Змея Давида (СИ)

Когда с водными процедурами было покончено, Диана завернула сына в полотенце и понесла обратно в комнату. Привычными движениями она обработала его специальным кремом, присыпала тальком и надела новый подгузник. Брайан, вместо того, чтобы успокоиться, продолжал хныкать и беспокойно вертеться. Она сняла с него подгузник и внимательно осмотрела, думая, что он нервничает из-за раздражения на коже, но все было в порядке. Снова упаковала его в подгузник и взяла на руки, но и это не помогло – малыш плакал все громче.

– Ну, что ты, солнышко? Не выспался? – прошептала Диана, дотрагиваясь губами до его лба, чтобы проверить температуру, но лоб не был горячим. «Животик болит», – подумала она и принялась расхаживать по комнате, укачивая мальчика и вполголоса напевая.

Сын немного успокоился, но почему-то продолжал вертеть головой, будто в поисках невидимого раздражителя. И тут Диану осенило прислушаться, и до ее уха донесся странный звук – будто в соседней комнате жужжит посаженный в банку крупный жук. Тонкий слух ребенка уловил это жужжание гораздо раньше, чем она, и этот звук ему определенно не нравился.

«Блокнот!» – вспыхнуло в ее мозгу, и она бросилась к письменному столу, в ящике которого все это время лежал «связной блокнот», который она не вынимала уже, кажется, месяца два. Рванула на себя ящик и схватила маленькую черную тетрадку, которая была теплой и теперь нетерпеливо вибрировала в ее ладони. Дрожащими руками раскрыла на последней исписанной странице и в глаза ей бросилась запись, сделанная смутно знакомым почерком:

«Твой Розье перебрался из поместья в Лондон и каждый день шастает по Лютному до борделя мадам Брунхильды. Сам не видел, люди донесли. Лотнер».

При воспоминании о Розье дыхание участилось, а в душе начали подниматься давно забытые слепая ненависть и желание убивать. И подспудно закралось подозрение: Лотнер – не член Ордена Феникса и блокнота у него никогда не было. А что, если это ловушка?

На другом конце связи будто уловили ее сомнения, блокнот снова завибрировал, а на странице проявилась следующая фраза, сделанная другим, на сей раз хорошо знакомым почерком:

«Блокнот я ему дал, из твоих старых запасов. Кингсли».

Значит, теперь и Лотнер в бегах, подумала она, а если не в бегах, то тайно помогает остаткам Ордена. Тем лучше.

- Бордель, значит… – прошипела она, укладывая в кроватку Брайана, который мгновенно успокоился, как только блокнот перестал вибрировать. – Вот ты и попался, шлимазл! Зевель шен бен адам!1

Она схватила карандаш и торопливо нацарапала:

«Если встретите Розье, не убивайте его. Он – мой» и отправила сообщение на адрес Кингсли. Через минуту пришел ответ: «Постараемся, но не обещаем».

Когда первый приступ мстительного зуда в виде желания сорваться с места, броситься в аэропорт и первым же рейсом вылететь в Лондон, прошел, Диана призадумалась. То, что она собралась совершать, а главное, куда она собиралась вернуться, ни разу не располагало к тому, чтобы постоянно таскать с собой пятимесячного ребенка. Рисковать своей башкой – еще куда ни шло, это все-таки ее профессия, но после рождения сына это будет выглядеть вопиющей безответственностью. Даже при том, что ее планы напрямую связаны с тем, чтобы дать Брайану шанс дожить до старости, а не умереть, не дожив до шестилетнего возраста.

Мысль о том, чтобы повременить до того момента, когда Брайану исполнится хотя бы год, была отметена опасением, что Розье до судьбоносной встречей с ней может просто не дожить – судя по тому, что Шеклболт снабжает новых членов Ордена сделанными ею «связными блокнотами», Орден хоть и ушел в глубокое подполье, все же продолжает существовать. А значит, что при любом удобном случае те, кого можно назвать боевиками, уничтожают «упиванцев» всеми доступными им методами. Заменить Розье на любого другого можно, но здесь Диана уже не была уверена в самой себе. Одно дело – пустить «Аваду» противнику в лоб в схватке, совсем другое – хладнокровно перерезать ему горло на темномагическом алтаре. К абстрактному, незнакомому и не сделавшему ей лично ничего плохого врагу, она не испытывала той застилающей разум и свет ненависти, которая позволила бы ей без не вовремя проснувшейся совести или жалости провести обряд возвращения долга. Как ни крути, а Розье остается идеальным вариантом. Значит, нужно возвращаться, но непременно одной. Брайана придется оставить здесь.

При мысли о том, чтобы разлучиться с сыном, Диане становилось по-настоящему плохо, до темноты в глазах, до тупой боли в сердце и дрожи в руках. Но тащить его с собой, в самое пекло противостояния, было бы еще хуже.

Она едва дождалась прихода Елизаветы, а когда та пришла, долго не могла начать разговор и избегала смотреть родственнице в глаза.

– Мне вчера звонили с работы, – наконец, виновато выдавила она из себя, вытаскивая из духовки «шарлотку». – Возможно, мне придется вернуться в Лондон. – Хочешь сказать, что они намекнули тебе, что пора выходить на работу? – спросила Елизавета. – А ничего, что у тебя ребенок? Диана пожала плечами. Она не сильна была в магловских порядках, касающихся того, как долго женщина могла сидеть дома, ухаживая за ребенком, без риска лишиться своего рабочего места; ни в Британии, ни тем более в Израиле. В магическом мире женщины с детьми либо вовсе не работали, либо возвращались на работу буквально через месяц после родов, оставляя ребенка на попечение домовых эльфов или же родственников. – Мой отпуск по уходу за ребенком закончится через месяц, – пробурчала она, также старательно пряча в глаза, в надежде на то, что и Елизавета тоже ничего не понимает в данном вопросе. – К тому же там у меня незаконченное дело… – А спихнуть дело на других не получится? – перебила ее Лиза. – И, может быть, ты, наконец, поведаешь, где же ты все-таки работаешь? Или это таки государственная тайна?

Диана покачала головой:

– Не получится. Только я могу его завершить. Работаю… В общем, я работаю в Скотланд-Ярде… в особом отделе. Больше ничего не могу об это сказать, сами понимаете…

«Ну а что, в МИ-6 ты поработала, не грех и Скотланд-Ярд осчастливить своим присутствием», – глумливо произнес внутренний голос.

Елизавета тяжело вздохнула и переложила Брайана в коляску, которая стояла у двери, ведущей в комнату. Смерив странным взглядом Диану, она произнесла:

– Я погляжу, у Берковичей это наследственное – работать ассенизаторами и гоняться за врагами народа или за отбросами общества. – Не понимаю…

- Миша мой покойный до войны служил в НКВД, если ты знаешь, что это за контора.

– Знаю, тетя Сара рассказывала… – Ладно, кто-то же должен и за порядком в стране следить, – вздохнула Елизавета, наливая себе и Диане чаю. – Лучше скажи мне – ты с дитём собираешься на свою службу таскаться? – Еще не решила, – Диана встала со стула и подошла к окну, бездумно глядя на улицу и чувствуя нестерпимое желание закурить.

Пауза затянулась, и она, не выдержав, повернулась в сторону Елизаветы. Пожилая женщина сидела, полузакрыв глаза и чинно сложив руки на животе. Казалось, она тоже мучительно над чем-то размышляет. Наконец, она встала и очень тихо произнесла:

– Знаешь, Динка, у меня ведь внуков-то нету. Анке поздно уже, да и муж, козлина, от нее ушел потому, что она родить не могла. Боря твой мне и есть как внук, хоть и не кровный. Если уж совсем с дитём на руках твоей работой не получится заниматься, я ж понимаю, там у вас в Скотланд-Ярде не огурцы выращивают… Оставляй его здесь, со мной, я еще не настолько стара, чтобы за ребенком не усмотреть, да и Анка поможет, если что. – Вы это серьезно? – далеко не сразу спросила Диана, во все глаза глядя на Елизавету. – Куда уж серьезнее. Ты подумай все-таки. Ну, кому ты его там оставлять-то будешь? А платить нянькам небось дорого, скажешь нет? Да и слабенький он у тебя, недоношенный, а в Англии вашей сырость да холод вечные, разоришься ты на лечении!

Диана молчала, не зная, что сказать. Она не могла поверить в то, что Елизавета сама предложит ей такой вариант. Она думала, что та на просьбу присмотреть за ребенком хотя бы месяц начнет отговариваться возрастом, занятостью, здоровьем, да чем угодно, но совершенно не ожидала столкнуться с безоговорочной готовностью предложить себя в качестве бабушки ребенку, родному ей только по фамилии. Она просто подошла к родственнице и молча обняла ее.