Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Его и Рекса разделяла относительно тонкая перегородка, но временами накатывало нечто удивительное, и Льюису чудилось, будто они сидят – спина к спине. Между ними нет ничего, кроме ткани рубашки Рекса.

– В нём было больше подлости и хитрости. По уровню злобы они, кажется, равны. Кроме того, один не боялся специфической грязной работы, второй предпочитал действовать чужими руками.

– Послушай, Рекс?

– Да?

– Ты многое знаешь?

– Всё, – уверенно выдал Рекс. – Но не в подробностях, только в общих чертах.

– Он пытался представить ситуацию, как киднепинг с целью выкупа, – произнёс Льюис, спустя несколько минут звенящей тишины. – В реальности же, сам всё это организовал и явно не собирался оставлять меня в живых. Зачем? Это ведь нелепо. Как только похищенный ребёнок вернётся домой, он сразу скажет, что из школы его увёз дорогой и любимый отец. Позвонил, предложив встретиться и попросив ничего не говорить матери. К тому времени они давно и прочно были в разводе, я остался с Адель. С отцом мне разрешалось видеться не так уж часто, потому каждая встреча была, как праздник. Я, правда, любил его и не думал, что он способен причинить мне вред. Всё-таки отец, родной человек, а не посторонний дядя, поманивший конфеткой. Если бы это действительно оказался посторонний, мне было бы не так страшно и не так больно. До того, как это случилось, мы уже несколько раз проворачивали нечто подобное. Я убегал из школы, чтобы провести немного времени с ним, а Адель оставалась в счастливом неведении. Кто же мог подумать, что новая встреча обернётся для меня кошмаром? Точно не я, он-то знал наверняка. Наивный ребёнок до последнего думал, что его везут развлекаться, а его везли в персональную комнату страха и бесконечных ужасов.

Рекс молчал, не перебивая.

Льюису это нравилось. Такое поведение его успокаивало. Он совершенно не представлял, как повёл бы себя, начни Рекс ему активно сопереживать, причитая, заламывая руки и говоря, что, несомненно, понимает, насколько это ужасно.

Да, разумеется, ужасно. Это и ребёнок знает.

Не обязательно напоминать и намеренно подчёркивать.

Льюис был уверен, что стоит начать рассказ, и его снова накроет ураганом воспоминаний, заставив погрузиться в ту засасывающую пучину, однако, ничего подобного с ним не происходило. Он рассказывал и чувствовал себя не участником, а сторонним наблюдателем, ставшим свидетелем трагедии в одной отдельно взятой семье.

Карнавал человеческого уродства, потрясающее лицемерие, которому можно только позавидовать, невероятное самообладание. Удачно разыгранная комбинация.

Похитить, спрятать от окружающего мира, держать на цепи, как собачонку, отдать на растерзание своим дружкам с садистскими наклонностями и с нескрываемым удовольствием наблюдать за тем, как они методично издеваются над ребёнком. Устроить себе особое шоу, равных которому никогда не появится в эфире телевизионных каналов, если только нелегально, в каком-нибудь клубе для богатых и лишённых всяких моральных принципов личностей.

Только сегодня и только сейчас! Уникальная возможность! Не проходите мимо!

В отце Льюиса погиб прекрасный актёр.

Такой талант просто требовал огромной восхищённой публики, готовой рукоплескать и вызывать на «бис». Удерживать ребёнка в заложниках, попутно утешая его мать и пытаясь сыграть на её чувствах. Он хотел, чтобы бывшая жена расчувствовалась и решила возобновить с ним отношения. Ему нужны были её неограниченные средства и возможности. Ему нужен был комфорт, от коего после развода остались лишь воспоминания.

Исчезновение единственного сына, как способ сблизиться. Требование выкупа, как метод заработать, если вдруг план с воссоединением провалится.

В любом случае, возвращать Льюиса матери не собирались.

Знакомый следователь, которого так легко перекупить, тормозит процесс расследования, и вот уже дело виснет, не продвигаясь ни на шаг вперёд.

Мальчика обязательно найдут со временем. Успокойтесь, леди.

Никто не спешил говорить, в каком именно виде найдут этого самого мальчика.

Промедление сыграло злую шутку. И жадность – тоже. Удача ослепила и заставила потерять бдительность. Если бы Льюиса убили немного раньше, уже никто и никогда не узнал бы всей правды, но отец не торопился с ним разделываться, предпочитая наблюдать, как по спине скользит лезвие ножа, по щекам текут слёзы. Осознавать, как крик замерзает на кончике языка, а цепь натягивается, заставляя сдвинуться с места и разжать пальцы, чтобы их не сломали.

Сдохни, маленький ублюдок.

Перестав надеяться на торжество закона и порядка, Адель нанимает частного детектива, не поставив утешителя в известность, и специалист по крупицам восстанавливает картину событий, находит свидетелей, видевших, с кем уезжал пропавший мальчик, выкладывает на стол перед заказчицей доказательства вины определённого человека.

Потом будет арест, суд, смерть отца. Возможно, фатальная. А, может, ему помогли. Попытки спрятаться в закрытой комнате, немота на фоне пережитого, многочисленные психологи, пытающиеся достучаться до сознания, страхи, воспоминания.

Несколько месяцев домашнего обучения, выполнение исключительно письменных работ, замкнутость и отторжение к людям, дрожь от любого прикосновения.

Порезанная на лоскуты спина, слёзы от мимолётного взгляда в зеркало.

– Я когда-то мечтал податься в плаванье, попасть в школьную сборную, – произнёс Льюис, усмехнувшись, поскольку на фоне недавнего рассказа ремарка казалась не слишком серьёзной, легкомысленной больше. – Пришлось попрощаться с данной мечтой. На самом деле, ты прав, Рекс. С этим можно жить. Гордиться этим можно, лучше – в глубине души. Радоваться, что сумел выбраться из переделки живым, в идиота, пускающего слюни, не превратился. Вроде как нормально живу. Можно, да… Но только в одиночестве, чтобы не обременять посторонних своими проблемами, не трепать им нервы, не выматывать бесконечными загонами, которых у меня множество. Я не люблю свою внешность, этот дурацкий рот, к которому хоть завязки пришивай, на дух не переношу. А когда вспоминаю, как выглядит моя спина, становится тошно.

– По-моему, ты слишком критично к себе относишься, – произнёс Рекс.

– Люди влюбляются во внешность, а у меня она своеобразная.

– Влюбляются во что угодно. В милые ямочки на щеках, улыбку, лучистые глаза, лёгкий характер, толстый кошелёк. – иронично заметил Рекс. – Влюбиться очень и очень просто. Вот полюбить уже сложнее, и если ты кого-то полюбишь, мелочи не будут иметь значения. Ты просто будешь любить. Не за красивые глаза, не за платежеспособность и не за размер члена.

– Истинный романтик способен найти свой рай исключительно в ветхом шалаше со страшным импотентом под боком.

– Не так радикально, но, тем не менее…

– Хочешь посмотреть? – внезапно спросил Льюис, понимая, что больше мучиться от неизвестности невозможно.

Если Рекс посчитает его уродом, то так тому и быть. Он не питал иллюзий прежде. Если только чуть-чуть. Теперь есть реальный шанс получить очередной нож под рёбра – в переносном смысле – и навсегда избавиться от странного чувства, терзающего на протяжении нескольких месяцев.

– Сейчас?

– Да.

– Если позволишь.

Льюис не ответил. Он лишь потянулся, чтобы повернуть ключ, и прикрыл глаза, готовясь к самому худшему.

Эстетическое чувство, пребывающее в состоянии тотального охуевания, слова о способности влюбляться и любить уходят в небытие – вот наиболее вероятное развитие событий.

Дверь не распахивалась стремительно. Рекс не торопился. Готовился морально, что ли? Закидывался успокоительными таблетками на всякий случай?

– Чего ты ждёшь? – спросил Льюис.

– Приглашения.

– Что?

– Мне хочется убедиться, что это осмысленное и взвешенное решение, а не просто мимолётный порыв. Если действительно хочешь, чтобы дверь открылась, скажи, что я могу войти.

– Ты вломился в мою комнату, жизнь и личное пространство, не спрашивая разрешения, а теперь внезапно решил устроить ритуальные танцы. Это забавно. Или книжек перечитал? Поиграем в Оскара и Элли? Подаришь мне кубик Рубика? Сбежим вместе?