Русская жизнь. 1937 год (сентябрь 2007)

- Как вы думаете, почему в Советском Союзе не исполняется ваша музыка? Она ведь известна во всем мире.

- Я думаю, что меня знают отчасти, не зная, кто я такой. Дирижер Фительберг, ныне покойный, в Варшавской филармонии в 1931-м или 1932 году исполнял с большим успехом мою Вторую симфонию. Так вот, эта симфония была исполнена в России, а предварительно одобрена Союзом советских композиторов, о чем мне сообщили, как это ни странно, Прокофьев и Мясковский. Затем, я уверен, что Утесов и другие поставщики джаза в Россию играли фокстроты Вернона Дюка, думая, что это просто какой-то другой Дюк Эллингтон, потому что одно имя походит на другое. У меня, кстати, есть такое сочинение - «Небесная хижина», написанное в духе негритянской музыки. Оно было поставлено в Нью-Йорке в 1940 году с Этел Уотенс. В 1945-м «Метро-Голдвин-Майер» сделала по нему очень удачную картину. Так некоторые даже подозревали, что я совершенно не русского происхождения, а на самом деле негр. А друзья стали меня звать Вернон Дюк Эллингтон.

- А что касается Союза, то, по всей вероятности, им не хочется говорить, что за рубежом живет такой талантливый русский композитор, иначе пришлось бы объяснять, почему он не на родине.

- Я постоянно читаю журнал «Советская музыка», и там, конечно, обкладывают как нужно и Стравинского, и всех зарубежных композиторов российского происхождения. Но свое имя я там никогда не встречал.

- Среди ваших сочинений есть «Апрель в Париже», «Осень в Нью-Йорке». Кажется, неплохое название для новой работы - «Зима в Москве».

- Пока я этой работой еще не занимался. Но будем надеяться, что когда-нибудь я доеду и до «Зимы в Москве».

Подготовка текста Ивана Толстого

Елена Говор

Назовем дочь Коалой

Из Австралии в ГУЛАГ

В 1935 году философ Павел Флоренский в письмах из Соловецкого лагеря рассказывал двум своим детям истории о далекой стране. «Дорогая Тика, Мику я писал о путешествии из Австралии. А тебе напишу о самой Австралии. Уже лет 30 тому назад это была самая культурная из стран, виденных моим знакомым, а видел он весь свет кроме Африки…» Знакомый - это, вероятно, сокамерник Флоренского Евгений Гедлин, который когда-то исходил всю Австралию со скаткой за плечами.

В 1952 году Владимир Кабо, студент МГУ, отбывавший десятилетний срок в Каргопольлаге, получил посылку из Москвы с книгой «Австралийские аборигены». Читая ее во время ночной работы в плановой части, он решил, что если когда-нибудь выйдет из лагеря, займется изучением духовной культуры аборигенов. Пятьдесят лет спустя в Австралии вышла его монография «Ванджина и икона: искусство аборигенов и русская иконопись». Вдохновлялся Кабо и работами Павла Флоренского, сохраненными его детьми.

По мере того как «Мемориал» извлекает из небытия имена репрессированных, растет и австралийское население ГУЛАГа. Десятки людей; возможно, сотни.

Александр Леонидович Ященко много путешествовал по пустыням Центральной Австралии. Там, около озера Эйр, в 1903 году он охотился вместе с аборигенами из племени диери, учился добывать воду из корней растений, разжигать костер трением деревянных палочек. В 1955 году Владимир Кабо, выйдя из лагеря, выбрал в качестве темы дипломной работы описание этнографической коллекции Ященко, хранившейся в Музее антропологии и этнографии. В Горках под Москвой он разыскал дочь путешественника Веру Александровну Никифорову, сохранившую рукопись воспоминаний отца о путешествии по Австралии. Эта встреча положила начало возвращению научного наследия А.Л. Ященко из забвения.

Но вся правда о трагедии семьи Ященко стала известна только сейчас, благодаря сведениям, собранным его правнучкой Марией Александровной Ященко и краеведом Виктором Баландиным. После революции Александр Ященко, блестящий ученый, который мог бы составить гордость любого европейского университета, предпочел остаться в России. Он поселился в заштатном городке Сергач под Нижним Новгородом, стал школьным учителем и половину своего дома отдал под антропологический музей. В ноябре 1937 года его арестовали, а в январе 1938-го расстреляли. Незадолго до этого были арестованы его сын и зять.

Этнографическую коллекцию сотрудники НКВД выбросили в ближайший овраг. М.А. Ященко пишет: «Его книгами два дня топили городскую баню, а часть спалили в костре». Чудом уцелевший дневник ученого недавно был переведен на английский, теперь его читают внуки аборигенов, у которых Ященко гостил.

Писатель- натуралист, социал-демократ и теософ Александр Усов покинул Россию после революции 1905 года; он принимал участие в работе партийной школы на Капри, встречался с Горьким, Лениным, Плехановым и Луначарским. В 1912 году отправился в Австралию, написал книгу рассказов об австралийской фауне под псевдонимом Чеглок (разновидность степного ястреба). Вернувшись в Россию после революции, Усов поселился в Лазаревском около Сочи, где построил Дом Солнца -теософский ашрам. Первый раз его арестовали в 1930 году по делу анархистов-мистиков, второй - в 1938 году и тогда же выслали на Север. Не дожидаясь нового ареста, Усов однажды ушел с поселения и умер где-то в лесах.

К основателю экспериментальной педагогической психологии Александру Петровичу Нечаеву судьба оказалась сравнительно более милостива. Он посетил Австралию в 1914 году и был так воодушевлен успехами ее молодой демократии, что, возвратившись в предреволюционную Россию, выступал с лекциями «В свободной Австралии» от Самары до Вологды и Петербурга. В середине 1930-х он был арестован и выслан в Семипалатинск.

Первые реэмигранты из Австралии появились в России вскоре после Февральской революции. Временное правительство выдало сотням политических изгнанников бесплатные билеты на родину. После Октябрьской революции многие из этих людей были репрессированы. Анархиста Ивана Абламского арестовали уже в 1921 году, выпустили на свободу, затем снова арестовали и расстреляли в 1938-м. Эсер Борис Таранов-Сквирский по возвращении вступил в компартию, сделал успешную дипломатическую карьеру и тоже был расстрелян.

Весьма колоритна фигура Александра Михайловича Зузенко, моряка, рубщика сахарного тростника, журналиста, революционера. Он покинул Австралию в 1919 году не по собственной воле: его депортировали за то, что он во время демонстрации в Брисбене поднял красный флаг. Австралийцы в ответ на это разгромили русский квартал Брисбена; эти события вошли в австралийскую историю под именем бунтов красного флага. Вслед за Зузенко выслали его юную беременную жену Цецилию. В Турции они воссоединились, там же родилась их дочь Ксения, а вскоре семья перебралась в Одессу.

В 1990 году аспирант Эрик Фрид приехал в Россию и разыскал там Цецилию. Она рассказала, что в апреле 1938 года Зузенко арестовали по обвинению в шпионаже и через четыре месяца расстреляли. Эрик был, вероятно, первым иностранцем, которого за многие годы увидела Цецилия. Во время интервью она поначалу была очень сдержанна. «Прошло так много лет. Я все забыла. Александра Зузенко нет уже пятьдесят два года». Потом она вспомнила реплику мужа: «Я не удивлюсь, если мы проснемся однажды утром, а у нас будут развеваться фашистские флаги. Это же фашизм, то, что у нас происходит». Вскоре после этого разговора он ушел на работу и не вернулся.

Интервью было закончено, но камера продолжала работать и зафиксировала последние слова Цецилии. «Эрик, знаете, почему я так смело говорю, почему я так вам все рассказала? Потому что я без ног… Они уже ничего со мной не сделают». Через несколько месяцев Цецилия умерла. История революционера, уничтоженного соратниками, России сейчас не интересна, но австралийцы Зузенко не забывают: недавно историк Кевин Уиндл издал книгу о нем.

Анархо- коммунист Сергей Яковлевич Алымов стал популярным советским поэтом-песенником. О своей прежней жизни Алымов молчал. Но теперь мы знаем, что в 1911 году он бежал в Австралию с сибирской каторги. «Был грузчиком, землекопом, лесорубом, работал на скотобойнях, рыбачил, занимался архитектурой и сотрудничал в русской и австралийской прессе, где печатал стихи, рассказы, статьи на русском и английском языке», -писал он в автобиографии. Его ранние стихи эмигрантского периода разбросаны по страницам русских газет, издававшихся в Австралии. В 1917 году Алымов намеревался вернуться на родину, но задержался на девять лет в Харбине, где выпустил три поэтических книги. В 1926 году он наконец вернулся в Советский Союз, был арестован и отправлен на строительство Беломорканала. Там печатался в лагерном журнале «Перековка». Освобожден досрочно. Вскоре вся страна запела его песни «Вася-Василек», «Хороши в саду весной цветочки» и прежде всего «По долинам и по взгорьям». Правда, автором первого варианта текста этой песни является другой лагерник, Петр Парфенов. Алымов отредактировал его неумелые вирши.