Камаэль (СИ)

- Не бойтесь, сир, это ваша армия, - вальяжно махнул рукой Павший, указывая на всадников и пехоту, лучников. - Они вас не тронут. А вот это — провожающие, мирный люд, который уже безумно тоскует по своему любимому королю и великим воинам, которые принесут победу и развеют мрак.

- Полно вам, канцлер, - огрызнулся я, передёргивая плечами и выпрямляясь наконец. - И вообще, где, чёрт побери, мой конь и меч? Где, чёрт возьми, оруженосец?

- А вот и твоя хватка, - промурлыкал Павший и на пару мгновений покинул меня, оставляя наедине с мыслями.

Улицы и площади в самом деле были забиты до отказа, и я чувствовал себя в высшей мере неуютно, когда глядел на вооружённых до зубов подданных, когда слушал их смех, как будто впереди ждала не война. Сердце тоскливо сжималось в груди, мне до ужаса не хватало рядом Аэлирна и Виктора, их мудрости и осведомлённости, их голосов и тепла. Как-то нервно одёрнув рукава рубашки, я хотел было уже сделать пару шагов в сторону, но натолкнулся на кого-то и мигом обернулся, но тут же был вынужден задрать голову вверх. Никогда ещё мне не доводилось видеть кого-то столь же высокого! Даже Аэлирн, кажется, был ниже того, кто сейчас стоял передом мной. Словно уловив мою неловкость, мужчина с огненно-рыжими волосами опустился на одно колено и склонил голову:

- Сир. Господин канцлер велел мне найти вас. Ваше оружие.

Он протянул мне Саиль и, кажется, не мог дождаться момента, когда я всё же заберу этот проклятый всеми богами меч из его чуть дрожащих рук, и я не стал дальше мучить беднягу. Ножны для этого чуда никак не могли толком подобрать — чего бы не касалось чёрное лезвие, тут же разрезало, а потому вскоре эту идею оставили, и я был вынужден просто носить её, запихнув за пояс. Было неудобно и непривычно, зато меня Саиль слушалась безоговорочно.

Пока рыжеволосый высокий мужчина подводил мне коня, я не преминул спросить его имя. Сперва тот растерялся и даже поглядел на меня широко распахнутыми серыми глазами, а затем чуть поклонился:

- Лаирендил, Ваше Величество.

- Счастлив знать твоё имя. Где же канцлер и господин Виктор?

- Мы уже здесь, любовь моя, не бойся, - сладко пропел Аэлирн.

Надо сказать, этот моральный урод даже не потрудился создать видимость того, что ему нужны какие-то доспехи или оружие, хоть я и знал, что под плащом его на поясе скрываются два изогнутых отравленных кинжала. Конечно, всё хорошо, и в силы своего прелестного ангела я верил, но даже меня смущала этакая бестактность, что уж говорить о вояках, которые начинали недоумённо на него поглядывать. И, как и прежде, в седле он держался на зависть хорошо. Рядом с ним мрачной тенью, закутанный в плащ, с капюшоном, надвинутым на глаза, на своей лошади восседал Виктор. И присутствие рядом со мной этих двоих означало, что можно выдвигаться. Затихал гул, пока я позволял своему коню везти меня через расступающуюся толпу вперёд, к южным воротам города, воистину прекрасным и столь же мрачным — именно через них всегда выходили армии, именно через них возвращались обратно, если вообще возвращались. Перед нами ворота медленно распахнули, герольды протрубили сигнал к выступлению, снова поднялся страшный гул, где-то слышался горький плач, и я был счастлив, что уже не вижу того, что происходит в городе, не вижу слёз или радости, что всё это осталось позади. Это не стало концом — гул становился ритмичным, равномерным, напевным, и ветер подхватывал грозный мотив, разносил его по округе и начинал кружиться с ним в легкомысленном танце. Так я впервые услышал боевую прощальную песню с родным городом. Эльфийские слова, сложные, напевные и немного рокочущие, были длинны, но оттого не теряли свою колдовскую красоту. Тысячи голосов сплетались в один, звонкий и уверенный, и он нёсся к солнцу, к небесам, повествуя о героизме воинов, об их уверенности и желании защитить свой родной дом, свои прелестные леса и реки. В груди у меня защемило, дыхание перехватило, и я всё малодушно ждал, когда же этот боевой гимн наконец перестанет терзать мою душу, а он всё не кончался и не кончался. В какой-то миг будто случилось прозрение, я поднял голову, солнце ослепило меня, и в этом ярком свете увидел я одинокую тёмную фигуру, окутанную лёгкой дымкой тумана и змеями-радугами. Фигура раскинула руки и растаяла, как ни бывало, а вместе с тем дошло до меня, что песня затихает, последние её слова печально подхватывают за стенами города. Как только до меня донёсся сигнал о том, что армии покинули Беатор, я пустил коня лёгкой рысью, хотя и не понимал, что же будут делать пешие, как собираются нас догонять.

- Об этом не переживай, любовь моя, - отозвался на мои мысли Аэлирн, который выглядел до неприличия радостным и лёгким. - Это оборотни. Как только мы перейдём на галоп, они перевоплотятся.

- А лошади как же на это отреагируют?

- Именно поэтому наши шерстяные собратья будут позади, будут подгонять.

- Хорошая стратегия. Надеюсь, никто из-за неё не пострадает.

- Это война, милый. На войне все пострадают всласть.

Вскоре же в самом деле началась бешеная скачка, которая не оставляла место мыслям и чему либо другому, только желание удержаться в седле, что у меня получалось с каждым часом всё лучше и лучше. Мы не делали остановок до самого захода, и лишь когда солнце на половину скрылось за уже такими далёкими пиками гор, я позволил сделать короткий привал. Радости становилось всё меньше, ещё меньше слышались разговоры, и я, пока ходил меж своими подданными, сокрытый ради безопасности плащом, всё это чувствовал. Запах страха витал вокруг, подгоняемый ветрами долин. За день мы пересекли несколько рек, но далёкая полоса лесов всё ещё казалась слишком крохотной, сливалась с горизонтом, и на душе оттого было тоскливо, сердце сжималось, а для усталости не оставалось места. Тем более, что на этом привале меня настигли алхимики и не преминули напоить эликсирами, поддерживая моё состояние. Не разводили костров, не собирались есть, а просто переводили дух, чтобы в ночи двинуться дальше. По расчётам советников мы должны были добраться до Лесов Восхода за четыре дня, если бы прерывались на ночи, однако всем было понятно, что, чем больше мы отдыхаем, тем больше времени даём Тёмным, тем больше времени теряем сами. К собственному удивлению среди воинов я видел и женщин, и становилось от этого тоскливо и противно. Не потому что я считал женщин слабыми, а потому что считал, что не стоит подвергать их такому риску, хоть и понимал, что порой женщина может дать фору любому мужчине. Как только лошади перестали тяжко дышать, как и оборотни, как только напились водой после положенного часового перерыва, я отдал приказ выдвигаться дальше. Не было ни единого возражения, не слышались тяжкие вздохи, зато раздавалось одобрительное хмыканье и виделись тут и там усмешки. Всем хотелось добраться до Тёмных, все жаждали защитить тех, кто остался позади, в городах и мелких замках, в Беаторе.

Ко второму восходу после выступления мы добрались до северных границ лесов и были приятно удивлены тем, что деревья ещё не полыхают пламенем. Нас встретили следопыты и охотники, около двух дюжин, и я видел на их лицах несказанное облегчение, успокоение. Взгляды их засверкали, затеплились надеждой. Как только мы добрались до лагеря, а меня проводили к ставке, без каких либо лирических отступлений мне тут же доложили, что Тёмные ещё не добрались до лесов, а потому у армии есть время для организации, расположения и хоть какого-то отдыха. После я остался один — Аэлирн умчался улаживать дела со старейшинами, дав мне время отдохнуть, Виктора забрали лекари, дабы позаботиться о его повреждённом лице. И момент тишины был для меня каким-то своеобразным приговором. Я понимал как никогда, что мне нужно держать себя в руках, что лишние эмоции и мысли сейчас совершенно ни к чему, а потому наверняка зарекомендовал себя сухим и бесчувственным. Но лучше так. Зайдя в шатёр, я мельком огляделся по сторонам и двинулся к костру, что мягко полыхал в центре, обложенный камнями, в специально вырытом углублении. Вокруг царило приятное оживление, отовсюду доносился запах готовящейся еды, разномастный, но оттого не менее соблазнительный. После двух суток почти безостановочной скачки все оголодали, хотя меня и убеждали, что воины знают, что такое выдержка и могут не есть неделями. Всё, конечно, хорошо, но на одних эликсирах долго не прожить, а потому и сам с нетерпением ждал положенную мне порцию хоть чего-то съестного. На земле уже были разложены к приезду меня и моих мужей походные подстилки, на одну из которых я тут же и завалился и застонал — доспех давил на тело, и я был вынужден позвать Лаирендила. Оруженосец явился почти тут же и помог мне снять доспех, а затем так же шустро удалился, согнувшись пополам, чтобы выйти из шатра, но откинув полог, чтобы дым от костра всё же мог выходить наружу, а я — не задохнулся. Без защиты стало легче, и я почти тут же свернулся на подстилке. Задремать под приятное потрескивание костра и солдатский юмор за пределами шатра не составило труда, особенно если учитывать, сколько я не спал до того.