Русская жизнь. 1937 год (сентябрь 2007)
Русская жизнь. 1937 год (сентябрь 2007) читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
- Уважаемые сослуживцы! - говорю я в бараке. - Бражка-то готовит налет на новеньких.
- Ну и пусть. За нас никто не вступался! - раздались голоса.
- Да и следует их расшерстить! - послышался из угла голос дневального, башкира-колхозника. - Ишь как разодеты! Буржуи! - с ненавистью, будто выплюнув, крикнул старик. - Двадцать лет ели, пили и носили, что понравилось, а мы в лаптях спину гнули!
- Какие тебе «буржуи»? Там почти такая же интеллигенция, как мы здесь.
- «Такая же!» - криво ухмыльнулся десятник по заготовке дров Корюшкин. - Когда ты носил такое пальто, или костюм, или ботинки, как у них? Впрочем, ты ведь тоже одного с ними поля - заграничный, китайский, оттого и заступаешься. Мы такой одежды и во сне не видели! «Интеллигенция»! Мы - да, интеллигенты, но советские, скромные. Держится на плечах костюм, не разъезжается - и миримся. А у них роскошь. Они о себе думали, а не про то, как мы живем. Не жаль! Не жаль! - выкрикнул с каким-то внутренним огнем обычно угрюмый Корюшкин.
Я понял: cтал на ноги тот конек зависти, на котором прикатил Октябрь с его комитетами бедноты и вооруженным рабочим контролем над хозяином. Старое нержавеющее оружие натравливания одних на других! Вот ведь как долго держится в людях! Третий десяток лет!
Кое- кто, может, и вступился бы за новеньких, но все молчали. Большинство нашей интеллигенции -я это чувствовал без слов, - в душе презирая, ненавидя большевизм, вместе с тем не питало симпатии и к своим коллегам из иного мира.
Наступившее тягостное молчание прервал голос с койки инженера Буртасенкова.
- Ложись-ка лучше спать, Михаил! Без нас обойдется. Знаешь, я сегодня немножко «зарядился» в Усть-Усе, у знакомой зырянки. Ну, приласкал ее легонько… Скучно. «А вы, - говорит она мне, - эту нынешнюю партию в контору-то не сажайте! Жирны как боровы! Пускай, - говорит, - попробуют наших морозов да нашей работы. Морды-то, как в театре, - буржуйские, и одеты, как в картинках не сыщешь. Я, - кричит, - четыреста трудодней заработала, в грудях молока для ребенка нет, и всю жизнь маюсь, а они у себя, видно, лишь танцевали и с девками лапались. Чего такую погань возят? Что они тут наработают? Только корми их!…» Видишь, как народ рассуждает? Ложись да обдумай это на койке.
Текст печатается по изданию: Покаяние: Мартиролог. Т. 8 Ч. 2. Сост. Е.А. Зеленская, М.Б. Рогачев. - Сыктывкар, 2006.
Иван Толстой
Апрель в Париже, зима в Москве
Судьба русского Гершвина
Ослепительные костюмы, экстравагантные галстуки, цилиндры, неизменные белые перчатки, привычки ловеласа и прожигателя жизни - так историк русской музыкальной эмиграции Виктор Юзефович описывает поэта и композитора Владимира Александровича Дукельского, веселого и беспечного человека, отличавшегося «своеобразной аффектацией независимости», прямотой и резкостью суждений.
В историю симфонической и балетной музыки он вошел под своим настоящим именем, но большая слава ждала его как Вернона Дюка - автора легкой песенки «Апрель в Париже» (1932), которая, выйдя за пределы бродвейского мюзикла «Шагай чуть быстрее», отправилась гулять по свету: с середины ХХ века ее исполняли многие звезды мировой эстрады - Уайлд Билл Дэвис с оркестром Каунта Бейси, Элла Фитцжеральд, Телониус Монк, Хулио Иглесиас, а сейчас она звучит в репертуаре Дениз Перье. «Апрель в Париже» вошел в десятку лучших песен в стиле ритм-энд-блюз 1956 года, а в 1985-м - в Зал славы «Грэмми».
Дукельский родился 10 октября 1903 года на маленькой белорусской станции Парафьяново, где его мать, не доехав к мужу - железнодорожному инженеру, разрешилась от бремени. Семья все время переезжала - из Николаева в уральский Кунгур, оттуда в Крым, куда вела их профессия отца, пока не осела в Киеве, где десятилетний музыкальный вундеркинд был принят в консерваторию без экзаменов. Его кумиром, а затем и многолетним наставником стал Сергей Прокофьев.
В 1918-м консерватория была окончена, а в 1919-м семья бежала пароходом из Одессы в Константинополь, где Дукельский подрабатывал аккомпаниатором и художественным руководителем в клубе «Русский маяк», созданном американской благотворительной организацией YMCA. Здесь Владимир Александрович познакомился с Борисом Поплавским. Верные традициям Серебряного века, друзья создают недолговечный константинопольский «Цех поэтов», каких (в подражание главному -петербургскому) было в ту пору много - бакинский, два тифлисских, юрьевский, ревельский, берлинский, парижский.
Затем в жизни Дукельского случились странствия, серьезные занятия музыкой и неожиданный успех, о котором он сам рассказывает в публикуемом ниже интервью 1955 года. За рамками беседы полностью остался Дукельский-поэт. Стихи Владимир Александрович писал всю жизнь, но напечатать их решился только в возрасте 59 лет, когда его к этому подтолкнул его большой друг и сосед по Калифорнии поэт и критик Владимир Марков. Он же написал предисловие к первому сборнику Дукельского «Послания», посвященному памяти Бориса Поплавского. Маркову не нравилось, что композиторская карьера его старшего товарища плохо знакома парижским эмигрантам, а о поэтическом даре не подозревает вообще никто.
«Достаточно упомянуть, - писал Марков, - что музыка его печаталась и исполнялась Кусевицким; что среди его сочинений можно найти очаровательную оперу „Барышня-крестьянка“ по Пушкину и кантату „Конец Санкт-Петербурга“ на слова Ломоносова, Державина, Пушкина, Тютчева, Кузмина, Ахматовой и Маяковского, что не одна из его музыкальных комедий была боевиком на Бродвее… что он написал уйму статей на музыкальные темы; что он - председатель общества по воскрешению забытой музыки; что его балеты Le Bal des Blanchisseuses и Lady Blue поставлены Роланом Пети в Париже. Музыкант, испробовавший в своей области все, теперь вторгается в литературу. Композиторы, баловавшиеся поэзией, не редкость в России: стихи (неважные!) писали и Глинка, и Чайковский, и, наверное, не одни они. Но когда композитор выступает со сборником стихов в печати, да еще далеко не в начале своего жизненного пути, то это факт уникальный. Еще более уникально, что это стихи оригинальные, с техническим блеском и пестро-праздничные, что особенно бросается в глаза на фоне русского поэтического зарубежья».
Последними словами Марков метил в «парижскую ноту» - распространенное умонастроение, близкое в основном молодому поколению поэтов круга Георгия Адамовича, со ставкой на лирический дневник, тоску, безнадежность и человеческий документ. Действительно, ничего более противоположного унылой «ноте», чем франтоватые стихи калифорнийца, не сыскать.
В последние годы имя Дукельского начинает мелькать в историко-мемуарных публикациях, а полтора года назад в интереснейшем исследовании «„Евразийское уклонение“ в музыке 1920-1930-х годов» Игорь Вишневецкий уделил Владимиру Александровичу немало страниц, основанных на его богатом вашингтонском архиве.
За шесть предсмертных лет Дукельский выпустил еще три поэтических сборника, ездил в Европу, знакомился с парижанами, производил на них впечатление «делового американца», отправлял нуждающимся посылки с брюками и пальто, завоевал симпатии одних (Юрия Иваска, Ирины Одоевцевой) и кривые усмешки других (Георгия Адамовича, Юрия Терапиано).
Несмотря на удачную бродвейско-голливудскую карьеру, Дукельского постоянно тянуло в русскую среду: с середины 50-х годов он регулярно принимал участие в программах «Радио Свобода» (до 1959-го называвшегося «Радио Освобождение»), причем в самом неожиданном качестве: то готовил репортаж об ученицах нью-йоркского женского колледжа, то переводил стихи Роберта Фроста, то рассказывал об изобретателе электронного микроскопа Владимире Зворыкине.
Осенью 1965-го Дукельский с последней женой, певицей Кей Маккрэкен, посетил мюнхенскую штаб-квартиру «Свободы», где записал двадцать радиопрограмм по истории американской музыкальной комедии.
В 1969 году Дукельского не стало. Он скончался 19 января на операционном столе от остановки сердца во время повторной операции на легких.
Предлагаемое интервью было записано в 1955 году в Нью-Йорке сотрудниками «Радио Свобода» Викторией Семеновой и Михаилом Коряковым. Запись звучала один раз, тогда же в 50-е. Расшифровка публикуется впервые. На архивной пленке слышны шумы громадного города.
Иван ТОЛСТОЙ