В тот год ликорисы цвели пышнее (СИ)

— Как вы? Не думайте, что это тюрьма. Это ваш новый дом, в котором вам просто не везде можно ходить, — не дождавшись ответа, Неджи открыл блюда, под которыми остывала еда. — Я не захватил кувшин с водой, поторопился… сейчас принесу.

— Не стоит, — остановил его Итачи. Он поднялся с футона и взял в руки огромный поднос, относя его на маленький столик в углу. — Мы не так голодны, — Итачи снова повернулся, — верно, Саске?

«Говори за себя», — Саске промолчал, отведя свой холодный взгляд на Неджи. Тот молча рассматривал Учиха, без стеснения или неловкости, как будто привык быть в их обществе.

— Неджи-сан, — начал Саске, как его перебили:

— Можно на «ты». Мы почти ровесники, я лишь на год старше тебя.

Саске дернул плечом.

— Хорошо, Неджи. Так…

— Ты Саске? Учиха Саске, да? — Неджи снова перебил того, замечая, как в глазах Саске блеснуло раздражение. — А вы… Учиха Итачи-сан, верно? Я слышал о вас, мне уже кое-что успел рассказать Изуна-сама. Он был несказанно удивлен, что получил письмо из Конохи, а тем более от Учиха. Изуна-сама был уверен, что все думают, будто он уже давно мертв. Верно, ваши родители были хорошо осведомлены о членах клана, живущих вне Конохи.

— Отнюдь, — возразил Итачи, усаживаясь на пол и скрещивая свои ноги, — знали старейшины Конохи, но не наши родители, писали не они.

— Старейшины? — Неджи криво усмехнулся, складывая аристократичные руки на груди. — Да-да, они все знают. Но то, что до сих пор помнят об Изуне-сама, еще больше удивляет меня. Обычно этим людям свойственно забывать многие вещи.

— Вижу, вы — я не привык говорить с людьми на «ты» — хорошо осведомлены о Скрытом Листе и его главах, не живя в Конохе. Хьюга Неджи, так? Я тоже немного удивлен, учитывая то, что вы числитесь мертвым. Что вы здесь делаете? — Итачи вел себя раскованно и говорил небрежно, словно давно и наперед знал, что кто скажет. Саске слушал обоих почти с мальчишечьим любопытством. Он, брат своего брата, житель Конохи, и так мало знал обо всем этом, даже о связях старейшин Листа, опутавших всю страну. Он не вмешивался в разговор, со спокойным и внимательным любопытством следя за дискуссией.

Хьюга недолго дал себе времени обдумывать ответ, твердо произнеся:

— По приговору старейшин, как, впрочем, и вы, да?

Саске нахмурился. Легкие намеки ему вовсе не нравились. Его раздражало то, что какой-то незнакомый человек смеет лезть в их, и только в их с Итачи жизнь, до которой никому не должно быть дела.

— Возможно, вам многое известно о нас от Изуны-сана, — Итачи внимательно смотрел на Неджи. — Но нам нечего скрывать, а что насчет вас? Я когда-то слышал о Хьюга Неджи, гении клана Хьюга. Говорили, у вас потенциал. Так что же?

— Я также слышал и до сих пор слышу о братьях Учиха, лучших воинов Конохи. И вы, так же как и я, здесь. Я не думаю, что в моей истории будет что-то интересное для вас, к тому же я не собирался с вами разговаривать. Я принес вам ужин и хотел сказать, что Изуна-сама не сможет принять вас сегодня, только завтра днем. Он приносит свои извинения и просит вас располагаться как дома. Боюсь, выйти в город вам будет нельзя уже никогда, ужин я принесу, уборная справа от входа, — Неджи указал пальцем на седзи в центральной стене комнаты. — Если что, здесь висит шнурок от колокола, позвоните, я приду к вам. Всего хорошего и приятного аппетита, — Неджи собрался встать, грациозно приподнимаясь с пола, как Саске остановил его:

— Постой-ка, всезнайка.

— Что? — нахмурился Хьюга, как будто ослышавшись.

— Саске…

— Подожди, Итачи. Я терпеть не могу, когда я не знаю о тех, кто знает обо мне то, что должен хранить в себе только я. Я хочу узнать, что из себя представляет этот Изуна, — Саске замолчал, когда Неджи снова уселся на место, скрещивая руки на груди как человек с уязвленной гордостью, и с нескрываемой злобой во взгляде принялся рассматривать Саске, но так ничего и не сказал, видимо, решая не ссориться или попросту считая это ниже своего достоинства.

Но Саске был прав. Неприятно, когда незнакомцы копаются в твоем грязном белье, и тактичное упоминание об этой щекотливой детали немного отрезвили сперва вспыхнувшего злостью Неджи. Он успел рассмотреть Саске, разглядеть его манеру говорить, увидеть уголок одной из сторон его характера и волей-неволей почувствовать уважение к нему. Итачи также не мог не вызвать уважение к себе, но в нем было что-то ужасно спокойно-хладнокровное, почти, на первый взгляд, мертвое, как у любого истинного шиноби, но во взгляде Саске читался не только твердый и характерный холод: в нем была упрямая искра настойчивого, сильного и независимого человека.

— Ты прав. Но обо мне, — Неджи немного расслабился: ему не совсем нравилось общество Саске, но чувствовал он себя раскованно, — нечего рассказывать. Наш клан делится на две ветви: главную и побочную. Дело в том, что у моего деда было два сына-близнеца: дядя и мой отец. Мой отец родился на несколько минут позже, но это уже определило всю судьбу нашей семьи. Наследником стал дядя, наша ветвь стала его слугами. Мы живем для главной семьи. Думаю, вы слышали о наследнице Хьюга, Хинате-сама. Она старшая дочь моего дяди. Вы понимаете, что такое наследник клана, Итачи-сан. Постоянные опасность и угроза жизни из-за положения в обществе, а Хината-сама… робкая и слишком слабая и бесхарактерная для лидера и шиноби Хината-сама легкая жертва. Ее похитили, взяли в плен, и никто не мог найти ее. Не знаю, как главная семья с помощью Конохи, АНБУ и Хокаге вышла на след похитителей, но те отказались отдавать Хинату-сама: им нужны были деньги или девчонку бы продали. Конечно, что могли еще придумать эти люди? Побочная семья всегда была мусором. Меня продали за Хинату-сама, отдали с соглашения старейшин и Хокаге, а за меня, шиноби и гения клана, была большая цена на рынке. Я не смог сбежать: меня лишили всякой способности двигаться. Меня продали. Сюда. Изуна-сама заплатил большую сумму. Он дал мне свободу, но в Коноху возвращаться у меня не было ни сил, ни желания. Глупо сопротивляться своей судьбе, тем более, когда тебя гложет слепая ненависть. Изуна-сама поддержал меня в моих мыслях: он не любит Коноху и все, что с ней связано, называет это место гнездом гнили и лжи, и я отчасти согласен с ним. Что я могу сказать об Изуна-сама? Вряд ли он сам знает, что он за человек. Он дал мне свободу, дал мне путь, свое доверие, место своего помощника, крышу над головой, еду. Это все, что мне известно. Вам повезло, что вы попали сюда. Изуна-сама хотел посмотреть на тех, кого так хвалят в мире шиноби. Он заинтересовался вами, еще читая послание из Конохи. Саске, я удовлетворил твое любопытство? — Неджи холодно приподнял бровь.

— Вполне, — сухо кинул Саске, отворачиваясь в сторону.

— Тогда, — Неджи встал, — я удаляюсь. Захотите есть, звоните в колокол. Поднос можете поставить у седзи в коридоре, его заберут. Всего хорошего.

Хьюга, зашуршав своей свободной одеждой, поклонился братьям Учиха в ответ на их поклоны и открыл ширму, скрываясь в ее проходе. Каштановые волосы мелькнули в темном коридоре и исчезли, скрываясь за задвинутыми седзи комнаты.

История Неджи как история сильного гения своего клана не была правдоподобной, но никто не стал уличат его в этом. В конце концов, не так важно, как он сюда по-настоящему попал, и какова была его жизнь до этого момента. Он лгал, но лгали все, поэтому никто не раздувал из-за этого пожара.

А, впрочем, личные проблемы, мысли, переживания, идеи, поступки — они бывают слишком грязны, слишком гадки и постыдны даже для самого себя, даже для того, чтобы самому признать их, поэтому человек всегда прячет в себе нечто, что принадлежит лишь ему. Это всегда считалось нормальным, это человеческое «я», и никто не в праве его осуждать.

Как Саске не хотелось бы говорить о себе, так и кому-либо другому не хотелось бы рассказывать ему о своей жизни.

Во всяком случае, Итачи для себя решил, что до конца доверять Хьюге все же не стоит, его явная ложь не вселяла доверия. Иногда он не знал, стоит ли утаивать что-то от своего брата, пытаться отодвинуть Саске с его переживаниями на второй план, разве это правильно, это ли не эгоизм, это ли не то самое, из-за чего начинают себя ненавидеть и презирать? Но Итачи посчитал, что не ввязывать брата сюда будет уместнее, чем вплетать его в свои трения и проблемы, поскольку решение оной из них Итачи взвалил на себя и только на себя, со всей готовностью к ненависти, боли, — больше забивать брату голову глупостями он не собирался и рисковать его жизнью тем более: кто знает, на что пойдет Корень АНБУ, но младший брат должен быть в безопасности.