Пленник (СИ)

Лакеи, не ожидавшие от него иного приказа, тут же принялись за работу, выкорчевывая из обвалившегося входа булыжники и раскидывая в стороны комья земли.

Анджело подхватил было кирку, но маленький помощник конюха опередил его и, сделав страшные глаза, убежал помогать остальным.

— Это что было? — обратился Джо к Чейзу, и тот равнодушно пожал плечами, примериваясь, каким бы инструментом орудовать ему, чтобы не сильно тревожить свежую рану.

— Вы двое, отбой, — приказал им Мукуро, кивая в сторону замка. — Те, кто в состоянии сражаться и представляет собой хоть какую-то боевую единицу, отправляются набираться сил.

— То есть, мы будем прохлаждаться, пока другие работают? — уточнил Анджело, которому такой расклад явно не пришелся по душе.

— Набираться сил, — жестко повторил он и снова указал на замок. — Нам по любому не избежать боя. Навряд ли мы сбежим так просто, на кого-то да наткнемся. Но это будет хотя бы не Виллани. И потому нам нужно быть в состоянии дать отпор, иначе толка никакого в нашем побеге не будет.

— Да мне только в радость, — хмыкнул Чейз, не особо терзаясь моральным выбором, и побрел к замку, трогая перебинтованное Евой плечо. Анджело двинулся за ним, беспокойно оглядываясь на рабочих.

— Жарко, — посетовал Хибари, снимая запылившийся китель и обмахиваясь козырьком своего кепи. Он всегда с трудом переносил высокую температуру и страдал, маясь от духоты и припекавшего кожу солнца.

Чейз покосился на него и, остановившись, нахлобучил на него кепи и застегнул пиджак, буквально запеленовывая его.

— Ты, что, дурак совсем? Никогда не учишься на своих ошибках, кусок обгорелого мяса? Опять ведь кожа сползет, и получишь солнечный удар.

Хибари уставился на него во все глаза, словно перед ним стояло чудо света, и Мукуро аж оступился, услышав такую заботливую речь, достойную уст престарелой мамочки.

— Ты ничего не перепутал? — хмуро окликнул он капитана, и Чейз удивленно вскинул брови. — Заботиться о нем не твоя прерогатива.

Хибари бросил на него насмешливый взгляд. Пусть это и впрямь было глупо, но чувство собственничества у Мукуро всегда являлось едва ли ни приоритетным.

— Да мне вообще все равно, — пожал плечами Донован, уходя вперед. — Просто хотел избавить нас от забот по опеке над высохшей дотла мумии, но раз вы такие ревнивые, то пожалуйста…

Он странно вел себя в последнее время. И, если его перебежку из стана врага еще можно было оправдать шоком из-за известия о планах короля, то гиперопеку над Хибари — никак. Мало того, что он просто оставил его в живых в их последнюю встречу, так еще и волнуется о состоянии его кожи, черт возьми.

Мукуро прожигал спину Чейза подозрительным взглядом всю дорогу через сад, и тот неуютно передергивал плечами, сто раз уже пожалев, что прицепился к Хибари. В конце пути он твердо укрепился в решении больше вообще к нему не приближаться.

Когда они вошли во внутренний двор, настроение у всех заметно погасло — еще сильнее: тела погибших навевали совсем невеселые мысли, и звук молотков за стеной тоже не способствовал его улучшению.

Чейз, посерьезнев, остановился у ворот, прислушиваясь.

— Штурмовые лестницы станут ниточкой к нашей смерти, — сказал Анджело, заметив его интерес к тому, что происходило снаружи. — Мы как загнанные в нору лисы: скалимся, рычим, но победа в руках того, кто держит оружие помощнее.

— У меня, мать его, самое мощное оружие, — рявкнул Чейз. — Я жить хочу, сам хочу, без гребаного устава, от которого только-только оторвался, и нескольких часов мне совсем не хватило!

— Надо выкатить из погреба бочки с маслом и керосином, — указал на стены Мукуро и провел в воздухе воображаемую линию вдоль них. — Расставим их по всей длине и будем поджигать лестницы, чтобы они не забрались в нашу «нору».

— Они притащат бревна и будут выбивать ворота, — предостерег Хибари. — При шторме используют и самодельные баллисты.

— Но мы выиграем время. На бревна и баллисту уйдет больше времени, а нам каждая минута дорога. Главное — чтобы солдаты не забрались по своим лестницам, хотя бы большая их часть.

— Ладно, я пойду и найду работников, которые перетаскают бочки. Уверен, что среди раненных есть сраные симулянты, — зашагал к казармам Чейз, где Ева устроила временную лечебницу. Странно, что она решила не воспользоваться многочисленными комнатами в замке, что было бы куда логичней, ведь Мукуро уже все равно на состояние его бывших владений.

Анджело помялся немного и припустил за ним, правильно рассудив, что тот может и действительно раненых ребят погнать на работу.

Хибари хмуро смотрел на ворота, слушая размеренный, отчетливо слышимый в приглушенном шуме голос Виллани, раздающий указания. Он не пугал Хибари, не заставлял его напрягаться, и он искренне не понимал всеобщего трепета перед ним, но раз уж Мукуро и Чейз — оба далеко не слабые люди — опасаются этого человека, стоило задуматься.

В целом, Кея не особо волновался. Он примирился с положением вещей и был готов к любому исходу, даже к смерти. Единственное, что не давало ему покоя, а точнее кто — Дино. Пока вокруг все бушевало, некогда было думать о чем-то другом, помимо окружающего его хаосе, но в такие вот мгновения затишья…

Даже если Мукуро прав в своих словах, даже если Дино его вовсе не любил, а обманывался, его собственные чувства от этого никак не менялись. Хотелось бы… хотелось бы передать ему хоть что-то, что могло бы о нем напоминать. Это звучало смешно, учитывая, что он сам же и стер ему память, но не думать об этом не получалось.

Мукуро смотрел на него, прекрасно понимая его невысказанные вслух переживания и мысли. Внутри поднималось что-то тяжелое и темное, пугающее его самого. В последний раз он испытывал подобные ощущения перед отъездом в Гредзо, и тогда это очень плачевно закончилось. Для Кеи.

Он отвернулся, чтобы отойти в сторону и остыть, не наделать глупостей, о которых потом будет жалеть, но Хибари внезапно поймал его за локоть с такой силой, словно хотел выдрать из руки кость.

— Куда собрался? — неожиданно зло процедил он, прищурив глаза, и Мукуро удивленно повернулся к нему, вскидывая брови.

— А я обязан перед тобой отчитываться? Напомни, когда мы поменялись местами?

— Ты не покинешь пределов моего зрения.

— Потому что мир опасен, и я могу погибнуть, поскользнувшись на влажной траве? Кея, я не умру, оставив тебя на несколько минут, — с легким смешком произнес Мукуро, аккуратно разжимая его пальцы, стискивающее его руку. От такой хватки наверняка остались синяки.

Хибари недоверчиво нахмурился, все же отпуская его, и Мукуро, не удержавшись, обнял его. Неприятная смесь из разочарования, раздражения и злости покинула его в одно мгновение. Кея может думать о Каваллоне сколько влезет, но останется все равно с ним. А воспоминания потихоньку выветрятся, будто их не было — в этом Мукуро был уверен.

— Я же сто раз тебе говорил, что если я и умру, то только от твоей руки. Кажется, я говорил это всего пару часов назад, нет?

— Мне плевать на то, что ты говоришь. Ты очень много врешь.

— А ты слишком дерзким стал, почуяв свободу, — беззлобно пожал плечами Мукуро и, взяв его за руку, направился в замок. Хибари плохо выглядел из-за жары, неплохо было бы ему отдохнуть в более прохладном месте.

Кея безучастно следовал за ним, не предпринимая попыток вырваться, но буквально рванулся, едва завидев дверь комнаты, в которой провел почти весь прошлый год.

— Я не пойду туда, — прошипел он, выдернув свою ладонь из его руки, и отступил к лестнице, попятившись.

— Мм, не-а, пойдешь. Знаешь, мне бы не хотелось, чтобы у тебя оставались плохие воспоминания об этом месте.

— Что? — переспросил Хибари, не веря своим ушам, и схватился за стену, засмеявшись. — Плохие воспоминания… я не… плохие?! — Он резко оборвал свой смех и зажмурился, сжимая пальцами переносицу. — Я понимаю, что ты никогда не осознаешь, каким этот год был для меня. И что значит для меня этот твой гребаный замок. Это не плохие воспоминания — это то, что разделило мою жизнь до и после. Когда ты запачкал свою шелковую рубашечку, и тебя за это обсмеяли в свете — это плохие воспоминания.