Игры престолов. Хроники Империи (СИ)

«О, Сулла, что же я натворил?! Как мне это исправить? Любовь моя, как мне не хватает твоего света…»

Ошеломлённые взгляды аристократов медленно обращались к нему. За те долгие годы, что Тимо Лайтонен правил Империей Мэру он сумел убедить даже своих самых ярых оппонентов в собственной непобедимости, решительности и безжалостности к врагам. Так и было до тех пор, пока по другую сторону баррикад встал не кто-нибудь, но Араши. Сын. Надежда. Родная кровь.

Невыносимое, страшное горе обрушилось на него, согнуло гордые плечи, перехватило горло, огненным копьём вонзилось в грудь, мешая думать, дышать. Вдруг взгляд его, бессмысленно блуждающий по пустым лицам придворных, наткнулся на человека, которого никак не могло здесь быть. Девочка двенадцати лет, хрупкая и тоненькая, в белоснежном лёгком платьице, просто вопиющим образом выделяющемся своей простотой на фоне разодетых аристократов.

Убедившись, что полностью завладела вниманием Императора, девочка приветственно, даже радостно помахала ему рукой. Губы её двигались, и хотя вокруг стоял неописуемый шум, состоящий из взволнованных голосов, шуршания одежды и стука каблуков по мраморному полу, Тимо без труда разобрал слова, слетающие с тонких, бледных губ:

- Вот я и пришла, папа. Не волнуйся, теперь всё-всё будет в порядке.

Его радость умерла, не успев воспарить к небесам, когда Тимо увидел за спиной своей смертельно больной дочери разворачивающиеся белоснежные крылья. Такие огромные, сверкающие, с мягкими перьями цвета нетронутого снега на горных вершинах…

- Фэйт, – горло сдавило рыданием, – моя Фэйт… как же так?

Она улыбнулась ему счастливой, светлой улыбкой, совсем такой же, как у её матери и это стало последней каплей, переполнившей чашу. Усталое, измученное неподъёмными заботами и горем сердце Императора, пронзив всё его существо нечеловеческой болью, дрогнуло в последний раз и замерло. Ноги Тимо Лайтонена подломились и он упал на ступени своего трона на глазах сотни придворных, словно марионетка, у которой злобный кукловод обрезал нити.

Многоголосый стон прокатился по толпе людей, узревших падение непогрешимого идола и среди начавшегося секундой позже хаоса и безумия, так никем и не замеченная девочка в белом платьице, неспешной, плавной походкой пошла к трону, чтобы забрать свой приз. Кто-то что-то кричал, где-то плакала женщина, кто-то истерично звал на помощь целителей… Принцесса Илла склонилась над отцом, пытаясь с помощью своего Дара вернуть Тимо к жизни. Эвазар бдительно следил за тем, чтобы никто не мог ей помешать, не подпуская обезумевших от страха людей ближе, чем необходимо. И только Энрике, пользуясь всеобщей паникой, смотрел не на смертельно бледного отца, а на ступени трона, залитые его кровью. Коснувшись застывающих потёков длинными, тонкими пальцами, Энрике с наслаждением вкусил крови отца, зажмурившись от удовольствия, чувствуя, как ликует и одновременно плачет другая часть его души.

- Он умер! Рик, он умер!

- Ещё нет, Альфи, у нас ещё есть время.

- Ты видел его лицо? Боги, как он был прекрасен!

- Альфи…

- Слушай, – насторожился вдруг безумец внутри него. – ОНА идёт.

Перед Фэйт расступались, словно могли её видеть, однако её магия вдруг столкнулась с иной и все кто был в зале внезапно застыли, подобно восковым фигурам в причудливых, странных позах. Время замедлило свой бег, превратившись в густой кисель, но это не коснулось ни Фэйт, ни того, другого. У него тоже были крылья – одно белое, другое непроницаемо чёрное, в руках он держал хрустальный колокольчик, чей звон и заставил мир замереть на вздохе.

- Кто ты? – Спросил Эвазар, предупреждающе вытянув вперёд руку. – Зачем ты здесь?

- Семеро хотят встретиться с папой и я пришла проводить его к ним.

- Ты – ангел?

- Наверное. Пропусти меня, брат, время уходит.

- Я не могу, – печально качнул головой Зэр. – Отец слишком важен для нас, мы не можем отпустить его.

- Как ты не поймёшь? – В глазах девочки вскипают горькие слёзы. – Хоть представляешь себе, как он устал? Как он хочет отдохнуть?! Вы измучили его, лишили радости и покоя! Пропусти меня!

Хрустальный колокольчик издаёт новый мелодичный звон, но напрасно – девочка шагнула на другой слой реальности, глубже, туда, где её не мог остановить несчастный полу-ангел. Здесь было темнее и холоднее, люди исчезли, и только возле трона продолжал лежать сломанной куклой отец и воздух над ним дрожал еле уловимым теплом. Фэйт следовало торопиться и она сделала ещё несколько шагов, прежде чем воздух перед ней сгустился, явив фигуру в чёрном. Это существо носило маску в духе древнего театра – одна половина выражала радость, другая – горе. В руках чёрный призрак держал устрашающего вида трезубец, которым и прочертил угольно-чёрную полосу перед Фэйт.

- Ни шагу дальше, – сказал мужчина и голос его странно раздваивался. – Иначе погибнешь.

- Пожалуйста, – взмолилась Фэйт, едва не плача. – Нельзя же быть такими жадными! Вы были с папой достаточно, я тоже хочу!

- Пошла прочь, – насмешливо прошелестел голос маски. – Жалкая, слабая вестница тех, кто возомнил себя богами. Я не отдам его, он мой! Только мой.

- Разве не понимаешь, что продлевая его существование, причиняешь ему большую боль?!

- О, да, – зловеще рассмеялся тёмный демон. – Он познает все оттенки этой боли, я даже проведу его за её пределы, покажу, что такое ад, в котором жил столетиями! Я уничтожу его тело и душу, а когда он возродится, начну всё заново. Я буду убивать на глазах Тимо Лайтонена его детей – медленно, мучительно, чтобы он плакал кровавыми слезами и молил меня остановиться… но я не позволю себя обмануть. И когда никого из тех, кого он любил не останется, отец будет принадлежать только мне. Я люблю его, как никто другой! Моя любовь к нему настолько велика, что мне трудно дышать… Сможешь ли ты понять это всепоглощающее чувство своими жалкими мозгами? Осознать всю степень моего восхищения и обожания?

- Ты безумен, – с отвращением прошептала девочка.

- Я – всего лишь отражение. Зеркало души того, кого вы все считаете белым и пушистым. Тимо Лайтонен – чудовище. Он не стоит твоего спасения, так что проваливай к своим Семерым!

Жалобно всхлипнув, девочка-ангел исчезла с тихим звоном разбившейся о водную гладь слезинки.

Энрике вернулся в реальность, гадливо вытер руки белоснежным платочком и только тогда обратил внимание, что вопли окружающих сменили настроение. Теперь это были уже не крики отчаяния, но ропот надежды. Зло скрипнув зубами, герцог Бришелла подошёл ближе, ревниво уставившись в лицо отца, остающееся бледным и бескровным. Лицо спящего мёртвым сном без права на пробуждение. Заплаканная Илла что-то говорила Эвазару и из этой сбитой, смятой речи Рик понял, что сестре удалось отсрочить неизбежное. Отец не умер, просто в коме.

«Это тебе за то, как ты поступил со мной, – торжествовал Альфред. – Каково тебе быть между жизнью и смертью, отец?»

Тимо Лайтонен не мог слышать и видеть того, что творилось вокруг. В умирающем сознании задержался образ милой медноволосой девушки с бесконечно доброй, нежной улыбкой. Только это и ещё имя.

Сулла.

====== Глава 19. Миттельшпиль. Часть 2 ======

Энрике склонился над отцом, вглядываясь в спокойное, почти безмятежное лицо Императора, совершенство которого портила лишь кислородная маска. Прикованный к больничной койке паутиной проводов, подключённых к сложной аппаратуре, Тимо Лайтонен непостижимым образом оставался величественным, словно заколдованный король из сказки, спящий беспробудным сном. Его красоту не испортили ни коротко остриженные волосы, ни тени жуткой, нечеловеческой усталости, скопившиеся под закрытыми ресницами и сделавшие острыми скулы… сломанная кукла, до конца остающаяся произведением искусства.

- Слышишь ли ты меня, отец? – Энрике уже не мог ответить, кто из них задал этот вопрос: он, мучимый раскаянием, или Альфред, исполненный искреннего злорадства. – Надеюсь, теперь-то ты понимаешь, как больно и обидно было мне все те годы заточения. За что ты так поступил со мной? Зачем пытался излечить уже непоправимо исковерканный рассудок, причиняя всё новую и новую боль? Ведь мне нужна была такая малость… просто быть с тобой. Если бы ты только прислушался, если бы хоть немного любил меня, всего этого не было бы… Знаешь, я провёл столько времени, размышляя над тем, какой кары удостоить тебя, но понял одну простую истину – стоит сделать исполнителем наказания другого. Того, чьи прикосновения будут омерзительны настолько, чтобы вызвать желание умереть. И после долгих, долгих поисков я нашёл идеального палача. Позже я познакомлю тебя с ним. Уверен, тогда ты познаешь всю глубину своей ошибки и поймёшь, наконец, как Альфред любит тебя. Сильнее, чем кто бы то ни было на свете!