Снохождение (СИ)

— Восславим Ваала, видящая свет Ваалу-Хильзари.

— Да восславим, слышащая. Милани, я успела по тебе соскучиться, — обняла ученицу Хильзари. — Как только узнала, что ты прибыла, так сразу сюда. Всё сделала?

— Сделала, моя наставница. Вот как раз отдаю старые комментарии.

— Ладненько, сдавай побыстрее, и пойдём, есть дела.

— Ваалу-Миланэ пусть не забудет о стампе, — напомнила о себе служащая Админы.

— Да, да. Конечно, — спохватилась Миланэ. — Вот, прошу.

— Спасибо, всего прекрасного.

— И львице.

— Всё? Закончили? — поинтересовалась наставница.

— Да-да, всё, — кивнула служащая, отвлёкшись на другую работу.

— Пошли, Миланэ.

«Хммм, куда это мы?..», — подумала Миланэ, когда они направились не к выходу из приёмной, а налево, где находилось представительно Палаты, а вместе с нею — Имперского Надзора Веры.

Вдруг её сердце сжали тиски мгновенного страха.

Промелькнула совершенно невозможная мысль: «Знают!». И тут же утихла. Совершенно невозможно, чтобы наставница, которую она знала столько лет, взяла да и отправила её в Надзор.

За дверью был ещё один зал, полный небольших колонн. Впереди их ждала широкая лестница, которая вела к амарах дисциплария.

Хильзари взглянула на свою ученицу.

— Что с тобой?

Пришлось вскользь соврать:

— Приятие… Иногда меня охватывает волнение.

— Эти страхи, эти страхи. Хоть кто-нибудь может не воображать из Приятия пытку? — вздохнула Хильзари, на ходу кивнув другой сестрине, что шла навстречу.

— Ваалу-Хильзари спокойно себя вела перед своим Приятием?

— Нет. Но это не значит, что никто на это не способен, — развевался шлейф наставницы от быстро-уверенной походки.

— А что у нас за дела? Куда идём?

— Тебя после приезда хотела видеть амарах, лично.

Признаться, неожиданно.

— Какая честь… Но зачем, наставница знает?

Ваалу-Хильзари пошла намного медленнее, а потом и вовсе приостановилась:

— Видимо, настал час узнать, — сказала она со вздохом, склонив голову набок, — что тебя ждёт после Приятия.

Она не хотела отпускать Миланэ. Ей вообще всегда было трудно отпускать в мир учениц, к которым привязалась. Дочь Андарии оказалась одной из таких; и сейчас наставница желала сказать много хороших слов, прежде чем отпустит её на этот разговор. Она понятия не имела, что именно амарах хочет сообщить, но была уверена, что пришёл час личной беседы амарах с ученицей перед Приятием — через него проходит каждая дисциплара; обычно на нём, в общих чертах, дисциплара и узнаёт, куда уедет отдавать долг служения на ближайшие несколько лет.

По многолетнему опыту Хильзари знала, что чем раньше вызывают на эту беседу, тем хуже и труднее будет назначение. Прекрасно зная, что у Миланэ отличный дар игнимары, помня о её хорошем знании похоронных и траурных ритуалов, и опыте на Востоке, Хильзари небезосновательно боялась того, что её снова отправят на Восток, в Первый или Второй Восточный Доминат, в какой-нибудь из штабов Легаты, чтобы служить воинам, и — самое главное — сжигать их огнём Ваала, когда они падут; и уже не как ученицу, а как полноценную сестру, а это — надолго… Незавидная судьба: там, в конечном итоге, только неизбывная тоска, тоска, тоска, смерть, истеричные интриги, и снова тоска… И Ваалу-Хильзари знала полно Ашаи-Китрах, которые после служения на Востоке изменялись до неузнаваемости. Поэтому в голосе наставницы тускнела печаль, и она без особой радости вела ученицу к Ваалу-Леенайни. «Кому-то это надо делать», — бессмысленно утешалась Хильзари. — «Кому-то надо».

Но Миланэ не обратила никакого внимания на все эти оттенки чувства. Застыв на месте, она с испуганным видом уставилась на Хильзари.

— Письмо! — приложила руку к щеке, аж зазвенел серебряный браслет.

— Какое письмо?

— Ваал мой, я забыла письмо патрона в комментариях! — и не спрашивая, без спросу прощения, быстрейшим шагом заторопилась обратно.

— Какое письмо? Какого патрона? — спрашивала Хильзари, чуть ли не бегом догоняя Миланэ.

— Письмо для амарах, я хотела его передать!

— Чьё письмо?

— Патрона! — вспылила дисциплара, вбежав обратно в приёмную Админы.

Она устрашилась, что оно нечаянно потеряется, сгубится, уничтожится; что любопытная служащая нечаянно его вскроет (и тогда оно уже непригодно для амарах!); терзала себя за то, что вообще посмела его забыть.

— Чьего патрона, Миланэ, о чём ты говоришь? — наставница прильнула к стойке, как и ученица.

— Моего патрона, — быстро ответила Миланэ и тут же обратилась ко львице-служащей: — Прошу, прошу, пусть львица посмотрит… Я там забыла в комментариях одно письмо, мне нужно его забрать, оно там среди страниц, где-то в конце.

Со спокойной уверенностью та сразу нашла комментарии и, не задавая лишних вопросов, распечатала их.

— Аммм… — начала она быстро перелистывать тонкие страницы. — Сейчас. Ах да, есть. Прошу, — протянула.

То самое светло-блаженное облегчение, даже хочется смеяться.

— Моя глубочайшая благодарность. Пусть простится беспокойство, — с приторной вежливостью молвила Миланэ и медленно пошла, чтоб присесть где-нибудь.

— Ничего, ничего, со всеми случается, — успокоила служащая и без особых эмоций вернулась обратно к делам.

Лишь представив, как могло всё обернуться, потеряй она письмо патрона навсегда, то мелкая дрожь прошла вдоль спины. Присев возле неизвестной наставницы и маленькой ученицы-найси, которые всё ещё сидели здесь, Миланэ несколько раз повернула письмо в руке, бессмысленно осматривая личную печать её патрона. Хильзари присела рядом. Вопросов она не задавала, но ответов явно ожидала.

— В Марне… мне предложил патронат сенатор Тансарр из рода Сайстиллари, — сказала наконец Миланэ, понимая, что длинное молчание будет глупым и невежливым жестом: потакать себе в эмоциях можно лишь до определённой черты.

Наставница засуетилась, навострив уши:

— О небо, неужели? — и даже схватила ученицу за локоть.

— Вот… — как молчаливое свидетельство, протянула письмо Миланэ.

Не взяв его, Хильзари обрадовалась:

— Ваал мой, Миланэ! Как я рада за тебя! Вот и хорошо, вот прекрасно.

Чувствовалось, что она действительно рада.

— Моя наставница, судьба сделала мне необычный дар. Как я с ним встретилась — это долгая история, во многом необычная…

— Это ты потом расскажешь, успеется, — собралась с какими-то мыслями Хильзари и стала торопиться ещё пуще прежнего. Но теперь её торопливость избавилась от волнения: понимая, что хорошая ученица неожиданно заимела патрона в Марне, она обрадовалась тому, что той не придётся несколько молодых лет влачить трудное, полное вызовов для прочности духа служение, сопряжённое со смертью и риском гибели. Новость настолько облегчила душу, что она даже не особо успела заинтересоваться, как и почему так случилось, ведь учениц весьма-весьма редко берут под крыло патроната.

Она встала, всем своим видом показывая: «Пошли к амарах!».

Тем временем Миланэ, на радостях, решила поделиться добрым настроением с маленькой найси, которая совершенно пригорюнилась, прижав уши. Её наставница (по одежде, виду и манерам — юнианка) не совершала попыток утешить ученицу: то ли она глубоко думала о своём, то ли считала это лишним, то ли бросила пытаться. Было неизвестно, кого и зачем они здесь ждали, если ждали вообще.

— Всё будет хорошо, — молвила Миланэ.

Маленькая Ашаи, чуть больше десятка лет от роду, но уже с непростым взглядом, ответила с укором, даже вызовом:

— Легко говорить.

— Намарси, извинись, — негромко сказала ей наставница, не переменив позы, не бросив взгляда.

— Не стоит… Не стоит. Слова ничего не стоят, направду. Лишь поступки, — сказала Миланэ, вставая.

— Пусть слышащая Ваала меня простит, — ученица-найси тут же исполнила указание своей наставницы, неумело совершив жест извинения, причём сделав его сидя, а для него полагается встать.

Хильзари не вмешивалась, ибо ей было некогда — она пошла на мгновение перекинуться парой слов со служащими Админы.