ТАЙЦЗИЦЮАНЬ:Классические тексты Принципы Мастерство

Здесь уместно сделать небольшое философское отступление. Дело в том, что китайская традиция не знает одного фундаментального порока западной мысли: стремления непременно приписать сознанию предметное содержание и рассматривать его как статичную данность. Если на Западе сознание предстает как своего рода контейнер, содержимое

Чэнь Синь. Чэнь ши тайцзицюань туцзе, с. 138.

которого можно исследовать, то коренная метафора сознания на Востоке – это, скорее, поток, свободно изливающийся из перевернутого сосуда. Это сознание всецело функционально, его природа – встреча, со-бытийность всего сущего. Оттого же сознание как воля в тайцзицюань не мыслится отдельно от кинестезиса тела в его цельности, но оно всегда превосходит актуальное состояние, увлекает за грань наличного и понятного. Тем самым оно может «вести» тело. В практике тайцзицюань это означает, что «воля» устанавливает связь с инобытием, «иным-как-одним», предвосхищает и приуготавливает переход в новое состояние, обновление опыта. Если, к примеру, актуальное состояние воплощает «пустотность» или «закрытость», то воля ведет к «наполненности» и «открытости» и т.д. И если комплекс нормативных движений усвоен до автоматизма, то и воля действует без усилия, спонтанно, продолжая быть моментом неустанного бодрствования духа.

Тайцзицюань отчасти разделяет общую установку медитативной практики даосизма на обращенность воли «вовнутрь», в энергетические центры тела: нижнее, среднее и верхнее Киноварные поля. Подобно духу, воля должна быть «вобрана вовнутрь». Вместе с тем воля должна двигаться вместе с жизненной энергией. В этом пункте «воля» в тайцзицюань заметно отличается от «воли» в даосской медитации. Последняя строго фиксирована в одной точке, а «воля» в тайцзицюань динамична и подвижна, как динамично телесное бытие. В значительной мере она есть просветленная духовной чувствительностью телесная интуиция, «неслышное повеление» бытия, которое «таково само по себе» (см. «Дао-Дэ цзин», гл. 21). Роль воли в практике тайцзицюань описывается в ряде кратких изречений: «Воля ведет ци, а тело следует за ци»; «куда воля достигает, туда и ци достигает»; «сначала воля, потом кулак», «сначала воля, потом тело». Повторим еще раз: воля относится к некой виртуальной реальности, предвосхищающей мир вещей, идей или образов. Это внутреннее измерение опыта обозначается в даосской литературе терминами «сокровенное» (сюанъ), «чудесное» (мяо), «утонченно-неприметное» (вэй), «семя» (цзин) всего сущего и т. д. В книге средневекового даосского ученого Ли Даочуня «Чжун хэ цзи» (Собрание сочинений о срединности и согласии) он описывается в следующих словах:

«Непостижимое и неведомое, беззвучное и лишенное свойств, имя ему – неприметно-утонченное. Только оно есть утонченный корень совершенной подлинности. Кто способен узреть его, сможет познать импульс, все предваряющий».

Сходными фразами изобилуют и старинные сочинения о тайцзицюань. В мире «сокровенно-утонченного» нет ничего предметного, и, следовательно, в нем нет общих истин и объективных правил. Его нельзя «знать» и, следовательно, им нельзя владеть. Им можно только пользоваться, позволяя всему сущему пользовать себя, пред-оставлять всем вещам свободу быть собой. «Самое чудесное в тайцзицюань – пустотой и покоем одержать верх над противником, – писал известный мастер Сюй Чжии. – Поэтому в тайцзицюань на самом деле правилом является отсутствие правил»¹. Именно отсутствие формальных стандартов и норм позволяет в полной мере соблюсти принцип внутренней цельности одухотворенной жизни: воля, ци и внутренняя сила составляют три «внутренних соответствия», которые являются внутренним аналогом отмеченных выше трех «внешних соответствий». В конечном счете воля непосредственно продолжается в телесных движениях.

Коль скоро бодрствующее сознание находит себя в превращении, ускользании от себя, его бытие принадлежит области – а точнее сказать, исчезающей границе – посредования между присутствием и отсутствием. Таков истинный смысл «срединного пути», культивировавшегося китайской традицией духовного совершенствования. Сознание не должно быть ни чрезмерно активным, облекаясь предметным содержанием, ни помраченно-спящим. Оно не должно отказываться от своей миссии бодрствования; дух должен скользить по гребню событий. Чэнь Синь пишет по этому поводу:

«Сердце не должно слишком усердствовать, ибо в таком случае оно чересчур стеснит себя. Сердце не должно ничем пренебрегать, ибо в таком случае оно будет слишком вялым. Поэтому нужно пребывать между наличием сердца и его отсутствием».

Самоустранение как способ утверждения себя, или, точнее, «подлинности» своей жизни, – вот главный и, пожалуй, самый загадочный для европейцев принцип даосской мысли. Однако он утратит свою загадочность, если мы примем во внимание, что для китайской мысли предельной реальностью является не что иное, как превращение и что это превращение предстает общей границей или, можно сказать, средоточием всех индивидуальных существований, само по себе оставаясь, разумеется, «пустотой-небытием». Поэтому главный принцип общения в китайской традиции есть сведение формы к не-форме, или, точнее, умение возвести форму к бесформенному, быть «не-формой по отношению к любой форме». Речь идет, конечно, не о каком-то волшебном исчезновении тела (хотя в Китае не обходилось без фольклорных баек на эту тему).

Сюй Чжии. Тайцзицюань цяныно, с. 58-59.

Недоразумения рассеются, если мы вспомним, что реальность Пути есть неуловимо быстрое скольжение, переход полярных противоположностей, а также действительного и виртуального измерений бытия друг в друга вплоть до их неразличимости (при сохранении сознания чистой предельности существования). Мы реально присутствуем в мире, но круговорот превращений нельзя свести к предметной данности и зафиксировать. Некоторые суждения учителей тайцзицюань указывают на то, что телесная форма существует, просто она остается неприметной, или, точнее, неопознаваемой. Вот характерное в своем роде высказывание:

«Снаружи мягок, внутри тверд, в мягкости присутствует твердость. Внутренняя сила не плавает вверху, тело не проявляется вовне. Дух упокоен, ци опущено, духовное достижение накапливается внутри. Внезапно скрываешься, внезапно открываешь себя, эти переменчивые видения невозможно оценить»¹.

Добавим, что выражение «переменчивые видения» или «переменчивые иллюзии» (бянь хуанъ) часто употреблялось в Китае для обозначения природы живописных образов. Однако оно, как нам уже известно, занимает важное место и в китайской военной стратегии, восходя к идее взаимного перетекания «пустого» и «наполненного» в стратегически сильной диспозиции.

Сказанное выше о самотрансцендировании тела в его волевом модусе нашло свое, пожалуй, наиболее четкое выражение в известной тенденции мастеров тайцзицюань: «В руке нет руки, в каждом месте есть рука». Это означает, во-первых, отсутствие физического усилия и как бы устранение тела, обладающего анатомией, и, во-вторых, состояние полного расслабления, выявляющего абсолютно естественное (можно сказать: суперестественное) движение, идущее от внутренней циркуляции ци и по видимости совпадающее с полным покоем. Однако, строго говоря, речь пока не идет о высшей стадии мастерства, соответствующей полному само-отсутствию.

Подытоживая содержание этого раздела, мы можем сделать два очень важных для понимания китайского мировоззрения вывода.

Во-первых, коммуникация по-китайски всегда имеет стратегическую природу, носит характер поединка, но без личной враждебности и даже с презумпцией непременного морального превосходства победителя. Ведь в китайской стратегии побеждает тот, кто достиг наибольшей чувствительности и, следовательно, нравственной сознательности.