Аморальное (СИ)

Теперь у неё было своё собственное место, а это значило, что здесь можно было складывать все нужные вещи, которые прежде она не покупала за неимением достойного и надёжного места хранения. И в первую очередь, здесь можно было спрятать разные хирургические скальпели и прочие орудия пыток, потому что одного перочинного ножа или пинцета часто оказывалось недостаточно.

Но для этого все эти предметы сначала нужно было ещё купить, и Имтизаль уже окончательно отчаялась в поиске средства заработать деньги. Прибегнуть к насилию для такой мелочной и низкой цели она не позволила бы себе никогда, поэтому она уже вообще не видела для себя никаких шансов. Пришлось снова обратиться к готам, обратиться к Эмили.

И Эмили помогла. Она помогла заработать больше денег, чем Ими планировала. Но это оказалось ещё гадостнее, чем грабёж.

Первый вопрос Эмили уже ясно дал понять, куда она хочет отправить свою подопечную:

– А ты девственница?

– Да.

– Это очень хорошо.

– Чем?

– Так больше заплатят. Я пока не знаю, сколько.

Молчание.

– Секс?

– Ну а почему нет? Более быстрого способа я не знаю. Не смотри так, это не трудно. И всё останется в тайне.

– Не смогу.

– Первый раз всегда страшно, но, если будешь под чем-нибудь, ничего не почувствуешь.

– Нет, дело в другом…

– Ты не любишь людей, я помню.

– Это мерзко.

– Когда-нибудь всё равно придётся. Влюбишься. Или изнасилуют.

– Голые тела… отвратны.

– Неужели? Никогда не находила привлекательным мужское тело? Ну, хотя бы просто обнажённый торс?

– Нет.

– А… женское?

– Нет.

– Ты асексуалка?

– Кто?

– Ты когда-нибудь думала о сексе?

– Хватит. Это грязно. Нет, никогда, и не говори об этом.

– Я знаю девушку, которая уже пять лет торгует телом и которая тоже асексуалка. И она научилась. Она вообще не видит разницы между обнаженной рукой и обнажённым членом.

– Хватит.

– Представь себе: полчаса терпения, ну от силы час, хотя они так долго не умеют, – ухмылка, – и 200$ в руках. Всего-то нужно дать какому-нибудь похотливому кретину сделать тебя женщиной.

– 200?

– А может и больше. Я только знаю, что за девственниц много платят. Ими, милая, я правда не могу ничем другим помочь. Я и сама… это проходила.

Молчание.

– Но он должен быть чистым.

– Секс?

– Клиент.

– Можно попросить о контрацепции, хотя это само собой подразумевается.

– Не это. Чистый.

– В смысле, помыться должен?

– Да.

– Эм… ну ладно. Можно попросить. Я поищу. Но ты согласна?

– Нет.

– Тогда мне больше нечего тебе предложить. Можешь попробовать потыкать в людей ножом, я слышала, ты многого в переулках добилась, да?

Это решение было одним из самых сложных в её жизни. Клиент нашёлся действительно быстро, за две недели. Ими было уже 15 лет. Она отказалась от наркотиков и спиртного, и пережитое за те полчаса оказалось для неё поистине адской пыткой. Но ей хотелось испытать себя, она сосредотачивалась на боли, чтобы абстрагироваться от отвращения, чтобы смягчить приступы тошноты, дрожь и лихорадку всего тела, то сгорающего, то застывающего в ледяном поте. Она бы предпочла, чтобы её душили, как тогда, у больницы, лишь бы больше никогда не видеть обнажённое тело и не чувствовать его гнусные прикосновения, не чувствовать его тепло, его запах, его похоть. Она думала только о том, что ей больно, старалась погрузиться в эту боль, кричала, как её учила Эмили, билась и дёргалась, пытаясь изобразить страсть и наслаждение, но получалось плохо. Потому что ничто не могло изменить глаза, и когда клиент встречался с её взглядом, он приходил в ужас. Неудивительно, ведь Ими представляла себе, как разрезает его грудь по линиям рёбер, как вырезает его суставы, как вырывает снизу, из-под рёбер, куски лёгких, и, должно быть, безудержная, безумная жестокость сковала жутью её и без того пугающие глаза.

Это был последний раз, когда он, Нил Ллойд, растлевал несовершеннолетних.

Был в Ими какой-то мазохизм, потому что для неё такая встреча не стала последней. Она с агрессивным упорством пыталась научиться превозмогать свою слабость, своё отвращение, свою ненависть. Это было безумно тяжело и изматывало её морально даже сильнее, чем публичные выступления и всеобщее внимание, но когда потом в её руки мягко ложились купюры, Ими понимала, что это было не зря.

Она покупала парики и грим, покупала накладные животы и части лица. Теперь она могла уже следить за одним и тем же человеком несколько дней и даже попадаться ему на глаза. Теперь она могла покупать опасные вещи без страха быть узнанной позже. Теперь она стала покупать ножи, цепи, наручники, плоскогубцы, кусачки. Купить, правда, по-прежнему удавалось мало что, и Ими перешла на новый уровень: пробралась в больницу и украла несколько зажимов, жомов, корнцанг и трахеорасширитель.

И снова и снова она приходила к мужчинам, которых ей находила Эмили, терпеливо делала всё то, что они хотели, думая о Джексоне, думая о том, что любовь к нему достойна мучений, думая об Омаре, думая о своей мини-хирургической, думая о расчленении бренных тел, думая о музыке, думая о боли. Со временем ей действительно удалось воспринимать физическую близость только как физическую боль, но на это ушёл не один год, а поначалу она каждый раз одинаково вздрагивала от отвращения, от убивающей досады, от нарушения баланса гигиены, от тошноты и запаха пота.

Но потом она могла покупать себе все нужные книги, препараты и инструменты, и забывала о тех муках, которые переживала ради этого. Она даже купила топор, лопату, болгарку и прожектор.

Когда денег стало больше, она купила и более дорогостоящие предметы: фотоувеличитель, красные лампы и аккумулятор. Она давно хотела проявлять фотографии самостоятельно: среди них было немало таких, какие никто не должен был видеть, и поэтому некоторые опасные плёнки так и хранились в тёмных коробочках, ожидая своей участи. Так она, по мере появления денег, постепенно обустраивала свой сарай для проявки фото: повесила плотные шторы на окна, принесла реактивы и разные ёмкости, бачок, термометр и остальные необходимые предметы.

И потом она поняла, что совсем необязательно следить за чужими людьми, совсем необязательно искать наслаждение снаружи, совсем необязательно довольствоваться публичными школьными встречами. Следить можно и за Джексоном.

И она стала часто его преследовать, все эти прогулки приносили тихую радость в её странную жизнь и мир в жизнь бездомных животных. Ими действительно перестала пытать кошек, она перестала испытывать то сомнительное удовольствие от бессмысленного насилия. Любовь к Джексону начинала сильно менять Имтизаль, она становилась рассудительнее, становилась взрослее, целеустремлённее и сдержаннее в своих порывах. Она перестала ходить к готам и встречалась только с Эмили, когда та находила клиента, поначалу: со временем Ими полностью перешла под начал Томаса, между ними пропало посредническое звено. Так Ими стала больше получать денег, так она узнала, что за свою девственность могла бы запросить ещё больше, если бы клиента подбирал кто-то профессиональнее Эмили.

Омар снова появлялся, редко и всегда неожиданно. Часто он появлялся во время работы, говорил с сестрой и пытался отвлечь её. И у него получалось. Ими даже иногда начинала блаженно улыбаться, и в её криках и стонах появлялось чуть больше тех ноток, которые подходят ситуации. Омар появлялся обычно в самых экстренных и сложных ситуациях, помогал он и в больнице, шёл рядом и молчал. Это было хорошо, что он молчал, потому что вряд ли бы он сказал что-нибудь обнадёживающее.

Иногда Ими сбегала из дома по ночам и кралась к дому Джексона. Там нередко бывали вечеринки, и, расположившись в траве, Ими могла видеть в окно его фигуру. Она купила военный бинокль, но вскоре в нём отпала необходимость: Ими научилась пробираться в дом. Как-то она даже проникла в комнату Джексона и полночи сидела у его кровати, потом украла его рубашку и вернулась домой.