Камаэль (СИ)

- Не смей прикасаться ко мне, - просипел я, и губы мои прокляли меня, корочка потрескалась, капли рубинов выступили на устах.

- Тише, - почти беззвучно попросил юноша, низко опуская голову и не переставая отирать мою кожу. - Я всего-лишь хочу помочь.

Я глянул на тёмного с таким презрением, какого прежде в себе никогда не находил - мерзко стало даже от себя самого. Но в то же время я не мог не чувствовать любопытство - с какого это лешего какой-то обращённый эльф вдруг будет помогать мне, врагу своего хозяина? Скривив губы, я позволил себе закрыть глаза, набираясь силами для того, чтобы выдать гневную тираду в сторону эльфа. Но силы словно растворялись, только появляясь, как если бы цепи высасывали их из меня, лишь крепче держа меня. Веки наливались усталостью, но когда прохладный платок коснулся моих губ, я не смог не распахнуть глаза. Блондин всячески избегал того, чтобы смотреть на меня, но я чувствовал ту вину, что сквозила во всех его действиях и движениях, во всех его тихих вздохах, в лёгком трепетании светлых ресниц, подрагивании губ и пальцев. Поймав мой взгляд блондин отвернулся и пошёл прочь, так ничего и не сказав. Не успел он выйти в коридор, как раздался мне уже такой противный голос:

- Ты что делал в моей комнате?!

- Прости, - прошелестел обращённый.

- Я тебе сейчас все патлы выдеру. Я тебя спрашиваю - ты что там делал?!

- Он приказал следить за Камаэлем, ты же знаешь. Вот я и проверял его.

- К чёрту, я получил приказ исколотить и истерзать его так, чтобы мать паршивая не узнала в нём сына. Отойди с дороги.

- Нет, стой! - с отчаянием вскрикнул эльф, послышались торопливые шаги, и дверь со скрипом захлопнулась. - Не ходи, не сейчас!

- Что ты сказал?! - угрожающе прошипел брат, послышался удар, затем вскрик и эльф явно рухнул на пол, подкошенный ударом вампира. - Повтори!

Несколько секунд царила тишина, прерываемая всхлипами, а затем вновь раздался дрожащий голос блондина:

- Я сказал тебе не ходить туда. Нельзя…

- Мне можно всё, потаскуха ты чёртова, - прорычал вампир, затем дверь распахнулась, и брат втащил за собой за волосы сопротивляющегося и всхлипывающего вампира, который так и вздрагивал, выгибался от боли.

Дойдя до меня, брат выпустил волосы обращённого, и тот со всхлипом опал на пол, роняя слёзы. Злость моя становилась всё более яркой, насыщенной, грызла изнутри, но даже это не помогало мне - Павший эльф молчал. Я неотрывно глядел в антрацитово-чёрные глаза вампира, по лицу которого расплывалась мерзкая, довольная ухмылка, а сам он явно был “рад” меня видеть не больше моего. Не сдержавшись, я собрал побольше слюны и с яростью плюнул в глаза брата. Не успел я после этого моргнуть, как мощный удар сотряс мою голову, заставив вздрогнуть и всхлипнуть. Перед глазами сгустилась тьма, к горлу подкатил ком тошноты, которому я позволил вылиться наружу, жалея, что не могу попасть в брата.

- Да ты, я смотрю, совсем обнаглел, братец, - сморщился от омерзения брюнет и отступил назад, затем пнув эльфа под рёбра. - Убери это. Сейчас же!

Всхлипывая и дрожа, блондин принялся вытирать рвоту с пола, занавесившись пологом светлых, наверняка очень мягких волос.

- Ублюдок, Виктор… ты ублюдок, - просипел я, наконец поднимая взгляд на брата и ловя его ответный, полный презрения и ненависти взгляд. - Чёртов предатель. Жаль, не могу до тебя дотянуться!

- И что бы ты сделал? - с вызовом и иронией пропел Виктор, насмешливо улыбаясь и скрещивая на груди руки. - Выпотрошил меня? Свернул мне шею? Сожрал бы моё сердце? Нет, братишка, будь ты даже королём миров, ты бы не справился со мной. Я - не твой противник. Даже этот мусор, - при этих словах вампир снова с силой пнул эльфа по рёбрам, и тот с жалобным всхлипом повалился на пол, скукожившись и заскулив. - Для тебя слишком силён. Тебе не хватит силёнок даже на то, чтобы дотянуться до меня своими хилыми ручонками.

С каждым словом огонь внутри меня разгорался всё сильнее, словно бы туда осторожно добавлял масло умелый алхимик. Меня злило то, как он обращался с обращённым эльфом, злило его высокомерие - бесило абсолютно всё в нём до его потрясающей красоты и тела, которое я успел полюбить, к которому успел привыкнуть. Даже то, что я всё ещё пытался любить его, заставляло меня злиться и скрежетать зубами, дрожать и пытаться вырваться из железных оков, что держали меня крепче, чем несколько минут назад. “Ну где же ты, Павший, теперь, где?! - орал про себя я, ища поддержки у того, кто до того всё время был со мной. - Где твоя хвалёная мощь, сила, гениальные идеи?! Желаешь мне смерти - да сдохни ты на здоровье!”

- Я не явлюсь, - слабо, точно шелест сквозняка, пронеслось в моей голове.

- Как же ты жалок, - почти со скукой в голосе произнёс вампир, с насмешкой и высокомерием глядя на меня, явно упиваясь моей беспомощностью и слабостью. - Ничего совершенно не можешь сделать сам. Да даже с амулетом Куарта ты мало что мог, сопляк. И как только Габриэль тебя терпел?

- Не смей произносить его имя, выродок, - прошипел внезапно с пола эльф, выпрямляясь, точно стебель, внезапно ставший упругим и наполненным жизненной силой. - Только ещё раз скажи его имя…

- Молчать, - рявкнул тот, впиваясь пальцами в волосы эльфа, а затем поднимая его с пола и выпроваживая из комнаты.

- Он ничего тебе не сделал, - прошептал я, стараясь не отключиться от слабости и хоть немного понять, что от меня хотят. - Откуда в тебе только жестокости и тьмы, Вик?.. Откуда?

- Она всегда была во мне. - Оскалил клыки в улыбке вампир, сверкнув во тьме глазами. - Знаешь, как тяжело было сдерживать её, скрывать, чтобы ты ничего не унюхал, щенок? Это было адом на яву, но теперь я могу себя не сдерживать. Итак…

Мужчина несколько раз обошёл меня кругом, затем уложил ладонь мне на спину, прошёлся пальцами по печати Морнемира, отчего во мне в миг взыграли силы, но тут же и растаяли. “Неужели двимерит? - пронеслось в моей голове, и я опустил голову, пытаясь справиться с усталостью, что выпивала меня до дна, оставляя лишь на самом донышке несколько капель сил. - Ты ублюдок, Вик. Я ненавижу тебя.” Ладонь скользнула по ягодицам, отчего я их невольно поджал, но не почувствовал ни капли возбуждения. Куда там - я теперь едва держал глаза открытыми. Вампир встал передо мной, окинул знакомым скептичным взглядом и скрестил на груди руки.

- Значит, Морнемир запечатал это чудо в тебе. - Задумчиво протянул брат, сделав несколько шагов назад и прищёлкнув пальцами. Цепи на ногах пропали, и я полетел вниз, вскрикнув от неожиданности и боли. Казалось, что ещё чуть-чуть, и я поздороваюсь с полом, но повис буквально в нескольких сантиметрах от него. Руки мои взорвались болью, суставы в плечах предательски хрустнули, тянущая боль разлилась по всему телу. Лопатки свело судорогой, а голова дёрнулась, как у безвольной куклы. Волосы свисали сосульками и слабо вились - значит, я здесь очень даже давно. - Ты наверняка знаешь, что он делал для этого, мелкий. Рассказывай и поскорее, коли не хочешь испытать на себе весь арсенал пыточного орудия.

- А не пойти ли тебе? - вяло просипел я, улыбнувшись и подняв на брата взгляд.

Губы его скривились в гневном оскале, клыки явно давили на его губы, чуть приподнимая их, а сам он выглядел, точно только что загнал медведя и не успел насладиться его кровью, потому что хозяин затянул ошейник на шее. И я готов был сейчас ощутить его гнев в полной мере, чтобы понять - какой Виктор в бешенстве, когда он на самом деле злится и даёт волю всей своей тёмной сути, всему своему существу. Как я не замечал этого гнева, этой злости в его глазах? Как я не чувствовал эту мощную ауру тьмы, которая не касается меня самого и поглощает брата, точно проклятье? “Ведь ты же можешь быть другим, я знаю это, - вымученно улыбнулся про себя я, с трудом перенося первый удар рукояткой плети по рёбрам, хотя сухой кашель тут же сковал горло. - Ты можешь быть нежным и ласковым, любящим. Ты можешь быть другим, Виктор. Очнись!” Однако мои мольбы оставались только со мной. Поджав губы и закрыв глаза, я тихо захрипел от боли - вампир нанёс второй удар, ломая рёбра с другой стороны. Боль от моего торса поднималась выше, в то время как боль от рук спускалась вниз. Они сталкивались в голове и боролись между собой, рождая третью, звенящую, острую и холодную боль, способную свести с ума даже самого терпеливого человека, каким я, собственно и был. Но я терпел, держался из последних сил.