По обе стороны экватора

— Вероятно, вам лучше было бы найти кого-нибудь из руководителей этой операции, — говорит Мигель. — Я ведь всего-навсего рядовой боец.

— Вот и прекрасно! Нам как раз и нужен рассказ человека, непосредственно участвовавшего в боях. Мы хотим, чтобы советский телезритель ощутил всю сложность операции, почувствовал запах пороха.

— Так о чем он будет рассказывать? — спрашивает Виталий.

— О борьбе с бандитизмом.

— Прекрасно! Тогда, друзья, развернитесь правее! Еще шага на три. Правильно! Теперь вы у меня попадаете на фон вот этого мрачного ущелья.

Подойдя к камере, заглядываю в видоискатель. Долина знает свое дело: мощный телеобъектив сдвинул перспективу, приблизил противоположный откос ущелья, подчеркнул его крутизну. Такая, как говорят операторы, «картинка» должна хорошо гармонировать с предполагаемым драматизмом рассказа.

Снова становлюсь рядом с Мигелем и зажмуриваюсь от ярких бликов: Виталий притащил из буфета райкома партии два блестящих металлических подноса, отдал их Саше и Евгению и велел подсвечивать наши лица солнечными зайчиками.

— Ну и молодец же этот Долина! — восклицает Долина, припав к видоискателю. — Ну прямо-таки «Мосфильм» устроил в горах Эскамбрая! Жалко, не на цвет снимаем, получилась бы настоящая «Война и мир».

Откашливаюсь, подтягиваю микрофонный кабель и после сигнала Виталия «Мотор идет!» сообщаю телезрителям, что «мы находимся в горах Эскамбрая, где в середине 1960 года вспыхнуло пламя гражданской войны: контрреволюция попыталась поднять восстание против молодой республики, свергнувшей прогнивший проамериканский режим. Сейчас один из участников тех далеких событий коммунист, Мигель Пухоль Вальдивия, поделится с нами воспоминаниями о тех незабываемых днях».

…Очень даже возможно, что это мое вступление пойдет впоследствии в корзину для мусора, но сейчас оно необходимо и мне самому, чтобы войти в роль интервьюера, и прежде всего Мигелю, чтобы успеть освоиться с необычной обстановкой, привыкнуть к легкому, почти неслышному журчанию мотора кинокамеры, к блеску подносов, которыми нас старательно ослепляют помощники.

Закончив прелюдию, протягиваю микрофон Мигелю, и он начинает рассказ:

— Да, действительно, здесь у нас, в Эскамбрае, через полтора года после победы революции началась самая настоящая война. Несколько месяцев подряд в этот глухой район стекались все, кто надеялся на восстановление старых порядков, кто ненавидел революцию. В тайниках и пещерах создавались запасы оружия и продовольствия, тренировались отряды бандитов, или как мы называем их «гусанос» — «червяки», разрабатывались планы предстоящих боев.

…«А ведь здорово говорит!» — думаю я про себя, не забывая внимательно слушать и согласно кивать головой. Уже не первый раз замечаю у кубинцев эту удивительную раскрепощенность.

— Большую помощь заговорщикам оказали американцы, — продолжает Мигель, глядя в черный глаз кинокамеры с такой невозмутимостью, словно интервью для Советского телевидения являются для него столь же привычным делом, как бритье перед завтраком или прогулка С дочкой перед сном. — Они сбрасывали с самолетов оружие и боеприпасы, портативные радиостанции и листовки, которые должны были убедить местное население в неминуемом поражении революции.

Для борьбы с бандитами в Эскамбрае создаются так называемые ЛКБ — специальные части по борьбе с бандитизмом, в которые идут наши лучшие люди: коммунисты, рабочие, ветераны Сьерра Маэстры.

Я тоже пошел добровольцем в ЛКБ, — продолжает Мигель. — И не один, а с четырьмя братьями. Борьба была трудной. Этим «гусанос» оказывали помощь не только американцы: сама природа, непроходимые леса, горы, ущелья затрудняли наши действия и помогали противнику уходить от решающих боев, скрываться в тайниках и внезапно атаковать нас из засад. И все же мы вылавливали бандитов в пещерах, в лесных логовах. Понимая, что пощады не будет, они отчаянно сопротивлялись, всеми силами стремились оттянуть свой последний час. Один из моих братьев погиб, натолкнувшись на засаду, другой был ранен. Что поделаешь, без жертв не бывает победы.

И в конце концов мы победили. Около двух с половиной тысяч «гусанос» было уничтожено и взято в плен. И около трехсот наших товарищей пали смертью героев в этой жестокой войне. Среди них и командующий ЛКБ, знаменитый герой Сьерра Маэстры, команданте Мануэль Фахардо.

— А как сложилась ваша жизнь, Мигель, после этого?

— После разгрома бандитов я вернулся к мирной жизни и был назначен заведующим продовольственным магазином здесь, в Топес де Кольянтес. Проработал в магазине недолго: меня выдвинули на должность координатора комитетов защиты революции в Тринидадском районе. Потом направили на двухмесячные курсы партийной учебы, после чего работал в районном партийном комитете, был секретарем городского комитета в Топес де Кольянтес. Как раз в то время начали строить шоссе, которое должно было соединить наш поселок с Санта-Кларой. То самое шоссе, по которому вы сюда приехали. Ну а когда оно было открыто, я остался на должности ответственного за транспорт в Эскамбрае.

Благодарю Мигеля и приглашаю к микрофону стоящего рядом Рафаэля. Поскольку ему предстоит познакомить советских телезрителей с успехами социалистического строительства в Эскамбрае, Долина, не мудрствуя лукаво, просит нас сделать три шага влево, сам перетаскивает свою треногу в другую сторону, и после этой нехитрой махинации мы с Рафаэлем оказываемся на фоне того самого жизнерадостного и светлого здания санатория-тюрьмы-школы-гостиницы, мимо которого въезжали в Топес де Кольянтес.

— После разгрома контрреволюционных банд, — начинает свой рассказ Рафаэль, — мы начали прокладывать дороги, расширять плантации. Пожалуй, самым памятным днем в послереволюционной истории Эскамбрая стало 23 июня 1969 года, когда к нам в гости приехал Фидель и выступил перед жителями Топес де Кольянтес и окрестных поселков. «Придет день, — сказал он, — когда даже вы сами не узнаете Эскамбрай, потому что он превратится в центр прогресса и цивилизации».

В 1970 году были заложены семь новых поселков, школы, больницы, животноводческие фермы. Но занимаемся мы не только животноводством: выращиваем табак, сахарный тростник и цитрусовые.

Он говорит долго, и все по делу. Обидно, что многие из сообщаемых им цифр и фактов нельзя будет сохранить в будущем очерке. Ничего не поделаешь: законы телевосприятия неумолимы: перегружать экран длинными монологами и статистикой нельзя!

Камера Долины издает легкий треск: пленка в кассете кончилась. Поблагодарив Рафаэля, по-братски обнимаю его. Мы долго хлопаем друг друга по плечам. Чувствуя прилив энергии, Рафаэль порывается рассказать и об иных сферах жизни Эскамбрая. Стараясь быть деликатным, напоминаю ему, что нас ждут и другие интервьюируемые.

Долина, перезаряжая кассету, вопросительно поглядывает на меня. Я без слов понимаю, что его беспокоит: у нас уже есть для будущего очерка два «синхрона» и запланировано еще два. Пора бы подумать и о том, чем иллюстрировать их. Мигель и Рафаэль рассказали телезрителям о переменах в Эскамбрае. А как показать эти перемены?.. Для этого нужно снять несколько планов животноводческих ферм, новых жилых домов, школ. Весьма к месту пришелся бы в таком репортаже план дорожного указателя с названиями новых строящихся поселков. Или весело играющая детвора, школьники с ранцами и портфелями, молодая мать с малышом на руках.

Созываю военный совет. Делюсь с кубинскими коллегами нашими думами. Мигель и Диосдадо говорят, что насчет детишек и мамаш никаких проблем нет. Сейчас нам их приведут в любую точку, которую мы укажем. А еще лучше будет, если мы сами отправимся в детский сад или в школу. Что касается животноводческих ферм, дорожных указателей и строек, то их можно будет спять по пути из Топеса в Тринидад, где мы должны сегодня заночевать.

— Но ведь вы хотели, — напоминает Рафаэль, — побеседовать с представителем местной интеллигенции?

— Да, да, конечно.

— Тогда прошу вас: нас уже ждут в книжном магазине Топеса. Он сегодня закрыт специально для того, чтобы никто не помешал съемке.