Портреты Пером (СИ)

– Почему ты думаешь, что его? – спросил нахмурившийся Джек.

– Джим сказал, эта версия соотносится с дневниковыми записями.

– А если тех, кто был в особняке до нас? Может, это их кровь.

– И действительно.

Оставшиеся десять минут они не говорили. Потом Арсений подкинул в коробку с деталями апельсин и принялся вовсю делать вид, что понятия не имеет ни о каких подброшенных апельсинах. Джек, не особо расстроившись по поводу его неведения, быстро оставил от фрукта только спиралью счищенную кожуру, с минуту сидел с задумчивым видом, потом вскочил, заявив «это может быть только новая поставка» и вылетел из комнаты. Арсений, крайне заинтересованный, кинулся следом. Крыс завернул на кухню и принялся трясти перепуганную Дженни.

– Человеческий мне апельсин! – требовал, по пятам ходя за хозяйкой. – Джен, ну побудь милой и доброй, от яблок и печенья тошнит, а из-за этого самого пропавшего куда-то даже днюхи моей не было…

«Самый пропавший» стоял у стеночки и ухмылялся.

Дженни отделалась от Джека обещанием жареной картошки с грибами и, пока крыс балдел от счастья, сунула ему под нос тазик, нож и полведра нечищеного картофеля, потом заметила скромно ухмыляющегося Арсения и послала его в гостиную, помогать Лайзе и Заку делать гирлянды.

У самой гостиной его поймал Джим. Последователь был серьёзен, взгляд внимательный, из чего Арсений предположил, что его намерены допытывать о деталях письма.

– Арсень, у тебя скоро день рождения, – начал док с места в карьер. – Не уверен, что ты об этом задумываешься, но мне нужно сделать тебе подарок.

– Прямо-таки нужно, – уточнил Арсений на всякий случай. И пожалел, что в самом начале пребывания в особняке случайно сдал Дженни дату своего выползания на белый свет.

– Формально я не обязан, но хочу.

– Да мне ничего не надо, док. Серьёзно.

– Разве я спрашивал об этом? – Джим насмешливо приподнял бровь и сложил руки на груди. – Я его сделаю. От тебя требуется только уточнение. И мне работу облегчишь.

– Вижу, ты настроен серьёзно. Тогда подари мне себя. С бантиком, и… узел обязательно посложнее. Препятствия на пути к распаковыванию подарка делают его обычно раз в пять интереснее… – Арсений, ухмыльнувшись, хлопнул лукаво прищурившегося Джима по плечу и зашёл в гостиную.

– И чем этот подарок отличается от еженедельного? – мягко поинтересовались ему вслед.

Подпольщик высунулся в дверь.

– Бантиком, док. Бантиком. Мелочи украшают жизнь.

Сидящая у камина рыжая последовательница (засыпанная обрезками цветной бумаги) наставила на него ножницы, которыми до этого нарезала полоски картона:

– Сэр Перо, если вы ещё раз упомянёте бантики или прочие праздничные атрибуты, вам придётся доблестно защищаться от пущенных в вас ножниц.

Из-за дивана высунулся Зак. В руках у него была длиннющая цепочка криво склеенной гирлянды.

– Мастер, ну хоть ты-то гирлянды умеешь вырезать? – спросил с надеждой.

– Нет, – Арсений легким движением забрал ножницы у Лайзы, – но могу постараться.

Он постарался. Подал идею навырезать снежинок привет школьным утренникам, стащил в гостиную часть запасов своей бумаги и нашёл Ланса – тот, насколько подпольщик помнил со дня рождения Джима, умел неплохо вертеть бумажные фонарики.

Через полчаса в гостиную внёсся взъерошенный Джек. Вырезающая у камина снежинки компашка дружно повернула головы в его сторону.

– Не вынесу больше ничего чистить! Еле отпросился сюда!

Лайза бескомпромиссно протянула ему запасную пару ножниц.

– Что? – Крыс подозрительно покосился на неё, потом на ножницы.

– Снежинки, – милым голоском пояснила рыжая. – Не отвертишься.

Джек пробовал возмущаться, но Арсений с Заком под общий смех обхватили его и повалили на ковёр у камина. Как подпольщик ни отбрыкивался, а в итоге ему оказались вручены ножницы и пара листов белой бумаги. Оказалось, не зря: Джек, уловив принцип, вырезал пару очень красивых снежинок.

На удивленное выражение лица Лайзы только пожал плечами, сказал, что при должной степени развития пространственного мышления предугадать форму готовой снежинки проще простого, и потянулся за ещё одним листом. Правда, через три снежинки крысу надоело, и он придумал соорудить к празднику настоящую, лампочковую гирлянду.

Остаток вечера так и прошёл – Джек с ящичком инструментария, кучей проводов и паяльником занял столик у дивана, соображая, как из набравшихся тридцати лампочек разного размера соорудить хоть что-то, остальные вырезали снежинки. Пришёл Табурет, лениво поворошил снежинки мягкой лапой, потом запрыгнул на рояль и заснул там. Когда стемнело, к «резчикам» присоединился Джим, после ужина – Дженни. Компанией они засиделись допоздна, в итоге на ковре гостиной оказались целые сугробы снежинок. Арсений заметил, что док подозрительно шмыгает носом, а после и вовсе закутался в плед с дивана.

– Да, мне нужен чай, – вздохнул Джим, поймав его взгляд. – Я уже пил, да и вообще аспирин должен подействовать, простуда несильная…

– Чай значит чай! – Дженни тут же засуетилась, но её опередил Джек – оторвался от работы и с ехидной ухмылочкой заверил, что по такому случаю заварит сам.

– И тебе тоже чай, – отозвался Джим с дивана.

– Мне-то зачем?!

– Второй час сидишь рядом со мной на диване. Для профилактики.

– И мне чай! – радостно взревел Арсений с ковра.

– А Арсеню чай не надо, – вставил док с усмешкой. – Чая и так дефицит.

В итоге чай получили все, даже попытавшийся скрыться за диваном Зак.

Но, как Джим ни храбрился, на следующий день он уже вовсю чихал и изводил носовые платки. Арсений после обеда даже притащил ему в гостиную найденную Дженни пачку салфеток. И застал за роялем. О пледе последователь забыл, и тот сполз с плеч. Джим играл, полностью сосредоточившись на музыке.

Казалось, активна только правая рука – она порхала, будто не касаясь клавиш, рождая лёгкие мелодичные трели. Левая рука лежала почти неподвижно – Джим, не отрывая её от клавиш, сменял положение пальцев и мягко, невесомо опускал их, аккомпанируя основной переливистой мелодии.

Он был весь – там, в музыке, в точке соприкосновения подушечек пальцев и лаковой поверхности клавиш, в нежно-печальном разноголосье рук. Даже не заметил, что дверь открывалась и кто-то вошёл.

Арсению подумалось, что он тут не в тему со своими салфетками. Оставалось сесть на ковёр возле ёлочки, вытянув ноги, и слушать.

– Я понял, – сказал он тихо, когда Джим доиграл и опустил руки.

Последователь взглянул на него.

– Что понял?

Арсений вздохнул.

– Ну, во-первых, потрясающе играешь. Но я не о том. Джим, у меня к тебе два дела. Одно возвышенное и прямо-таки отрывается от земли, другое касается грубой бытовухи. С какого начать?

– С любого.

– Тогда давай с красоты. Я придумал, что тебе делать с моим подарком. – Заметив интерес, Арсений загадочно ухмыльнулся. – Сыграй мне в день рождения своё любимое произведение. Лучшего просто не придумаешь.

– Я тоже времени не терял, и придумал, что тебе подарить. – Джим облокотился на закрытую крышку рояля и уставился на Арсеня непроницаемым взглядом. – Не очень романтично, но, думаю, тебе понравится. А сыграть обещаю. Теперь переходи к быту.

– Дженни передала тебе салфетки, чтоб ты не терроризировал бедные платки. – Подпольщик со вздохом встал и протянул доку упаковку, после чего плюхнулся обратно. – И просила поинтересоваться, зачем ты дал Джиму-подпольщику задание собирать плесневелый хлеб. А ещё предупреждаю – я буду ныть. Вот, уже ною. Пусти меня проходить испытания. Пожалуйста. Обещаю не больше семи в день.

– Плесень мне нужна для получения пенициллина, – Джим тут же пристроил салфетки у себя в кармане. – А семь испытаний в день – это много. И не надо на меня так смотреть, я мщу.

– Ну отомсти хотя бы шестью! – взмолился Арсений. – Мне на чердак надо.

Джим, отложив пачку на рояль, недоумённо вскинул бровь.

– Зачем? И я не поверю, что туда сходить можешь только ты, вход не запароленный.