Змея Давида (СИ)

Она уселась перед ним прямо на землю и несколько раз глубоко вздохнула. Теперь можно отключить эмоции и просто выполнить то, зачем пришла сюда. Неторопливо принялась вынимать из карманов мантии все, что необходимо для обряда: обсидиановый нож, составные для специального ритуального порошка, деревянную плошку, прочную капроновую веревку и промасленную тряпку – сделать факел, так как использовать магию, даже столь простую, как «Люмос», непосредственно при проведении обряда было нежелательно. Поэтому она встала, сняла с Розье «Инкарцеро», на всякий случай наложила «Петрификус» и принялась связывать его по-настоящему, веревкой. Закончив эту процедуру, она проверила прочность узлов и то, как плотно веревка прилегает к телу, а затем с помощью «Мобиликорпуса» переместила связанного Розье подальше – на ту самую круглую площадку-арену, на которой прежде встречалась с Демоном.

Борясь с желанием просто сбросить его на землю, она аккуратно опустила его рядом с пентаграммой, нарисованной магловской светящейся краской – пока ей было на руку его бессознательное состояние. Собственно, для самого обряда совершенно не требовалось, чтобы жертва была при этом в сознании, просто ей хотелось, чтобы, умирая, Розье полностью осознавал, что с ним происходит. «Когда время подойдет, просто растолкаю эту шваль, чтобы не спал» – подумала она и вернулась за остальным. Первым делом, оторвав от кустов пару веток потолще, соорудила два факела и зажгла их обычной зажигалкой, затем, убрав «Люмос» и спрятав за пазуху палочку, высыпала составные для ритуального порошка в плошку и принялась смешивать их указательным пальцем.

В этот момент она заметила, что Розье зашевелился и, на всякий случай вынув палочку, медленно подошла к нему. В неверном, колышущемся свете факелов лицо его казалось старым, а глаза стеклянными. Он непонимающе уставился на нее, затем огляделся и только после этого до него начало доходить, что его притащили совсем не в то место, куда он собирался.

Стремительно трезвея, Розье задергался всем телом, пытаясь освободиться от веревок, но быстро прекратил попытки. С ненавистью глядя на нее, он прохрипел:

– Так это и есть ваш обряд установления отцовства? Обманула меня, тварь?!

Вместо ответа Диана нехорошо улыбнулась ему и еще раз проверила веревки.

– Обряд, обряд, – проворчала она, снова принимаясь размешивать пальцем порошок.

Розье в тревоге заозирался вокруг, пытаясь понять одни ли они здесь, а убедившись в том, что кроме Дианы тут никого нет, сменил интонации на примирительно-вежливые:

– Развяжи меня. Я же сказал, что согласен на обряд, обязательно нужно держать меня связанным? – Обязательно, – кивнула Диана и, поднявшись, принялась аккуратно насыпать порошок на контуры пентаграммы.

Розье только сейчас заметил светящийся рисунок на земле и, кажется, понял, что обряд, в котором он сейчас должен будет принять участие, к установлению отцовства не имеет никакого отношения. На лице его промелькнул ужас, но он совладал с собой и как можно спокойнее спросил:

– Что ты задумала?

Диана не ответила, но, прекратив свою работу, подошла к нему и взглянула ему прямо в глаза, наслаждаясь плескавшимися в них страхом и непониманием.

– Я тебя знаю? – он пристально вглядывался в ее лицо, явно не узнавая. – Слушай, красотка я с тобой не спал, это я точно помню. И вообще, я тебя пальцем не трогал, а если кто-то из наших ребят попортил тебе шкурку, так я тут не виноват. Что тебе от меня нужно?

Это было жуткое и одновременно захватывающее ощущение – нестерпимое желание исполосовать это красивое лицо так, чтобы на нем не осталось живого места, причем сделать это без помощи магии, а просто ножом и ногами, вкладывая в удары всю боль и ненависть, накопленные за эти два с лишним года. Два года ночных кошмаров, чувства вины за то, что не была рядом с родными в тот вечер, бессильной злобы на тех, кто ограничился просто пожизненными сроками для этих подонков вместо поцелуя дементора и главное – на невозможность до них добраться. А теперь один из них полностью в ее власти и она может сделать с ним все, что захочет. В буквальном смысле. Захочет – прикончит быстро и без возни, а захочет – превратит его в орущий от боли кусок мяса, мечтающий о смерти как об избавлении. Чуть наклонив голову набок, Диана с самым настоящим садистским удовольствием размышляла о том, что конкретно она сейчас может с ним сделать. Начать с «Круциатуса», затем парочку несильных «Секо», чтобы не умер слишком быстро от потери крови, можно еще Магическим хлыстом приложить или Ожоговым, вариантов много. А в завершение переломать ему все кости и заткнуть рот кляпом, чтобы не нервировал своими криками.

Желание было столь сильным, а картины, возникающие в воображении – столь яркими, что она буквально ощутила зуд в руках и даже не заметила, как вытащила палочку и теперь сжимала ее вспотевшими пальцами. Еще немного – и ее бы «понесло». Остановись, отчётливо прозвучало в ее мозгу, она тряхнула головой, прогоняя наваждение и возвращаясь в реальность. Но напряжение, возникшее во всем теле от этих мыслей, никуда не ушло и требовало хоть какой-то разрядки, и она сгребла в горсть его волосы и с силой дернула его голову назад так, что кадык на его горле, казалось, сейчас прорвет кожу. Розье тихо заскулил, не то от боли, не то от страха, а она рассмеялась хриплым, чужим смехом.

– Фамилия «Беркович» тебе ни о чем не говорит? – спросила она, заглядывая ему в глаза. – Нет? Ну, конечно, где же вам упомнить всех, кого вы убивали! Сколько их было – десять, двадцать? Действительно, как же тут не запутаться! – она выпустила его волосы и со всей силы ударила его кулаком по лицу. Резко поднялась на ноги и вновь принялась посыпать порошком пентаграмму. И тут до нее донесся голос Розье: – Я вспомнил – это тебя Темный лорд тогда приказал брать живьем. Ты убила Хиггса, а меня и Варвика оглушила. Я тебя вспомнил…

Диана снова подошла к нему. Проводя острием ножа по его лицу и видя, как он рефлекторно сжимается от этих прикосновений, она нежно улыбнулась и сказала:

– Вот и замечательно. Надеюсь, идиотских вопросов, зачем я тебя сюда притащила, больше не будет. И можешь не орать – все равно никто не услышит, тут на десятки миль нет никакого человеческого жилья. И молись Мерлину или Мордреду, кому хочешь, чтобы у меня не сорвало крышу, и я не принялась резать тебя на ленточки раньше времени, ублюдок! – Убьешь меня? – в голосе Розье почти не было страха, только обреченность. – Тогда вперед, не понимаю только, зачем весь этот спектакль! Пусти мне «Аваду» в лоб или запытай «Круциатусом» до смерти, но за каким гоблином все эти декорации? Или без них у тебя кишка тонка?

Диана хмыкнула. Вернувшись к своему занятию, она ровным тоном, будто объясняя урок, ответила:

– Знаешь, я не буду сейчас распинаться перед тобой, объясняя смысл моих манипуляций. Не буду пытаться тебя убедить в том, какая ты мразь, потому что это бессмысленно – ты все равно не проникнешься моими доводами. И уж тем более не стану посвящать тебя в то, почему я не могу просто, без затей тебя прикончить, потому что это – не твое собачье дело. Просто хочу, чтобы, сдыхая, ты не только порадовал меня, но и принес кое-какую пользу. А теперь заткнись и не отвлекай меня. Имей мужество хотя бы сдохнуть как мужчина.

Когда весь порошок был высыпан, Диана вынула палочку и тем же «Мобиликорпусом» приподняла Розье и перенесла его в самый центр пентаграммы, с наслаждением сделав так, чтобы тот кулем грохнулся прямо на землю. Он глухо вскрикнул от боли, но тут же затих, тяжело дыша.

А Диана отошла от него на несколько шагов, спрятала палочку и снова вынула нож. Сердце бешено забилось, и она, будто в нерешительности, застыла с занесенным над своей левой рукой кинжалом, прикрыв глаза. Наконец, сделав несколько глубоких вдохов, прошептала первые слова заклинания и легко провела острием по запястью. Тонкий порез тут же взбух темной кровью, по ладони побежали противно горячие струйки, и Диана, подойдя к нижнему краю пентаграммы, принялась капать своей кровью на изображенные там символы.