Снохождение (СИ)

Место прохождения Церемонии Совершеннолетия — Сидна. Прохождение Церемонии Совершеннолетия — успешное. Мнения Круга Семи на Церемонии Совершеннолетия: шесть — принимают, одна — воздержалась. Таланты, выявленные на Церемонии Совершеннолетия: отличные задатки к искусству речи и жестам. Эскиз стампа (собственный) одобрен. 803 год Э. И…

Бегло пролистав остальные страницы, амарах начала теребить краешек одной из них. Читала Леенайни чисто механически, не задумываясь. Она отлично знала Амариссани: живую, очень симпатичную, весёлую и крайне общительную молодую львицу; она покоряла обаянием и ненавязчивостью, а также умением много, складно и красиво говорить. Амариссани также писала проникновенные, светло-грустные стихи, вовсе не стесняясь выносить их на суд публики, и у неё даже появились поклонники в среде искусств. Взвешивая все «за» и «против», Ваалу-Леенайни понимала, что именно такая, полностью живая и здоровая духом Ашаи, может больше всего пригодиться.

Её умение быстро, легко знакомиться с кем угодно — бесценно.

Чай уж давно остыл. Ваалу-Леенайни поднялась; всё ещё не определившись с полно и окончательно, прошлась по лоджии; холодная мраморная колонна равнодушно испытала прикосновение ладони; Леенайни отсюда наблюдала огромные владения Сидны в золотом свете: вот перед нею раскинулся Сиднамай — жилой квартал для всех учениц Сидны и почти всех сестёр. Занимал он землю воистину внушительную, и в нём были общежития с дортуарами для учениц-сталл, общие дома с отдельными комнатами для двух или трёх дисциплар, небольшие отдельные домики (несчастные, они всегда предмет вечного раздора между дисципларами) для двух, трёх или четырёх дисциплар, парадные аллеи, громоотводы, камышовые кровли на многих домах, в некоторых даже фасады со штукатуркой под мрамор, общие комнаты, столовые, кухни, комнаты и дома для светских служащих, обсидиановые статуи великих и неизвестных Ашаи-Китрах, деятелей Империи, алебастровые светильники, диваны для сидения, диваны для возлежания, подставки для лап и хвостов, кладовые, ледники, сушилки для одежды, сушилки для трав и корней, угольные, дровяные и винные погреба, клумбы и сады с тюльпанами, крокусами, гиацинтами, примулами, ландышами и строфантом, гамаки в садах, лаборатории, места тишины и уединения, переливчатые колокольчики на входных дверях и ещё всего не счесть.

Когда сталла впервые попадает в Сиднамай, то обязательно теряется.

Вдруг в дверь постучали. Ваалу-Леенайни поняла, что больше наедине с собою побыть не сможет; потому, чтобы решиться, так себе втихую и сказала:

— Амариссани. Пусть будет Амариссани. Что тут ещё думать…

Пришла старшая сестра Ваалу-Амалла, наставница Сидны, давняя подруга и соратница в любом деле, большая мастерица жестов, поз и этикета. Чрезвычайно строгая с ученицами, подозрительно лёгкая в общении с себе равными; наставляла она искусно и хорошо, но казалось, Амалле до черноты надоели эти этикет и жесты, потому что в жизни она всегда, где только возможно, позволяла себе расслабиться и забыть о формальностях.

— Ты с чем ко мне, Амалли? — с равнодушием спросила Леенайни, отходя от дверей и не оборачиваясь.

Гордая сознанием того, что с амарах, как говорится, у неё тесно сплетены хвосты, Ваалу-Амалла важно вошла, мельтеша длинными шлейфами от рукавов пласиса.

— Или зашла просто так, повидаться? — переспросила амарах.

— С одним важным делом… Сейчас обсудим… Что это ты делаешь? — полюбопытствовала Амалла, направляясь прямо к лоджии — она любила виды из неё.

— Дела смотрю, — с чуть иным равнодушием ответила амарах

— Чьи? — чуть прищурила глаза Амалла, разглядывая стол и то, что на нём покоилось.

— Дисциплар, у которых скоро Приятие.

Поскучнев, Амалла присела там, где ранее сидела Леенайни, а её хвост обвил ножку стула.

— Аааа… Да-да. Раз, два, три, четыре… — загибала пальцы наставница, словно маленькая львёна, что учится считать.

— Три, — невольно поправила её Леенайни, но тут же одёрнулась.

— Нет, четыре, — взывая к справедливости и очевидному, указала пальцем Амалла, непонятливо глядя на влиятельнейшую подругу. — Смотри.

— Ах… Верно, — взмахнула рукой Леенайни, мол, этих дел и так невпроворот, тут забыть своё имя можно.

— Послушай, я к тебе по такому вопросу… — отдав почесть вежливой болтовне, перешла к делу Амалла.

Леенайни, зажигая свечи на столике и вполуха слушая её просьбы, решилась окончательно: «Ваалу-Амариссани. Вот кого я возьму к Тайнодействующим. Да поможет мне Ваал».

«С чистым намерением ты сможешь войти», — такие слова писаны на большой гранитной стелле возле дверей покоев амарах; с другой стороны, слева, находится статуя львицы, в полный рост. Она, насколько было известно Миланэ, никого не изображала, никто не знал имени скульптора и даже никто толком не ведал, сколько ей лет и кто её сюда поставил да зачем она тут стоит; она — чистый предмет искусства безо всякой подоплёки и истории за собою. Оттого эта львица, закрывшая глаза и сложившая ладони у щёки, казалась невыразимо прекрасной, как чистая идея вечного начала самки.

Хильзари и Миланэ вошли в большую приёмную. Прямо перед ними — широкий стол, где днём сидит помощница амарах, в роли которой очень часто выступает какая-либо ученица; множество растений в горшках и горшочках различных стилей и размеров, два огромных окна, высокие потолки.

— Надеюсь, амарах у себя.

— Она принимает до пяти, а сейчас почти семь, — осторожно заметила Миланэ, всё же надеясь, что Леенайни на месте.

Вместо ответа Хильзари громко постучала дверным кольцом в левую дверь, где находились комнаты служения амарах. В правой двери — личные покои амарах, но в них не принято стучаться без самой крайней необходимости.

— Да, похоже её нет, — Хильзари задумчиво почесала за ухом.

— Не страшно, моя наставница, всё сделаю завтра.

Вдруг входные двери в приёмную резко распахнулись и в комнату влетела сама Ваалу-Леенайни с ещё двумя сёстрами. Первую из них Миланэ отлично знала — это наставница Амалла, вторую сестру она видела впервые в жизни.

— Я, если честно, уже устала от этих просьб из Регулата, — нервно сказала Леенайни, не обратив и малейшего внимания на посетительниц. — Двадцать сестёр. Им, видите ли, надо двадцать сестёр! Немыслимо!

— Мда, ужасно, — согласилась Амалла.

— Не то слово, — вторила незнакомка.

Они резко встали в кружок у двери, все взвинченные и многозначительные; казалось, никто совершенно не заметил Хильзари и Миланэ, будто их не существует.

— Кстати, там ещё один художник атласов жаловался, что привратные стражи повели себя очень грубо. Пригрозился пожаловаться в Палату, — сообщила незнакомка с какой-то сухой истерикой и значением.

Одета она была в непомерно длинный, совершенно непрактичный пласис странного грязно-тёмно-зелёного цвета. Обычно пласис должен достигать пят, но не касаться поверхности; здесь его долы влачились по полу. Также у него была занижена талия. Миланэ этот пласис больше напомнил некое бальное платье, и единственным признаком одеяния Ашаи было то, что у него болтались (а не развевались) шлейфы для подвязки рукавов.

— Пусть в этом году передадут всем художникам, что если они будут бегать по дисципларию, как по парку флирта в Мистфальне, то мигом отсюда вылетят. Так… — наконец-то заметила посетительниц амарах. — Хильзари, сейчас…

— Да, моя амарах, мы подождем, — кивнула Хильзари и медленно присела на стул возле стола.

— Так, ладно…

Но две спутницы Леенайни уже поняли, что беседа не свяжется, потому решили распрощаться:

— Вижу, моя амарах, что есть ещё дела. Не будем задерживать. Доброй ночи.

— Ярких огней, — Ваалу-Леенайни воздала ввысь ладонь в традиционном прощании Ашаи.

Глаза Амаллы задержались на дисципларе.

— Миланэ? Давно не виделись, — вскинулась её бровь.

— Восславим Ваала, рада видеть наставницу Амаллу, — книксен от Миланэ.