Русская жизнь. 1937 год (сентябрь 2007)

Случайность? Головотяпство? Едва ли! У НКВД достаточно опыта в обращении с этапами. Нет, не случайность, а какая-то садистская продуманность!

Уже давно шептали, что скоро и в наш лагерь привезут бойцов и командиров Красной Армии, побывавших в финском плену. Но пока что этапы «освобожденных» пленных проплывали дальше по Печоре. Их везли на Кожву, на строительство железной дороги, в другой лагерь. Для Воркутпечлага это был первый этап.

- Граждане! - раздался окрик конвоира. - Потрудитесь отойти от борта. Здесь охраняют изменников родины!

В голосе конвоира звучит гордость от сознания особой ответственности за особо важных преступников. Как же: попали в плен… Тягчайший грех! Изменили социалистическому отечеству! Не пустили в себя пулю! Теперь загадили всю баржу.

Но ждать повторного приказа не следует! Мы очищаем дебаркадер. Уполномоченный 3-й части, прискакавший по вызову начальника конвоя, о чем-то тихо беседует с ним в сторонке. Вскоре показался лагерный конвой и все шесть подвод транзитного лагеря. Началась «выгрузка».

- Кто еще может сам подняться наверх?

В барже молчание. Перед выстроенными рядами вышел уполномоченный.

- Согласно полученным документам, вы обвиняетесь в нарушении военной присяги - вы сдались в плен врагу. До суда Воркутпечлаг рассматривает вас как следственных заключенных. Согласно закону, оставшиеся на вас знаки различия подлежат удалению.

Уполномоченный еще раз провел взглядом по рядам и приступил к «технической работе». Один рывок, и отлетает лейтенантский квадратик… С высокой горы глазеет группа усть-усинских зырян. Они привыкли уже к лагерным этапам, но на сей раз выдалось необычное зрелище. Молча поглазели, молча разошлись. Науку молчания усвоили не только в центре, но и на Печоре.

Пересчитанная партия тронулась в транзитный лагерь. Пришла очередь поработать санитарам. От баржи к подводам засновали носилки. Мест было мало, а больных много.

- Так не управимся и за пять оборотов, - решил комендант. - А ну!

И он приказал санитарам переложить живые мешки не вдоль, а поперек телег. Приказано - выполнено. Ослабевшие головы и коленки бессильно свесились по бокам телег. Обоз тронулся в путь, к пересыльному лазарету. Скрип колес по кочкам тундры смешивался со стонами больных. Лагерь принимал на себя заботу о новом пополнении.

Вечером я забежал к нашему фельдшеру.

- Видали новеньких?

- Как же! В таком жутком состоянии встречаю первый этап.

- Что с ними?

- Кровавая дизентерия.

- С такой молодежью?! Отчего? Эпидемия?

- Нет. Рассказывают, что в пути морем от Архангельска до Нарьян-Мара они получали четыреста граммов хлеба и по две селедки, а воды - лишь кружку на двоих. Дорогой поднялся шторм. Вместо трех суток плыли неделю. Из трюмов к воде на палубу не выпускали, а от селедок поднялась такая жажда, что люди кинулись на морскую воду. Поделали из портянок веревки, привязали к ним котелки и ну черпать морскую воду через иллюминатор. Вот и подорвали желудки.

- Поправятся?

- И это возможно… народ молодой.

Но люди поправлялись плохо. Каждый день из лазарета нагружали полную подводу трупов. Добрых десять процентов, если не больше, пережили войну и плен, но не выдержали этапа. Остальных вскоре угнали в экспедицию по разведке на уголь и нефть, на Инту - приток Усть-Усы, где нет ни бараков, ни леса. Инта проходит по тундре.

Как- то в ноябре того же 1940 года по вызову начальника Усинского транспортного отделения Воркутпечлага захожу к нему в кабинет с дислокацией замерзших грузов. В кресле против стола начальника сидел неизвестный мне военный в чине капитана.

Подав таблицу, я молча стал сбоку, ожидая вопросов. Без всякой цели окидываю взглядом стол и замечаю толстую кипу хорошей бумаги с типографским текстом. Я прочел на верхнем листе:

ПРИГОВОР

Именем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики выездная Сессия Военной Коллегии Верховного Суда РСФС- в закрытом заседании от __ в __ лагере, рассмотрела дело по обвинению __ в нарушении военной присяги и, руководствуясь статьей 193 пункт__ Уголовного Кодекса РСФСР, военная сессия приговорила __ заключению в лагеря на __ лет и __ лет поражения в правах. Начало срока 19__ конец 19__.

Приговор окончательный, обжалованию не подлежит.

Председатель

Члены

«Так этот капитан и есть, значит, председатель сессии», - подумал я.

Начальник отделения, пробежав таблицу, бросил мне:

- Хорошо. Теперь я занят. Зайдите в четыре часа.

В конторе уже знали, что сегодня прилетел самолет с членами военного суда и что они вскоре уезжают на Инту. Все стало ясно… За какую-нибудь неделю «провернут» все четыре сотни «дел». Теперь всюду у нас царствует закон. Сталинская конституция закрепила за каждым гражданином ССС- право на суд. Без суда - ни-ни! Власть во всем пошла навстречу, чтобы облегчить и ускорить судопроизводство: дала судьям самолет, снабдила их текстом приговора. Остались пустяки - спросить и записать фамилию, чин, номер части и вставить номер статьи и срок. За десять минут готов законный арестант. По конституции, по образцовой конституции!

Такие же выездные сессии и, несомненно, с такими же точно приговорами уже действовали на территории Севжелдорлага. Каждому пленному обеспечивался 5-8-10-летний срок в концлагерях. Исключений не было. Стандарт, данный свыше, есть стандарт!

Я снова вспомнил слова секретаря Ленинградского обкома и члена Политбюро Жданова из его выступления в 1935 году на октябрьской партийной конференции ВКП(б). «Пришло время, - говорил он, - потребовать от Наркомата иностранных дел изменения тактики уступок и молчания в разрешении международных проблем. Советский Союз стал одной из решающих сил на международной арене. В словах наших дипломатов мир должен чувство силу и мощь СССР».

После удара в спину Польши нападение на Финляндию было следующим пробным шаром большевистской агрессии. Бессарабия и Прибалтика умножили лавры Красной Армии. Миру показывалась сила и мощь СССР.

Там, в Москве, творили активную историю большевизма, а тут, на Печоре, во славу и укрепление его люди погибали в мучениях.

«Буржуев» привезли

По вязкой осенней дороге из Усть-Усы к Усинскому пересыльному пункту Воркутпечлага плелся новый этап. Тут заполнят на него лагерные «паспорта» (формуляры и карточки), установят категорию трудоспособности, научат рассчитываться и стоять в строю, а главное, прогонят через вошебойку - от которой подохнут завозные вши, чтобы освободить место лагерным. Через недельку зашлют кого куда, глядя по возрасту и здоровью: молодых и сильных - в лес, хилых - в лагерные сельхозы.

Оставив в покое таблицы, мы вышли на крыльцо нашего транспортного отделения, примыкавшего к воротам пересыльного пункта.

- Давай, подтягивайся! Не отставай! - неслись знакомые возгласы конвоя. - Тут с вас жир-то спустят!

«Московские, - подумали мы вначале, но, услышав незнакомую речь, догадались: - Балтийцы».

- Вон на того посмотрите, Михаил Михайлович, который в кожаном пальто. Какой товар, какой покрой, а? Сразу видно: заграничная работа. Пожалуй, и за две тысячи не купишь.

- Ну, не поднимайте цен, Игнат Андреевич! Бьюсь головой, что пальто завтра же сплавят в Усть-Усу и отдадут за три сотни. Не забывайте - в четвертом бараке ожидают отправки пятьдесят уголовников. Шпана не пропустит такого редкого случая. Ночью с этапа аж перья посыплются. Пусть простится с пальто…

- Ах, какая шляпа! Чистый фетр! А фасон! Вот бы такую для мужа. Михаил Михайлович, душенька, вы в лагере живете. Сходите в этапный барак, спросите, может, этот гражданин согласится продать ее. Я готова дать все что угодно: деньги, масло, сахар. Такая шляпа!… Обещайте, сейчас же обещайте!

- Вероника Александровна! - с укором отвечаю я жене нашего юрисконсульта, бывшего заключенного. - Откуда вы взяли, что я занимаюсь такими делами? В этой области не специализировался. - И, наклонившись к ее уху, тихо добавил: - Кто ж о таком деликатном поручении говорит во всеуслышание?! Экая вы неосторожная! Ладно. Приготовьте фунт масла и буханку белого хлеба. Устрою, хоть и не люблю этих комбинаций. Не ваши бы пирожки для меня…