Успокой моё сердце (СИ)

- Эдвард… - путаюсь в словах и часто моргаю, хватая ртом воздух. Затапливая сознание, сковывая грудную клетку и сдавливая все тело в железных тисках, испуг быстро и точно пробирается к своей цели. Бьет в самое сердце.

Только не это. Пожалуйста, ну пожалуйста, только не это!

Я не могу так. Я должна, я согласилась, я пытаюсь… подготовиться.

Ещё одной попытки не будет. По той простой причине, что я её уже не выдержу.

Либо сейчас, либо никогда.

- Пожалуйста, - вовремя опомнившись, пока он окончательно не принял на рассмотрение свою затею, молящим шепотом прошу я, - сегодня, Эдвард… сегодня, иначе я… не смогу. Я больше не могу. Пожалуйста, выслушай меня. Пожалуйста… я не могу!

Моя мольба явно производит на него впечатление.

Хмурость на лице Каллена сменяется едва ли не ощутимой болью. Но почти тут же, видимо, вспомнив, в чем причина моего безумия, губы изгибаются в улыбке. Ободряющей. Уверенной.

- Ну конечно сегодня, - бормочет он, собственноручно перемещая меня с подушек на свою грудь. Позволяет занять все её пространство, позволяет устроиться так удобно, как только возможно. – Если тебе так проще, то сегодня. Я слушаю, моя девочка.

Накрывает руками спину, подтягивает выше одеяло.

Он создает мне все условия. И делает все, чтобы прекратить слезы.

Боже, и это тот самый мужчина? Тот, которого я встретила у Вольтури? Тот, кого посмела, не глядя на все кощунство, на все святотатство подобного, назвать чудовищем?

Он не дорог мне, нет… это по-другому, совершенно по-другому называется.

Он – один из двух людей на всем белом свете, из-за которых я могу дышать. Он – величайшая награда, которую я могла получить. Мечтать о большем, желать большего – невозможно. Рядом со мной самый настоящий, самый верный, самый преданный и самый понимающий мужчина на свете. Он никому не отдаст меня, он спасет меня из плена холода и страха… только он. Кем бы не являлся.

Я отплачу. Я обязательно отплачу за это – чем попросит. Отказать не имею права.

Без него, без его касаний и поцелуев сейчас я просто не в состоянии справиться. Отдам за них душу дьяволу.

- Не бросай меня, - давясь всхлипами, прошу я, - per favore!.. Я все, все сделаю… только… пожалуйста!..

- И что я буду без тебя делать? - Эдвард, грустно усмехнувшись, проводит пальцами по моему лбу, избавляя его от испарины, - если оставлю, что буду делать?

Я молчу. Я ничего не отвечаю.

Обнимаю его так крепко, как никогда не обнимала и, наверное, никогда больше не обниму. Каллен питает меня силой.

…Тишина царит в номере очень долго. Сначала я, перебирая пальцами волосы мужчины, немного успокаиваюсь, затем, выводя узоры по его груди, решаю, с чего лучше начать.

История в высшей степени сумасшедшая, но ничего не поделать. Откуда лучше начинать подобные рассказы? Если, конечно, есть кто-то, кто их рассказывал и знает, что да как.

Мои мысли заходят в тупик. И там бы, наверное, они и остались, если бы не проницательность Эдварда. Порой мне кажется, что он понимает меня лучше, чем я сама.

Не думала, что расставание способно произвести такие перемены. Я не просто его чувствую – я будто бы стала его частью. И то же самое, мне кажется, происходит в нем.

Часы уверенности в смерти не прошли мимо… отпечаток свой оставили. Надолго.

- Значит, ты родилась в январе? – потирая мои плечи, словно бы невзначай интересуется Каллен. Пытается показать, что можно расслабиться, и делает вид, что мы будем говорить о чем-то добром и светлом, а не о черном и страшном. Для меня делает.

- Да, - я киваю, догадавшись, с какого направления стоит браться за поставленную задачу – начало начал, действительно. Вполне логично.

- Я была первым и единственным ребенком.

- А ты говоришь, мы с ним похожи, - отвлекая мое внимание и пытаясь снять скованность, мужчина кивает на посапывающего Джерри, - посмотри, сколько у вас сходств.

- Он никогда не будет на меня похожим… - с горечью отрицаю я.

- Ничего подобного. Он уже на тебя похож, - Эдвард целует меня в макушку, качнув головой, - ты очень многому его научила, мама…

Судорожно вздохнув, утыкаюсь носом в его футболку. Сейчас без такого знакомого запаха я ни на что не способна.

- Я никогда не считала себя кем-то нормальным… - слова льются сами собой, подобному бурному потоку, - ни ребенком, ни девушкой я нормальной никогда не была…

Эдвард неодобрительно вздыхает, желая опровергнуть мои слова, но я не даю ему такой возможности. Перебиваю.

- Мне было семнадцать, когда я ушла из дома, - выдаю эту фразу быстро и точно. Жду реакции – такой же быстрой.

- Из-за чего?

Это не совсем тот вопрос, которого я ожидала. Любой другой в первую очередь спросил бы о том, для чего и куда, но уж точно не причину.

- Мама решила выйти замуж…

- Твой отчим домогался к тебе? – его голос твердеет, а ладони, держащие меня, напрягаются.

На лицо почему-то просится улыбка. Даже сквозь слезы.

Он защищает меня.

- Нет, - набравшись смелости, отвечаю весьма слышно. Чуть приподнимаю голову, целуя то место, где слышу ровное биение его сердца, - Фил никогда не думал о таком… он был с Рене. И только.

- Тогда в чем было дело?

Ему правда интересно. Он хочет знать, но не из праздного любопытства, а чтобы утешить меня. Это вдохновляет.

- В папе… - ну вот, конец положительным эмоциям. Они все как одна тонут под градом чертовых воспоминаний. Настолько живых и болезненных, что становится неизмеримо горько.

Я поднимаю на Эдварда глаза. Сейчас я как никогда хочу его видеть.

- Мой отец умер, когда мне исполнилось двенадцать. Я не готова была с ним расстаться.

- Никто и никогда не готов, - дополняет он, тяжело вздохнув. Участливо смотрит на меня, стараясь утешить.

- Да. Но я никогда не стала бы готова.

Обвиваю его ладонь, так кстати лежащую совсем рядом, затаивая дыхание. Волна всхлипов грозится прорваться наружу.

Вижу Джерри. Вижу его затылок, его светлые волосы и бледную кожу. Вижу моего маленького ангела. И со всей точностью, со всей уверенностью могу сказать, что он никогда ничего подобного не испытает. Его папа бесценен для нас обоих. И для него, за него, Каллена-старшего я сберегу. Любой ценой.

- Я не собираюсь умирать, - будто прочитав мои мысли, шепчет мужчина.

- Даже если соберешься, не получится, - кое-как прорвав череду судорожных вдохов, мотаю головой, - ты нам очень нужен…

- Спасибо.

- Не смей говорить за это спасибо, - слезы возвращаются и ощутимо душат. Никуда от них не деться.

Он усмехается, но в дискуссию со мной не вступает. Понимает глупость противоречий в этом вопросе. Тем более сегодня.

Я беру маленький перерыв. Думаю, на него право у меня точно есть – ждать долго никого не заставлю. Я просто… выбита из колеи. Да, лучше назвать это так.

- Тот декабрь был очень, очень холодным, - не своим голосом произношу я, покрепче прижавшись к Каллену. Четкая цветная картинка белого покрывала на земле и деревьев, укутанных в иней, предстает перед глазами, - снега было… много.

- Belle…

- Слишком много… - на глаза наворачиваются слезы. Ужасно жгучие.

- Сейчас тепло? – Эдвард-таки задает свой вопрос, дождавшись от меня краткой паузы. Многозначительно смотрит на одеяло.

- Да. Сейчас – да.

- Хорошо, - больше не перебивает. Успокоился.

Вот и момент истины. Мы медленно, но верно с темы детства дошли до борделя. И сбежать от неё не выйдет – некуда.

- В ту ночь была метель, - боже, я почти чувствую острые снежинки на коже, - погоду обещали самую отвратительную, но она даже синоптиков удивила своей силой. Подвалы как назло были закрыты… и я нашла «Урсулу».

Я опасливо оглядываюсь на Эдварда, но, судя по его недоумению, он не совсем понимает, о чем идет речь.

- П-публичный дом, - объясняю. Есть ли смысл уже что-то скрывать?

- Публичный дом? – его глаза вспыхивают. Вспыхивают так ярко и так пугающе, что внутри меня что-то обрывается. С глухим стуком упав к ногам, заставляет сердце биться у самого горла.