Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Всё время, остававшееся до начала недельных каникул, Гаррет метался между желанием поставить отца и мачеху Кэндиса в известность и стремлением сохранить всё в тайне.

В итоге, сделал ставку на первый вариант.

Сейчас он и сам не мог бы со стопроцентной уверенностью сказать, почему так сделал, но тогда всё получилось стремительно, без лишних угрызений совести и попыток самокопания с последующим самобичеванием. Совершить очередное предательство оказалось столь же просто, как сделать глубокий вдох и шумно выдохнуть после, когда система уведомила об отправлении письма.

Простой и понятный порыв, а потом облегчение от осознания, что Кэндис на территории школы больше не появится. Дорогу сюда ему закроют и уж точно не оставят всё так, как есть.

Когда-то Гаррет услышал, что Альфред Брайт повышенной терпимостью не отличается, на том и решил сыграть.

На время поставленной цели добился и немного такому развитию событий порадовался.

Официальное объявление об отъезде в газете, пустующее место рядом с Роузом. Трейси, обитающий в комнате в гордом одиночестве.

Всё это кричало о том, что Кэндис исчез.

Больше не звучала в кабинетах академии его речь, не было феерических препирательств с миссис Даглер, ироничных замечаний по поводу тех или иных происшествий. В столовой Роуз тоже сидел в одиночестве, перемешивал напитки в стаканчиках трубочкой и, совершив этот нехитрый ритуал, утыкался носом в тетрадь или книгу. Иногда в обычную, иногда в электронную.

Одиночество Астерфильда, спровоцированное исчезновением Кэндиса, могло стать отличным – великолепным! – условием для возобновления общения, и Гаррет жаждал этим воспользоваться.

Размышления дались ему намного легче, нежели реальные действия, но в конце первой недели без Кэндиса он всё-таки решился подойти к столику, за которым скучал Розарио. Вообще-то тот читал и выглядел невероятно сосредоточенным, но Гаррету приятнее было думать, что Роуз жаждет общения хоть с кем-нибудь, находясь на грани отчаяния из-за отсутствия приятеля.

Заметив Гаррета, маячившего на горизонте, Роуз снял очки, предназначенные для чтения, положил их на стол и одарил молчаливого собеседника вопросительным взглядом.

– Что-то хотел? – поинтересовался, не дождавшись объявления причин, заставивших подойти так близко.

– Здесь не занято?

– Нет. С чего бы? В школе не так много людей, желающих со мной общаться, – произнёс Розарио, прикладывая палец к губам и время от времени постукивая по ним подушечкой. – Находись мы в учебном корпусе, а не в мужском общежитии, компанию мне составила бы Сибилла, а здесь… Был только один человек, понимающий, что слухи о моём сумасшествии – всего лишь плод чужой фантазии, а не реальный диагноз. Увы, этот человек уехал. Есть ещё Глен, но у него тренировка и очередная любимая зайка. Так что я снова в пролёте, вот и приходится коротать время в компании книжных персонажей. Впрочем, я не страдаю. Мне не хватает Кэндиса, но я не лезу на стену от осознания, что остался в одиночестве. Это ведь не смертельно. Хотя, откуда тебе знать… Смотри-ка прихлебатели недоумевают, какого чёрта ты забыл у этого столика. Ещё немного, и подумают, что ты тоже свихнулся, раз общаешься с парнем, у которого не все дома. Потеряешь доверие и авторитет. И тебя это заденет. Ты ведь жаждешь внимания.

Взгляд Розарио переместился в сторону парочки одноклассников и учеников параллели, с которыми обычно коротал время Гаррет.

– В данный момент, я жажду внимания определённого человека, – признался Гаррет, отодвигая стул и устраиваясь напротив.

Той лёгкости общения, что некогда царила в их трио, ныне не наблюдалось вовсе. Розарио не только намекал, но и говорил открытым текстом о том, что думает по поводу чужого поведения и поступков. Гордость призывала Гаррета вскинуть подбородок и удалиться подальше, но марафон персонального унижения продолжался, не желая прекращаться.

– Будешь продолжать в том же духе, все решат, что ты за мной бегаешь, – усмехнулся Роуз. – В том самом смысле. А я проникнусь мыслью, что поцелуй в коридоре был не таким уж спонтанным и необдуманным, как представлялось вначале. Вспомнил прошлогоднюю валентинку? Желаешь проверить правдивость моих слов?

Гаррет промолчал, не зная, как лучше ответить на поставленный вопрос. Ничего более или менее обтекаемого на ум не приходило, а он не планировал произносить нечто такое, что подвергается лишь однозначной трактовке.

Покрутив в руках трубочку, Роуз допил одним махом остатки напитка и поднялся с места.

– Уже уходишь?

– Да. Извини, но от твоего общества у меня аппетит испортился.

Роуз удалился, более ничего не говоря, не забыв прихватить все вещи. Забудь он что-нибудь, появился бы повод пересечься повторно, но это явно было нежелательно. Гаррету не осталось ничего, кроме как закрыть лицо руками и с шумом выдохнуть.

Первые шаги на пути к примирению оказались невероятно сложными. Изнутри подтачивало неприятное чувство. Осознание.

Гаррет жаждал избавиться от Кэндиса не столько потому, что завидовал его способности добиваться поставленной цели в плане любовных отношений. Не потому, что испытывал душевную боль, глядя на снимки, где Кэндис обнимался с директором академии. И не потому, что любил его всё это время, надеясь на взаимность, а, получив новую порцию информации, окончательно уверился в проигрыше и постарался взять реванш столь подлым способом.

Всё было проще и… в разы противнее.

Ему не давала покоя мысль о том, что бывшие друзья не стали со временем одиночками. Он от них откололся. Они продолжали держаться вместе, доказывая, что дружба – явление реальное, а не выдумка.

Как правдивы и те слова, что говорят о существовании любви.

Он хотел стать нужным хоть кому-то из них двоих, но они прекрасно обходились обществом друг друга, не нуждаясь в Гаррете, не прося его о возвращении. Не желая разделять его сомнительный триумф, не примыкая к созданной коалиции. Не забывая обид и постоянно напоминая, какими методами он достиг своей популярности в крайне узких кругах.

Несколько почитателей, принимающих в качестве лидера, но не имевших значения в его жизни. И двое близких людей, что одаривают презрением, не забывая о предательстве. Не позволяя позабыть ему самому.

Озарение снизошло на Гаррета глубокой ночью, когда он лежал, закинув руки за голову, и внимательно разглядывал потолок.

Спать после этого расхотелось.

Гаррет не знал, какой эффект произвели фотографии, отправленные отцу Кэндиса, но нет-нет, да и вспоминал о совершённом поступке. В присутствии наблюдателей старался сделать вид, будто ничего особенного не произошло, новость его никоим образом не зацепила, но в глубине души надеялся, что ничего плохого не случилось. Тем более, что по возвращении он узнал о планах Альфреда Брайта. В разговоре Роуза с Лайзой промелькнуло упоминание о переезде в Манчестер, планировавшемся задолго до того, как.

Гаррет себя оправдывал и почти сумел добиться успеха, но тут появился Кэндис. Его возвращение для всех стало шоком.

Для кого-то радостным, для кого-то – не очень.

Когда Кэндис стоял в дверях аудитории, Гаррет посмотрел на него и наткнулся на ледяной взгляд.

Кэндис знал правду и, разумеется, не собирался прощать крысу, раз за разом доказывающую, что данный статус более чем заслужен. Крыса и есть.

Гаррет стал для него врагом номер один.

Прежде, после неприятной ситуации с участием Роуза, призрачные надежды на восстановление, если не дружеских, то хотя бы нейтральных отношений проглядывали.

Теперь их не осталось вовсе…

Склонившись над раковиной в туалете мужского общежития, Гаррет наблюдал, как раскрашивают белоснежную поверхность бордовые капли, падающие из разбитого носа. Вода размывала их, становилась умеренно-красной и исчезала в стоке.

Очередной «разговор по душам» с мистером Брайтом-младшим.

Повод для скандала – те самые злополучные снимки

Реакция предсказуемая. Банальнее не придумать.