Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Льюис отвлёкся от сборов, посмотрел на Рекса и засмеялся. Сначала тихо, а потом всё громче, заразительнее.

– Рекс…

– Что?

– Ты разве не знаешь мою мать? Я слышал, что вы с ней разговаривали внизу, и она весьма активно поддерживала беседу до тех пор, пока дела не позвали. Судя по тому, насколько радушно она тебя приняла, никаких запретов вкупе с ограничением по времени в ответ на мою просьбу не последовало. Дай ей волю, она бы мне сама сумку собрала, попутно подкинув туда не слишком приличный подарок.

Рекс вопросительно изогнул бровь.

Льюис слегка склонил голову и выразительно посмотрел на Рекса, словно без слов просил не требовать уточнения прямо здесь и сейчас.

– Гондоны, само собой, – произнёс, спустя несколько секунд.

– Где только слов таких нахватался? – притворно вздохнул Рекс, перевернувшись на живот и устроив ладони, сцепленные в замок, под подбородком.

– Они же существуют, – хмыкнул Льюис. – Слова, в смысле. Ну, и гондоны тоже, хотя речь уже не о них. Естественно, что я не слишком сдержанные высказывания слышал неоднократно, а потому вполне могу употреблять их целиком или частично в своей речи. Если внимательно прислушаться к разговорам в нашей дорогой и любимой академии, ещё не то реально услышать. Это только с виду все такие аристократы невозможные, до мозга костей.

– А в реальности?

– Обычные подростки, – произнёс Льюис, переставляя сумку на пол. – Не мне тебе объяснять, что это такое и с чем это едят. Суть – комплексы, неуверенность, миллион проблем и бесконечные мысли о сексе. Точнее, у кого-то бесконечные, у кого-то время от времени, тем не менее. Кому-то пассии дают, и счастливчики этим хвастаются перед одноклассниками. Кому-то не дают, и на фоне этого люди парятся.

– Адель реально могла вложить тебе презервативы в сумку?

– Да. Почему я должен был об этом лгать?

– Мне сложно представить такой расклад. Маргарет, максимум, напомнила бы мне о них, сообщи я, что собираюсь на свидание.

– Ну а вдруг Адель предположила, что твоя тётушка попытается меня соблазнить, и это мероприятие завершится успехом? Как же мне быть? Хотя… Маргарет может принимать таблетки.

– Издеваешься сейчас?

– Есть немного. Маленькая месть за недавнее обещание переметнуться к моему несуществующему кузену. На самом деле, вся эта ситуация с презервативами – банальная такая забота о здоровье ребёнка. На случай, если ему страсть ударит в голову, и он возжелает отдаться своему парню. Пусть не забывает о защите, если вдруг действительно…

Судя по тому, как на него смотрел Рекс, признание весьма и весьма его шокировало. Он на протяжении всего разговора только тем и занимался, что продумывал варианты преподнесения новости о более близких отношениях с Льюисом, нежели те, о которых думает она. Как выяснилось, объяснять ничего не требуется. Адель сама давно обо всём знает.

– Ты вроде как в гости к нам с Маргарет едешь.

– Докажи это моей матери. Она думает об ином варианте развития событий.

– Всё ещё удивительнее, чем представлялось мне прежде.

– Знаешь, – понизив голос и подобравшись немного ближе, произнёс Льюис, – иногда я ловлю себя на мысли, что Адель готова дать мне слишком много свободы. Сам факт того, что я жив, нормально разговариваю и не пожираю горстями таблетки после неудачных попыток суицида, возносит меня в её глазах на недосягаемую высоту, потому я могу делать всё, что угодно. И то, что из всех зол я выбрал самое меньшее, а именно – отношения с парнем, воспринимается ею без особого всплеска эмоций. Она бы меня, наверное, даже за алкоголь и кокаин не осудила, списав это на психологические травмы прошлого, от коих я пытаюсь избавиться столь радикальными методами.

– Правда?

– Я не стал бы преувеличивать. Пытаясь поставить себя на её место, я всегда оказываюсь в пролёте, поскольку… Наверное, чтобы понять её чувства, нужно либо родиться женщиной, либо быть невероятно любящим отцом, не мыслящим жизни без своего ребёнка. Я понял бы, откуда появилось желание чрезмерно опекать и баловать по поводу и без. Понял бы стремление самостоятельно формировать мой круг общения и контролировать его, раз уж так получилось, что я когда-то сделал выбор без её ведома и оказался в глубокой заднице. А вот такого отношения, честно говоря, не понимаю. Не подумай, что мне было бы приятнее принимать участие в личной трагедии, когда нас нарочно разлучают и растаскивают по разным концам страны. Я говорю не о реакции на новость об отношениях. В целом, картинка, мною нарисованная, выглядела бы как дешёвая драма. Тот вариант, что есть сейчас, меня во всём устраивает, но всё равно… немного удивительно. Впрочем, может, Адель просто отчаялась в своё время, вот теперь и радуется любым положительным переменам в моей жизни?

– Ты сам озвучил причину. Только почему-то приписал её исключительно любящим отцам, – произнёс Рекс. – Матерям это тоже свойственно, знаешь ли. Она тебя любит. Жизни не мыслит без единственного ребёнка. Только и всего. Это здорово, когда родители проявляют интерес к твоей жизни, а не забывают о существовании на несколько месяцев, вспоминая о деточке исключительно в день его рождения, ну, и во время других праздников.

– Ты о Еве?

– О ней. И о других родителях, подобных ей. В любом случае, у меня есть Марго, и она шикарная. Кроме того, мы с ней удивительно похожи в плане отношения к жизни, людям и событиям, потому с ней мне гораздо лучше, чем с Евой.

– Как-то печально начинается наш запланированный идеальный день, – резюмировал Льюис.

– Зато откровенно, – парировал Рекс. – По-моему, нет ничего лучше доверия и вот таких разговоров, им порождённых.

– Ничего сложнее, в принципе, тоже не существует.

– А, знаешь…

– Да?

– Я с тобой согласен.

Пожалуй, только в присутствии Льюиса Рекс и мог откровенно рассказывать историю своей жизни, не избегая некрасивых, несветских подробностей, обычно остававшиеся за кадром.

Разговаривая с Льюисом, он понимал, что может не ограничивать себя, не прерываться постоянно и не прикусывать язык, придумывая размытые формулировки для определения отношений отца и матери, не лицемерит относительно сожалений по поводу смерти первого и невероятной любви со стороны второй.

В истории жизни обоих прослеживались схожие черты, оба столкнулись с предательством со стороны отцов. Рекс в переносном смысле, Льюис – в самом прямом. Они оба мало кому доверяли, оба шли к установлению взаимопонимания и максимальной откровенности в общении невероятно долго.

Они оба были сломанными детьми. И они нуждались друг в друге.

*

Лицо девушки, раздававшей листовки с предложением внести пожертвование в фонд защиты дикой природы, выглядело по-настоящему комично, когда один из прохожих не прошёл мимо в молчании и не выхватил предложенное из рук резко и грубо, чтобы потом смять и выбросить, оказавшись за углом. Вместо стандартной реакции её ожидала улыбка, просьба дать две листовки вместо одной и благодарность. Девушка продолжала стоять на месте и удивлённо моргать, в то время как прохожие давно растворились в толпе и больше никак о себе не напоминали.

– Тебя действительно интересует данное предложение? – спросил Льюис, наблюдая за тем, как Рекс полученные листовки складывает вдвое и засовывает в рюкзак, остановившись как раз за углом, чтобы не попадать в поле зрения промоутера.

– Нет, – честно признался Рекс, вновь перебрасывая лямки рюкзака через плечо и давая знак, что можно идти дальше, не задерживаясь тут надолго. – Просто меня слегка накрыло воспоминаниями, вот я и решил проявить немного человечности. Мне несложно, а ей приятно. Чем быстрее раздаст листовки, тем быстрее отправится в ближайшее кафе и купит себе на заработанные деньги что-нибудь такое…

– Какое?

– Что больше по вкусу придётся.

– А что за воспоминания? Мне вот на ум ничего не приходит.

– Я об этом просто не рассказывал, – хмыкнул Рекс.