Камаэль (СИ)

Валенсио вывел меня из замка, затем провёл по чудесным садам, нырнул в изящную, высокую арку, а затем повёл по мягкой траве аллеи. По бокам её, как и в городе, росли тонкие, почти нежные деревья, и эта уютная, вроде как спокойная тропа вела прямо к беседке из белоснежного камня, освещённой магическими пульсарами. Я уж было подумал, что увижу какого-нибудь священника, но вместо него был придворный маг, который, как оказалось, только-только явился с данного мною поручения, а потому я даже почувствовал себя виноватым перед ним, но было уже не до того. Медленно, но верно, я привыкал к мягкой полутьме и тишине сада и понимал, что и тут, и там вижу тех, кто пришёл узреть одно из самых радостных и беспокойных событий. Отношения между существами одного пола и здесь всё ещё не были одобрены повсюду, но Совет благоразумно разрешил таким «индивидам» заключать браки ещё несколько десятков лет назад, однако положение короля подразумевало собой то, что правитель оставит наследника, да не одного. А маги до сих пор не могут со стопроцентной уверенностью, да что там, даже на десять процентов не могут быть уверены, что мужчина сможет понести и родить. Ну а я не желал даже слышать об этом. Не потому, что считал это невозможным или неправильным, а потому что не желал своим детям того, что может принести им королевская жизнь и кровь. Не в этой жизни. Не в этом мире. Не у меня.

А меж тем рядом с магом уже стояли мои женихи. И мне было до смешного странно глядеть на них, таких изящно выряженных, причёсанных, ухоженных, держащих марку, было забавно понимать, что я собираюсь обвенчаться с Павшим, да и с собственным братом — тоже. Интересно, какова будет реакция, когда узнают о том, что Виктор — мой брат? Чуть хмыкнув себе под нос, я взошёл по лесенке к мужчинам и встал меж ними. И вновь Аэлирн стоял справа, в то время как вампир встал по левую руку. Так было решено между нами, когда Виктор сказал, что не совсем уверен в том, что подобное решение, принятое из-за обстоятельств, правильное. Младший муж, коим он решил стать, вполне мог расторгнуть брак, а после устроить свою жизнь иначе, в то время как старший муж, Аэлирн, не имел никаких прав на расторжение и уход без приказа короля. Конечно, подобные его слова задели меня за живое, но и неволить любимого вампира я не желал никоим образом, а потому мы условились, что если он найдёт кого-то, кто дорог его сердцу более меня, то он будет волен идти, куда пожелает.

Этот ритуал отличался от ритуала бракосочетания «обычных» существ, не было ни капли благословений и поздравлений. Маг монотонно перечислил, что должен король, что должны его мужья — каждый по отдельности — и что не должны, чего не должен король. Иными словами пробубнил (но так, чтобы слышал каждый, кто пришёл поглядеть на подобное занудство) свод правил, а после того, как закончилась официальная часть, началось самое интересное. Нет, мы не произносили клятв, как то было положено, мы делились собственной кровью. Когда я подумал, что это омерзительно, Аэлирн тихо мысленно проговорил что это ещё ничего, потому как вампиры, кем бы они ни были, во время церемонии вынуждены при всех, чтобы видел каждый, ещё и переспать — таким образом присутствующие видят не только единение души и тела, но, возможно, становятся свидетелями зачатия первенца, если то, конечно, не две девушки или двое мужчин. Я едва заметно поморщился и в этот самый миг Павший впился клыками в мою шею. Если бы он и Виктор не придерживали меня, я бы наверняка сперва дёрнулся в попытке убежать, а после бы позорно шлёпнулся на пол. Сделав пару глотков бывший некогда эльфом мужчина передал «чашу бракосочетания» Виктору. Надо отдать ему должное — он был не в пример мягче и нежнее. Им же пришлось распороть ладони и фактически поить меня под воодушевлённые перешёптывания, от которых у меня уже начинала болеть голова, но впереди была ещё и долгая коронация, которую я ждал только с ужасом, ведь сил почти не осталось, а по правилам должна была случиться ещё и брачная ночь. Хоть что-то приятное в этом море официальностей и полных восторга глаз Светлых.

И, не отходя от кассы, маг подозвал Валенсио, который нёс небольшой изукрашенный драгоценностями ларец. Снова свод обязательств короля, снова мои бесконечные «должен» и «не должен», которые в зубах навязли. Но всё это было играючи сказано на певучем эльфийском языке, точно и советник, и маг желали меня усыпить, положить в колыбель и накрыть мягким одеялком. Незаметно ущипнув себя за бедро, я согнал дрёму и уже трезвым взглядом поглядел на сад, наполненный мерцанием светлячком и пульсаров, тишиной и отголосками слов Валенсио. С ужасом я ждал того мгновения, когда древние слова клятвы будут сказаны мной, а корона будет надета на голову. Именно тогда своим звякающим смехом отсечёт прошлое гильотина, именно тогда умрёт мальчишка Льюис Мерт. И что появится вместо него? Даром предвидения я не владел и считал то самым, что ни на есть благом — сколько бы бед я натворил, пытаясь предотвратить то, что в принципе нельзя предотвращать. Я считал это некоторой загадкой-головоломкой для самого себя, которую я никогда не раскрою до конца. Ведь даже смерть никогда не станет абсолютным концом. Память о нас, о наших свершениях (дурных и не очень) всегда будет рассматриваться со множества и множества сторон, а пока она живёт, пока хоть кто-то произносит наше имя, про себя ли, вслух ли, мы остаёмся живы. Так я думал тогда. Так я думал, когда, смерив дрожь в голосе и теле, клялся пред светом звёзд и луны, перед своими подданными и советниками, перед своими мужьями в том, что буду защищать свои земли до последней капли крови, что, покуда я жив, покуда трон принадлежит мне, Тёмные, которые не принесли присягу, дабы жить в мире и спокойствии без кровопролития, будут встречать холодный и уверенный отпор, гнаться с земель до их владений. И пусть в клятве присутствовало и многое другое, в том числе и согласие не нарушать правил и законов, сейчас основной проблемой были те, кто под властью отца собирался уничтожить род Светлых. И именно от этого я чувствовал вскипающую внутри меня ярость.

– Да будет так, – закончил за меня Валенсио и достал из ларца серебристый витой венец, и сердце моё болезненно стукнулось о рёбра, после в испуге затихая. Мужчина замер позади меня, я чувствовал его спокойное, дыхание на затылке, чувствовал холод и тяжесть королевской диадемы над собственной головой. – Отныне и до собственной смерти имя твоё Эмиэр Синьагил, верховный король Светлых, правитель Западных предгорий, Речных долин, Лесов восхода и земель близ реки Нира, белый оборотень этих веков, носитель королевской крови, Камаэль. Да благославит твоё правление Куарт, Эмиэр Синьагил.

Венец опустился на мою голову, обжёг лоб и кончики ушей чистым серебром, и мне на миг показалось, что слёзы замерли в глазах, а дыхание спёрло. Конечно, мне ещё предстояло переварить болезнь серебра, ещё только следовало научиться терпеть подобное, но сейчас этот венец был для меня сущей мукой. Но это была та боль, которая возвестила — лезвие гильотины опустилось, прошлое исчезло и к нему более нет возврата, а коронация завершена. Подданные опускались на колени, так же преклонились и Советники, и мои уже мужья, а я глядел на это и не чувствовал ничего, кроме желания вернуться в свои апартаменты, сорвать с головы такой уже ненавистный венец и окунуться в объятия Аэлирна и Виктора. Ко всему прочему мне ужасно хотелось спать. Но на этом пытка не кончилась — мне пришлось спуститься на траву, начать принимать дары, поздравления и жаркие, спешные клятвы, наполненные таким обожанием, что становилось противно и страшно одновременно. А после — праздничный ужин, который я почти и не помнил, потому как в меня влили столько вина, сколько я ни разу за свою жизнь не пил, а потому чувствовал себя похлеще, чем после бара в Фэрбенксе.

– Ну что, дорогой, ты впечатлён местными обычаями и правилами? – проворковал Аэлирн, когда мы наконец добрались до королевской опочивальни. – Не то что в вашем мире — благословитесь, обменяйтесь кольцами, поцелуйтесь и идите вон, а?