когда я возненавидел ее способность скрывать от меня мысли. Раньше это меня интриговало, заставляло теряться в догадках и внимательнее наблюдать за самой Беллой… теперь же я хотел, чтобы она рассказала мне все, но когда разговор заходил об этом, она замыкалась и раздраженно отсылала меня прочь.

Я не знал, как будет лучше для Беллы. Раньше я видел, что она рада моему обществу в любое время суток, а теперь она даже не всегда замечала, что я рядом. Она была погружена в себя и редко с кем-то разговаривала…

Через несколько дней она уже чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы поехать в школу. Поскольку ее пикап восстановлению не подлежал, я повез ее на своей машине. Она приняла мою помощь, но как-то слишком холодно, безразлично. Раньше она боролась за свою совершенно не нужную независимость, притворялась недовольной, или наоборот, беспрестанно благодарила и чувствовала себя обязанной. Но в тот день она была абсолютно равнодушной и воспринимала меня как часть обстановки, как нечто само собой разумеющееся…

Меня немного задело такое отношение, но я был готов смириться. Если с моей Беллой что-то произошло, то виноват в этом только я. Я не имею права бросать ее теперь. Я не хочу ее бросать. Я люблю ее, какой бы она ни была, ведь я помню ее прежнюю.

— Может, перестанешь всюду таскаться за мной? – раздраженно проворчала она, когда я обогнал ее и открыл перед ней дверь в столовую.

— Как скажешь, Белла, — пробормотал я. – Я встречу тебя после уроков и отвезу домой.

Я не мог поверить, что она меня разлюбила. Просто… в ее голове что-то повредилось. Это не ее вина. Я поймал на себе сочувствующие взгляды моих братьев и сестер, но не стал присоединяться к ним. Раз Белла не хочет, чтобы я был рядом, я буду наблюдать издалека.

Она – моя жизнь. Ее не станет – и меня не станет. Я знал это наверняка. Я принял это решение много месяцев назад, и никакая мерзкая болезнь этого не изменит. Жаль, конечно, что теперь все ограничено сроком ее человеческой жизни… но это лучше, чем ничего.

Наверное, я должен был пожалеть о том, что не обратил ее, пока она еще была нормальной. Тогда бы у нас впереди была вечность, а теперь мы обречены. Странное чувство. Но я все равно ни о чем не жалею. Потому что – вместе.

Весь день я просидел в машине неподалеку от школы, время от времени заглядывая в мысли школьников, чтобы понять, где Белла. Чувствовала она себя, судя по всему, неплохо. Вот только разговаривать ни с кем не хотела.

Когда закончились уроки, я едва не упустил ее. Она вышла через черный ход и направилась домой пешком. Если бы не Майк Ньютон, заприметивший это ее чудачество, я бы так и продолжал сидеть тут как идиот.

Я вышел из машины и последовал за Беллой, стараясь остаться незамеченным. Что ж, если она хочет побыть наедине с собой, пускай. Но я прослежу за тем, чтобы ей ничто не угрожало. Я всегда буду рядом, Белла.

Ночью я расположился на широкой ветке дерева, неподалеку от их дома. Это была весьма удачная позиция, и я ею пользовался вот уже несколько недель. Весь дом Свонов был для меня как на ладони, но они меня увидеть не могли, не зная где искать.