Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

– Скажи, – настойчиво повторил Рекс.

Льюис улыбнулся и произнёс:

– Проходи.

Он продолжал неподвижно сидеть на месте, когда дверь открылась, и Рекс смог посмотреть на него, оценив «во всей красе». То, что он не уносился с воплями, уже вселяло надежду и немного успокаивало. Но то, что Рекс хранил молчание, эту же надежду убивало стремительно.

Впрочем, она не мучилась, умирала быстро, и на том спасибо.

Льюис собирался перестать изображать изваяние, посмотреть через плечо и ехидно улыбнуться, заметив перекошенное лицо, а потом отпустить какое-нибудь ядовитое замечание, но благополучно заткнулся, поняв, что его обнимают. Рекс молчал, никак не комментируя увиденную картину.

– Ужасно? – спросил Льюис, устав от тишины.

– Нет.

Удивительно, но ответ Рекса показался ему одним из самых искренних высказываний, что вообще доводилось слышать. В этом слове не было сожаления, сочувствия, жалости или скрытой насмешки. В нём было лишь индивидуальное восприятие, о котором Льюис и мечтать не мог.

Льюис чуть повернулся. Так, чтобы оказаться сидящим вполоборота и иметь возможность заглянуть Рексу в глаза.

– Не отталкивай меня, – произнёс тот, глядя со всей серьёзностью, не начиная придурочно улыбаться. – Я знаю, что такое предательство близких людей и их же ненависть. Знаю, какова боль, спровоцированная этими вещами. Я никогда не причиню её тебе.

Несколько секунд Льюис сомневался, а потом поднял руку и потянулся, чтобы прикоснуться к щеке Рекса. Ему хотелось сделать это и прежде, но решимости никогда не хватало, а сейчас что-то щёлкнуло, позволив осознать: ничего плохого не будет. Его жест воспримут так, как надо…

Кажется, у него подрагивали губы, когда он решился поцеловать Рекса.

*

Альберт тысячу лет не был на свиданиях. Ладно, не тысячу, но около года – определённо. Потому предстоящее мероприятие его несколько нервировало и заставляло мучительно размышлять, решая непростую задачу, поставленную перед ним другим человеком.

Основная проблема Альберта состояла в том, что он даже отдалённо не представлял, каким получится его свидание, поскольку прежний опыт ограничивался исключительно сверстниками. Теперь компанию ему вызвался составить не школьник, с которым реально поговорить об учителях, предметах и планах, связанных с грядущим поступлением в университеты, а взрослый, состоявшийся в жизни и умопомрачительно красивый мужчина, подобных которому на пути Альберта прежде не встречалось.

В голове царил потрясающий вакуум. От осознания данного положения вещей становилось не по себе.

Для Энтони перечисленные выше темы не были актуальны, потому поддержать их он мог исключительно из вежливости, желая показать, насколько для него важен Альберт. А раз так, то и его мечты, планы, желания тоже волнуют и вызывают неподдельный интерес.

Суть и тематическое наполнение лучшего в его жизни свидания по-прежнему оставались тёмным лесом.

Не выдержав напряжения, Альберт всё-таки задал вопрос напрямую, но ответа не получил. Энтони засмеялся и заверил, что оно не будет похоже на то, что случалось в жизни Альберта прежде.

Бояться нечего, всё относительно законно.

– Относительно?

– Заметь, что, в конечном итоге, законно, – произнёс Энтони.

– Будем считать, что меня это успокоило, – задумчиво выдал Альберт, хотя как раз покой его покинул, уступив место мозговому штурму и активному размышлению над смыслом, вложенным в слова собеседника.

Откровенно говоря, простор для фантазии получился тот ещё. Альберт многое не пробовал, потому вариантов проведения встречи у него в воображении набралось немалое количество.

Поскольку с родителями обсуждать вопрос личной жизни было нелепо, Альберт не придумал ничего лучше, чем вновь обратиться к проверенному человеку, готовому выслушать в любое время дня и ночи.

Эштон не бросил трубку, заявив, что ему плевать на страсти, разыгравшиеся в жизни приятеля, не сослался на занятость и не отделался отговоркой о том, что к нему в гости нагрянула муза, потому разговор лучше перенести на другое время. Двери дома Греев были всегда открыты для Альберта, с течением времени ничего не менялось.

Вот он и решил приехать с визитом.

Половину дня они провели на поле для гольфа, наблюдая за тем, как отец Эштона играет со своими друзьями, пытались сыграть сами, но им это быстро наскучило, и они от идеи отказались.

Этим вечером у них были другие развлечения – еда и рейд в игре. Во всяком случае, у Эштона. Альберт просто сидел рядом с ним, поедал пиццу и наблюдал за тем, как Эштон мочит направо и налево монстров в подземелье. Или в какую локацию он там решил отправиться? Так или иначе, но разговор откровенный нужно было заводить. Альберт ведь для того к приятелю в гости и приехал. Но теперь, когда Эштон находился в зоне досягаемости, Альберту вдруг стало неловко нагружать его своими проблемами и рассказывать о том, что Грея, в принципе, не интересовало.

Эштон ведь никогда не травил его рассказами о своих девчонках, посодействовать в той или иной ситуации не просил. Вряд ли он мог дать дельный совет, выслушав откровения Альберта. Он бы, скорее, впал в состояние эмоционального транса и дикого недоумения, услышав, с кем именно Альберт собирается встретиться в ближайшее время. Ещё сильнее изумился бы, услышав признание о происшествии на Хэллоуин и о том, что случилось незадолго до рождественских каникул.

Эштон, возможно, заметил, что приятель начал гораздо больше времени проводить в сети, но вряд ли связывал это с потенциальными переменами в личной жизни. Сам Эштон сейчас мог думать только о написании выпускных экзаменов, а потому, если и сидел в сети, то делал это не ради общения. Он черпал оттуда знания, схожий тип поведения приписывал, вероятно, Альберту.

Заговорить напрямую Альберт не решился, начав рассуждать об абстрактных ситуациях, чем Эштона окончательно запутал и успел породить подозрение относительно пробуждения в себе любви к девушкам, а вообще-то к одной конкретной особе. Той самой, что пришла преподавать английскую литературу.

– Тебе нравится мисс Кларк? – удивлённо выдал Эштон, вскинув бровь.

– Нет.

– Тогда к чему такие вопросы?

– Мне просто интересно, как бы ты поступил, оказавшись в подобной ситуации.

– Никак.

– То есть?

– Смотрел бы по обстоятельствам, а в твоей ситуации я никаких подробностей не увидел, – развёл руками Эштон.

– И этот человек пишет сценарии, – воздев глаза к небу, произнёс Альберт. – Хорошие, заметь.

– Там события и поведение героев зависит исключительно от меня, – немного снисходительно пояснил ему Эштон. – Локации, характеры, диалоги и всё остальное исключительно на моей совести. Я знаю, что скажет один герой. Знаю, что ответит ему второй. Когда речь заходит о реальном свидании, могу лишь сказать: нет вообще никаких гарантий, что оно удастся. Но никто и не говорит, что оно обязательно превратится в кабаре абсурда. Зависит от людей, решивших пересечься. Захотят – вытащат обречённый разговор, не захотят – утопят тот, что получил бодрый старт. Так понятнее?

– Вполне.

Можно подумать, он сам этого не знал или не догадывался. Эштон озвучил самые простые истины – ничего нового или удивительного.

Очевидные замечания.

От разговора с ним легче не стало, и домой Альберт вернулся по-прежнему в растрёпанных чувствах.

Лёжа в тёмной комнате, он вновь перечитал переписку с Энтони, имевшую место в преддверии того самого звонка с обещанием почти законных развлечений.

С одной стороны, Альберт опасался такой рекламы, с другой, она его заинтриговала, заставив мысленно возвращаться к разговору.

Энтони нарочно посеял сомнения и теперь, наверняка, наслаждался произведённым эффектом.

Впрочем, Альберт – в свете своего своеобразного помешательства – ничему не удивлялся. Сам факт, что он решил начать общаться с Энтони, поддержав инициативу, исходящую от того, уже можно было назвать удивительным явлением.