Одна на миллион (СИ)

— Ты хочешь, чтобы я стёр его с лица земли? Потому что я могу.

— Я бы хотела сказать, что да, но всё—таки нет. Нужно что—то, чтобы им обоим стало ясно — наказание всегда находит плохих людей.

— Тогда у меня есть отличная идея. Тебе точно понравится.

И он оказался прав. Чёрт возьми, до того момента, как на следующий день я смотрела, как разбиваются мечты моего врага, я восхищалась только Розалиндой Франклин, но теперь первое место в моём хит—параде гениальнейших людей всего времени она делила с Яном Биленштейном — парнем, который отомстил не только за Никиту и меня, но и за всех обиженных и оскорблённых.

Но до этого момента — рокового во всех смыслах этого слова, — случилось ещё кое—что не менее важное. Настойчивый телефонный звонок разбудил меня в три часа ночи, и мне не сразу удалось понять, что это не будильник, и не с первого раза удалось нажать на дисплее зелёную кнопку.

— Какого … ?

— Рит.

Подруга на другом конце провода громко всхлипнула. Сон как рукой сняло.

— Что случилось? — я села в кровати.

— Максим бросил меня … Я пришла домой со школы, а там письмо, и … Я не хотела тебя беспокоить, думала что справлюсь … Но мне так плохо, Рит!

Варя никогда так не плакала. Мне не нужно было время для того, чтобы понять, что подруга сломлена. Они с Максимом были вместе почти два года — начали встречаться ещё тогда, когда он учился в десятом классе, а она вместе со мной в девятом. Максим не был эталонным красавцем, как, например Ян, или не обладал сумасшедшей харизмой, присущей Никите, но он был милый и добрым, и оказался рядом с Варей тогда в коридоре, когда она оступилась на лестнице и чуть не скатилась с неё кубарем. Они начали встречаться через две недели, а спустя еще месяц Варя сказала мне, что по—настоящему его любит. Она представляла их совместное будущее, наслаждалась их совместным настоящим и ценила их совместное прошлое ещё буквально пару дней назад, а теперь поздней холодной весенней ночью она плакала мне о том, что всё кончено.

— Пожалуйста, успокойся, — прошептала я. — Не плачь, оно того не стоит …

Сложно было подобрать слова, потому что мне никогда не приходилось испытывать подобные чувства — меня никогда не бросали, потому что до Никиты я никогда ни с кем не встречалась.

— Варь … Всё будет хорошо.

Но подруга раз за разом всхлипывала мне в трубку, не способная остановиться.

— Ты хочешь, чтобы я пришла? — спросила я.

— Сейчас же … глубокая ночь.

— Мне всё равно, — я покачала головой. — Если ты захочешь — я приду.

— Нет. Не после того, что случилось с Никитой …

— Тогда прошу тебя, перестань плакать. — Варя шмыгнула носом. — Он этого не достоин. В смысле, алло, Варь, он порвал с тобой через письмо! Считай, что шло оно неделю или даже полторы, и в течение этого времени вы ещё созванивались, и ты говорила, что скучаешь, а он молчал! Более лицемерного человека ещё поискать надо!

Варя перестала всхлипывать. Я посчитала это за свою маленькую победу.

— Ты права, — сказала она.

— Естественно! Разве человек, которому ты подарила всю себя, поступил бы так подло, если бы ещё любил? Варь, ты достойна лучшего. Ты достойна быть желанной и любимой.

Подруга на другом конце провода громко высморкалась.

— Я тебя люблю, — сказала она уже успокоившись.

— Я знаю, — ответила я. — А теперь спать. Завтра я расскажу тебе то, от чего ты вмиг забудешь про этого подлеца.

И она забыла. Стоя рядом со мной в переполненном актовом зале, она прижимала ладонь ко рту, пытаясь сдерживать эмоции, когда несколько людей в форме с непробиваемыми лицами схватили Зою Тимофееву под руки и потащили прочь. Я долго не могла прийти в себя и лишь переводила взгляд с Зои на спину Яна, стоящего чуть впереди меня. Все молчали, и лишь Тимофеева что—то бурчала, причём не громко и возмущённо, а так, словно знала, за что получает. В два больших шага я преодолела расстояние между собой и Яном и встала рядом с ним. Мы оба смотрели на то, как Зоя исчезает за дверью актового зала.

— Ты подбросил ей наркотики или повесил на неё особо тяжкое преступление? — шёпотом спросила я.

Парень покачал головой.

— Я практически ничего не делал. Поверь мне, там и без меня хватало причин для того, чтобы Зою и её папашу взяли под белы рученьки. Весь их бизнес — одна сплошная чёрная бухгалтерия и уклон от налогов. К слову, вся техника для последнего звонка была приобретена именно на эти деньги.

Я удивлённо уставилась на Яна сбоку, но он продолжал смотреть точно перед собой.

— Как?

— Отец немного помог.

— И кем же работает твой отец?

Ян пожал плечами, мол, он бы сказал, да тогда ему придётся убить меня.

— Спасибо, — сказала я и взяла его за рукав рубашки.

Ткань была удивительно мягкая и, казалось, вот—вот рассыпется в моей ладони. Я чувствовала, что мои грубые пальцы просто недостойны такого шика.

— Это ради Никиты, — отозвался Ян.

Он повернул на меня голову и улыбнулся, и я улыбнулась ему в ответ. Никита нашёл нас в толпе спустя ещё какое—то время, когда весь народ немного успокоился. На его лице читалось непонимание и удивление.

— Что произошло? — спросил он.

Мы с Яном синхронно пожали плечами.

— Не ваша ли это работа?

Я молчала, и Ян взял всё в свои руки:

— Мы—то тут причём?

Его голос не дрогнул, а уверенность оказалась на удачу заразительной.

— Вот—вот. Если бы она сегодня пришла с фингалом — это да, — подхватила я.

Никита не сводил с меня прищуренного взгляда, и чтобы окончательно убедить его в нашей лже—правде, я делала шаг к нему навстречу, взяла его лицо в свои ладони, привстала на носочки и заглянула ему в глаза. Я была уверена в том, что скажу: “Разве я могла бы обмануть тебя?”, но именно поэтому я и не смогла произнести ни слова — потому что действительно не могла. И мне пришлось снова наступить на горло своим принципам и прильнуть губами к губам Никиты на виду у практически всей школы, но я не почувствовала никаких эмоций с его стороны, хотя он тут же обвил здоровой рукой мою талию. Кто—то в толпе удивлённо присвистнул, кто—то воскликнул “Я же тебе говорил!”, а кто—то даже захлопал в ладоши, но это меня не особо волновало; всё, о чём я могла думать — это то, что Никита попросту мне не поверил.

Отошедшая от шока директриса отменила дебаты за ненадобностью — Зоя и Дима сняты с конкурса, и теперь нас было четверо: Катя и Стас и я с Никитой, — а у голосующих оставалось лишь два дня для того, чтобы выбрать своих фаворитов. И меня, как и прежде, совершенно не интересовал итог этого глупого голосования — я лишь фокусировала свой взгляд на Никите, чьи глаза, в свою очередь, почему—то всё время были устремлены куда—то мимо меня.

Комментарий к Глава 16

Розалинд Франклин — английский биофизик и учёный-рентгенограф, занималась изучением структуры ДНК.

========== Глава 17 ==========

На следующий день народу в школе было на удивление много, несмотря на конец четверти. На каждой перемене они кучковались напротив актового зала, там, где между двумя невысокими пальмами в горшках стояла урна для голосования, и с заговорческими лицами опускали в небольшую щёлку свои бланки; казалось, возможность поставить одну жалкую галочку давала им ощущение невероятной власти. Несмотря на то, что победа мне была не нужна, я чувствовала странное волнение каждый раз, когда находилась в радиусе видимости с той самой урной и замечала рядом с ней очередного ученика, складывающего свой буклет в несколько раз и забрасывающего его внутрь. Меня разрывало: с одной стороны, я продолжала следовать своим принципам и надеяться на то, что мало кому в голову придёт проголосовать за нас с Никитой, и мне не придётся выходить на сцену под ослепляющий свет искусственных звёзд и цеплять на голову дурацкую корону, наверняка не пластмассовую, потому что Зоя надеялась, что она будет украшать именно её причёску, а потому заставила папочку вложить в неё немалые средства, а с другой думала о том, что эта победа привнесла бы в мою жизнь что—то, чего в ней никогда не было. Не хотелось говорить об общественном признании, но, возможно, именно в нём и был смысл всех этих голосований?