Игры престолов. Хроники Империи (СИ)

Последняя нота затихла, растворившись в морозном воздухе и над полем воцарилась тишина. Не было слышно щёлкающих и свистящих команд, замерли простые солдаты-богомолы, воздев свои страшные клешни к сумеречным небесам. Тишина тоже обладала своим звуком, гудящей, напряжённой струной она вибрировала, и с каждой секундой раскалённые лезвия боли вспарывали саму сущность Эвазара, когда он, наконец, опустил руки, освобождая свою силу.

Слитным шелестом миркулы сопровождали своё падение на обледенелый плац перед крепостью. Безжизненными куклами, лишёнными души пустыми доспехами падали они, телами своими покрывая долину. Все до единого мертвы, убиты тремя словами ребёнка, стоявшего на стене, и хрупким звоном колокольчиков. Одно крыло Эвазара стало стремительно темнеть, чёрные перья, бесшумно кружа, падали к его ногам. Он был похож на ангела, осквернившего свои крылья.

Эвазар Вэйлд Барр Амадо в последний раз взглянул на дело рук своих и тяжело вздохнул. Изо рта, ушей и носа его хлынула тёмная кровь. Отец подхватил на руки, позвал, прижал к груди, но Эвазар уже не чувствовал этого тепла, не слышал страха и отчаяния, звучавших в любимом голосе. Жизнь его уходила во тьму, разменянная на тысячи других. Неужели именно этого хотел от него отец? Чтобы его сын умер, выкупив тем самым время для подданных Империи?

Позже он узнал, что любая призванная сила имеет свойство возвращаться к отправителю. Эвазар по неопытности и незнанию высвободил слишком много силы, вложив её в Покров и Атрибуты, и могучим откатом его едва не убила собственная мощь, навсегда лишив здоровья и физической силы. Долгое время врачи считали, что наследник больше никогда оправится от этого удара и только невозможными усилиями отца и лучших целителей из Лиги Одарённых, Эвазар вновь встал на ноги.

Но он никогда не станет прежним. – Этот приговор вынесли ему врачи единогласно. Сердце мальчика после призвания Покрова сделалось настолько слабым и изношенным, будто принадлежало старику. Любое волнение, любой стресс могли спровоцировать приступ. И его оставили, наконец, в покое. Созерцая смену ночи и дня, длинными тенями прокладывающими свой путь по стерильной палате, мальчик медленно умирал от одиночества. Отец заходил к нему всё реже, словно отдаляясь от Зэра, и всё чаще от тёмного кителя Императора пахло женскими духами – сладкими, приторными, от которых становилось так горько на душе! Их разговоры протекали тихо и спокойно, и голос папы по-прежнему был ласков, а тон – заботлив, но Эвазару становилось всё труднее от осознания того, что он больше не нужен. Как заброшенная жестоким ребёнком сломавшаяся игрушка, мальчик провожал глазами выходящего из его палаты Императора, не зная, случится ли их следующая встреча. Он любил отца, потому что больше у него никого не было, однако делать это становилось всё труднее. Эвазар очень боялся проснуться однажды и понять, что он ничего не чувствует. Ни холода, ни боли, ни жажды… ни любви.

День за днём он проводил в постели, пропитанной запахами лекарств и сочувствия, которыми буквально лучились глаза всех врачей, что приходили к нему. Они общались с ним так, словно он превратился в хрустальную статуэтку и, видя то, как погибает под таким пристальным вниманием его сын, Тимо Лайтонен решился на отчаянный шаг. Клин вышибают клином – старая эргонская поговорка могла сработать, и Император верил, что Эвазар станет сильнее, если поместить его в среду, где сильный пожирает слабого. Нет ничего более эффективного, как поощрение соперничества, а его сын не может позволить себе проиграть!

Так думал Тимо, подавая прошение в орден Инквизиции. Эвазара должны были принять в послушники на особых условиях – о его происхождении не будет сказано ни слова. Все контакты с внешним миром оказались под запретом до совершеннолетия: таким образом Тимо надеялся воспитать в старшем сыне стойкость и целеустремлённость, самостоятельность, и, как ценное качество для будущего лидера – ответственность за свои решения и поступки. Всё это могла предоставить система образования Департамента.

Орден Инквизиции встретил Эвазара строгими, угрюмыми стенами, мрачными служителями и беспощадной муштрой. Избалованный врачами мальчик с трудом осваивал новые правила. Он всё ещё надеялся, что отец придёт и заберёт его из этого ада, но Тимо так и не пришёл. Даже на день рождения Эвазара, и на следующий… Всё, что соблаговолил сделать отец – прислать поздравительную голографическую открытку.

Во тьме и тишине своей кельи мальчик горько плакал, не в силах вынести страшной правды – он оказался для отца вещью, которую невозможно использовать дважды, а значит, не стоит надеяться на помощь извне. Ему всё ещё снились мёртвые миркулы и заснеженное поле, но вскоре их стали вытеснять совсем другие страхи – похотливые, грязные взгляды послушников, липкие и потные прикосновения отца-настоятеля, стремящегося остаться с Зэром наедине в комнате... Всё, что у него осталось – холодная, одинокая келья, в которой он прятался ото всех, как испуганный зверёк в норке.

Одинокий застенчивый мальчик, превратившийся в весьма красивого, изящного юношу, привлекал слишком много внимания в закрытом ордене, где не было места женщинам. Ему приходилось проявлять находчивость и изобретательность, чтобы избежать нежелательной близости, которой стремились «осчастливить» его многие. И в этом весьма помогли книги.

Эвазар стал много читать. Он часами просиживал в библиотеке, потому что никто из его преследователей не особенно жаловал хранилище знаний, а преимущественно – из-за строгого старика-архивариуса, любившего тишину и порядок. Легенды, мифы и сказания заменяли Зэру общение со сверстниками. Он тонул, растворялся в этих ровных строчках, позволял себе путешествовать меж мирами в компании верных спутников или же совершал эти путешествия в одиночку, словно святой подвижник, неся людям веру и просветление.

Очень скоро, благодаря своей невероятной тяге к новым знаниям, он стал одним из лучших в потоке, что немного защитило его от постоянных домогательств со стороны сокурсников. Его даже перевели на другой этаж, и это говорило о том, что, возможно, после окончания обучения его примут в орден в качестве законотворца, а не рядового исполнителя. Это прибавило ненависти и зависти во взглядах, направленных на Эвазара, а он по-прежнему ничего не замечал, слишком поглощённый учёбой, предпочитая искать уютное убежище среди книг.

Пока однажды не случилось неизбежное.

Их было трое. Здоровые, широкоплечие, отличники в боевых искусствах и силовой подготовке. Им не составило особенного труда скрутить и обездвижить тихого и спокойного юношу, они не стали слушать мольбы, просто сделали с ним то, что считали забавным и приятным. Для себя.

Эвазар никогда ещё не чувствовал себя таким… грязным. Опозоренным, униженным, несчастным. До того момента он искренне считал, что отец обошёлся с ним несправедливо, но той ночью, прижимая к груди мокрое от слёз одеяло, пытаясь задушить горькие рыдания подушкой, он впервые подумал, что недостоин жить. Он не сделал ничего, чтобы стать сильнее, как того просил отец. Он лишь прогибался под обстоятельства, а это ли необходимое качество для наследника престола?

Как после всего случившегося он сможет посмотреть в глаза отца? Возможно, тот лишь рассмеётся и скажет, что Эвазар получил то, что заслужил. Сильные выживают, слабые – умирают.

Эвазару хотелось умереть. У него отобрали всё, даже тело его больше не было чистым, честь и гордость втоптаны в грязь и забыты… Мир превратился в нечто озлобленное, чёрное и мрачное, стремящееся уничтожить остатки его разума, поглотить, поработить, чтобы растворить, наконец, в себе, стерев воспоминания о нём.

Тьма поселилась в его сердце. Она выедала душу, отражалась в глазах, безучастных, стеклянных. Тьма приносила с собой боль постыдную и страшную, от которой всё внутри переворачивалось и Эвазар ненавидел себя и тех, кто делал это с ним… Пока однажды он не завершил всё раз и навсегда, одним тихим словом размазав насильников по стене своей кельи. Его таким и нашли утром – окровавленного, со счастливой, безумной улыбкой лежащего в луже остывшей крови и ошмётков того, что было некогда послушниками.