Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

На самом деле, стоило признать, что жертвы Кая были не так уж велики. Ему нравилось учиться. Он не считал процесс получения новых знаний досадной необходимостью, напротив, активно тянулся к ним, желая усвоить как можно больше, а потом применять это на практике. Он постоянно повышал для себя планку, в результате чего несколько раз находился на грани сильнейшего переутомления. Нет, об этом не говорили профессиональные психологи. Об этом не говорили учителя. Он сам подсознательно всё ощущал. В такие периоды ему было особенно сложно, но он как-то справлялся. Своими силами, не прибегая к посторонней помощи, не тормоша сестру и не ища поддержки у школьных приятелей. Просто потому, что не имел права кому-то показывать собственные слабости и переживания – несовершенства и уязвимости. Он не должен был никому их демонстрировать. Ему следовало преодолеть себя, переступить через проблемы, чтобы не потерять самоуважение и не загнать себя в ещё более глубокую депрессию, а продолжить совершенствоваться в дальнейшем.

Он старался не хуже знаменитого тёзки. Складывал из ледяных кубиков свою «Вечность», не надеясь на получение коньков или какого-то альтернативного материального поощрения. Перед ним стояли другие задачи. Он хотел стать личностью уже сейчас, на начальном этапе, в юности. С достоинством прошагать через подростковый период, не накручивая нервы родителям и окружающим людям. Он хотел поступать так, как поступают взрослые. Считал себя достаточно разумным человеком для того, чтобы жить, опираясь на собственное мнение, а не по указаниям со стороны. Даже если эта сторона приходилась ему сестрой, ближе которой просто не придумаешь.

Один год рождения, один день. Девять месяцев совместного существования в ограниченном пространстве.

Иногда Каю данная формулировка казалась излишне циничной, иногда забавной.

После грандиозных скандалов, которые они с Гердой периодически устраивали, поверить в наличие добрых чувств было практически нереально. А ведь Кай к Герде действительно тепло относился.

Единственное, что его бесило в сестре, так это стремление разобраться в чужой жизни при полном отсутствии стремления хоть что-то наладить в своей судьбе. Герда всегда была категорична в суждениях, как будто являлась гуру подростковой психологии и обладала навыком разрешения проблем одним щелчком пальцев, старалась задеть за живое. Последнее, надо сказать, у неё получалось великолепно. Только эффект порождало иной, не тот, который она себе представляла. Ей хотелось видеть чужой катарсис и признание ошибок с дальнейшими попытками всё исправить, а на выходе получалось раздражение, переходящее в ярость и потерю контроля. Кай переставал следить за своими словами и говорил временами совсем не то, что хотел сказать. Герда тыкала иголкой в его больные места, и он не собирался оставаться в долгу, терпеливо снося эти издевательства. Подобный трюк мог провернуть кто угодно, но только не Кай.

К чести его стоило заметить, что он не ждал извинений первым, не проходил мимо с гордо поднятой головой, не задирал подбородок, желая породить у сестры многочисленные комплексы и активировать угрызения совести. Он первым приходил мириться, первым находил подходящие слова, но, как это всегда бывает, плохое запоминалось сильнее хорошего, оставляло след в душе. Накладывало отпечаток, что называется.

В этот раз их скандал оказался самым масштабным. Таким, что сравнить его с каким-нибудь из предшествующих пререканий не представлялось возможным. На его фоне бледнело и меркло. Некоторое время близнецы действительно проходили мимо, отворачиваясь, а обо всём, что творилось в душе Герды, Кай узнавал от Николаса.

Что ж, хоть одна положительная сторона у скандала обнаружилась. Это столкновение позволило Герде сделать шаг вперёд, сдвинув отношения с Ником с мёртвой точки, в которой они прочно застряли много лет назад.

Молчание затянулось. Несколько недель близнецы друг друга избегали, а потом одновременно – бывало с ними такое – решили, что хватит с них вражды. Пересеклись в беседке, поговорили по душам. Голос друг на друга больше не повышали, даже о детском перемирии вспомнили, соединив мизинцы и засмеявшись.

Об Астерфильдах не заговаривали, хотя Кай отлично понимал: Герда этим вопросом по-прежнему озадачена. Стоит только затронуть тему, и они снова окажутся на исходной позиции, а это – совсем не то, чего Каю хотелось.

Он решил дать самому себе небольшую отсрочку и сделать ставку на долгий путь с минимумом ошибок. Сначала разобраться с вопросами учебными, а потом подумать о личной жизни, о том, как поступить в ситуации с Джессикой.

Единственное, о чём попросил Герду – не говорить родителям, конечно, если она это уже не сделала. Она покачала головой.

– Я тебя не сдавала.

– Вот и умница, – заметил он, чмокнув сестру в лоб, после чего вернулся в мужское общежитие, поднялся на нужный этаж и постучал в дверь, не сомневаясь в правильности совершённого поступка.

Роуз от личности посетителя прилива восторга не испытал. Смотрел с подозрением, не ожидая ничего хорошего. В глазах явственно прочитывалось желание познакомить лицо Кая одновременно с дверью, косяком и собственным ботинком.

Справедливости ради стоило заметить, что младшего представителя семьи Эткинс посещали схожие мысли, направленные в сторону бледной поганки, откровенно его ненавидевшей. Однако дипломатия требовала повышенного уровня владения своими эмоциями. Тотальный контроль, никаких поблажек.

– Можем поговорить? – спросил Кай.

– Относительно?

– О твоей сестре, очевидно.

– Снова с оскорблениями?

– Постараемся цивилизованно, – усмехнулся Кай.

Роуз, впрочем, был вздорнее любой девицы, потому что после этого собирался захлопнуть дверь у Кая перед носом.

Не успел.

Кай поставил ногу между косяком и дверью. Решимость придала ему сил, и Роуз был вынужден капитулировать, отойдя вглубь комнаты, пропуская туда нежеланного посетителя. Кай с сомнением покосился на тёмные занавески, флаконы, расставленные на рабочем столе, парочку кукол, сидевших на книжной полке, но, разумеется, никак это тонкости оформления интерьеров не прокомментировал, оставив мнение при себе.

– Вообще-то я не люблю разговаривать с посредниками, – заметил, сложив руки на груди. – Предпочитаю вести переговоры напрямую. Потому хочу поставить тебя в известность, что как только разберусь со школьными проблемами и экзаменами, встречусь с Джессикой. И уже с ней мы обсудим все тонкости наших отношений. Думаю, она не откажется от разговора. Заранее хочу сказать, что группа поддержки нам не нужна, потому тебя на встрече я видеть не желаю. Ради разнообразия замечу, что во многом тебя понимаю. Если бы кто-то посторонний высказался в таком тоне о Герде, я бы проломил ему голову, не раздумывая, так что твои действия вполне закономерны и с позиции моих моральных ценностей оправданы.

– Мне должно быть лестно?

– Понятия не имею. Решать тебе.

– Сделаю вид, что проникся и раздулся от гордости, а потому пребываю в невероятно хорошем настроении и сегодня не стану провоцировать скандалы с применением физической силы. Подраться мы можем в любой другой момент, – произнёс Роуз совсем недоброжелательно. – Надеюсь, тогда нас никто разнимать не кинется, и я отведу душу.

Он тоже скрестил руки на груди, принимая закрытую позу, давая понять, что общаться с данным человеком не желает.

– Чтобы махать кулаками, даже повод особый не нужен, – отпарировал Кай. – Решить возникшие проблемы с помощью слов намного труднее, но только к этому умению ещё нужно прийти. И вырасти. В определённом плане.

– Ты, конечно, дохрена взрослый, – прошипел Роуз.

– Не совсем. Что признаю. Без удовольствия, но признаю. Собственно, я пришёл, чтобы поставить тебя в известность. Я не убегаю от ответственности, просто не хочу принимать опрометчивые решения, только и всего.

Ответа он уже не ждал, удалился, оставив Роуза в одиночестве.

Иллюзий не питал, в чудеса не верил, потому вполне заслуженно сомневался в стремительных переменах отношения Роуза. Тот, как пылал гневом, так и продолжал пылать, придерживаясь выбранной прежде линии поведения, не задумываясь о полезной тактике, именуемой манёврами. Но, стоило признать, что реакция Роуза Кая мало интересовала. Ему нужно было разрешить противоречия, возникшие в отношениях с Джессикой, а потом и с родителями, зная, что они его по голове за такое не погладят и, вполне возможно, начнут требовать заключения брака. Даже, если того не хотят члены семьи Астерфильд.