Земные наши заботы

пшеничка.

Тогда он не придал этому факту никакого иного значения, не сделал

никакого вывода, кроме одного: с сорняками лучше бороться дисковкой, а не

пахотой. Теперь вспомнил про урожай и задумался: а может, крестьяне были

ближе к истине, объясняя понижение плодородия тем, что земля «выпахалась» и

требует отдыха? От чего? Может, от пахоты, от постоянного оборота пласта, а

вовсе не от однолетних культур? Ну конечно же, нужна безотвальная система

земледелия, без оборота пласта!

Снова засел за книги. С карандашом в руках перечитал Вильямса. (Недавно

листал я этот объемистый том — весь он испещрен, изрисован пометками на

полях, а то и прямо по тексту.) Проштудировал Мальцев и многие другие книги.

И нашел! Нашел подтверждение своим мыслям и опору. Подчеркнул и выписал на

отдельную бумажку, чтобы с собой иметь на случай спора с противниками, с

несогласными, которых не сомневался, будет достаточно.

Плиний: «При возделывании злаков та же самая земля, как это понятно,

окажется плодороднее всякий раз, когда ей дать отдых от обработки».

От обработки! Не от злаков!

Д. И. Менделеев: «Что касается до числа паханий, то очень многие впадают

в ошибку, полагая, что чем больше раз вспахать, тем лучше»

Опять Плиний: «Сеять же бобы и вику по невспаханной земле — это значит

без ущерба для дела экономить труд».

П. А. Костычев. «Вполне разумно поступают степные хозяева, производя

посев во второй год по непаханой земле и заделывая семена только бороною».

Это мнение великого русского ученого относительно хозяйствования на

целинных землях Мальцев вспомнит и напомнит еще не раз. Эта мысль пронижет

его открытое письмо, с которым он в феврале 1955 года обратится к ученым

страны и всему обществу:

«Если мы целинные земли будем разрабатывать плугами с отвалами, а потом

каждый год их снова будем пахать с оборотом пласта, то, по правде говоря

скоро мы эти новые земли превратим в старые, и скорее там, где сравнительно

небольшой гумусовый слой; от такой работы и структура почвы скоро

разрушится, скоро разрушатся и органические вещества».

Целине нужна иная агротехника, без «паханий»!

Но приведу еще одну выписку.

А. А. Измаильский; опыты «показали, что пылеобразная почва под влиянием

развития корневой системы пшеницы вновь получает зернистость».

— Понимаете? Под влиянием пшеницы! — воскликнул Мальцев, словно не три

десятилетия назад вычитал он эту мысль, а только вот сейчас, во время нашего

разговора. — Однако мы именно ее обвиняли в разрушении структуры, в

ограблении и обеднении почвы. Нет, не разрушает она, а формирует даже

пылеобразную почву! Разрушает не она, а мы — плугом! Пшеничка может и нас

кормить, и почву обогащать, только надо не мешать ей в этом, а помогать.

Да, чужие мысли, как верно сказал кто-то, полезны только для развития

собственных. И Мальцев, развивая их, занялся опытами — сеял по непаханой

стерне.

— Втихомолку сеяли, вслух говорить об этом нельзя было.

Нельзя, потому что агрономическая наука была до того убеждена в

непреложности теории Вильямса, что и мысли не допускалось о какой-либо

ревизии его учения. Уверовав в верность принципов травопольной системы

земледелия, она продолжала утверждать, что однолетние сельскохозяйственные

растения ни при каких условиях не могут накапливать в почве органические

вещества, что они только разрушать ее способны, ведут к абсолютному ее

ограблению.

Ой как много надо было иметь твердости, чтобы дерзнуть на разрыв с

устоявшимися взглядами, на критику этой теории, всеми признанной и

исповедуемой, на то, чтобы сказать: наука хоть и правильно подняла задачу,

но с выводами поторопилась и пошла по ложному пути, в конце которого —

тупик. Однако не меньше твердости требовалось и при утверждении нового пути.

Величайшая заслуга Мальцева заключается в том, что он приступил к делу. И

приступил не с тем, чтобы оправдать наперед заготовленную мысль, а чтобы

научиться, найти истину. Не для того (воспользуюсь здесь выражением Ф.

Энгельса, которое подчеркнул в книге Мальцев), «чтобы внести диалектические

законы в природу извне, а... чтобы отыскать их в ней и вывести их из нее».

И Мальцев — неугомонная натура — овладел этой истиной, отыскав

диалектические законы природы!

Первая истина. Все растения, как многолетние, так и однолетние, оставляют

в почве гораздо больше органических веществ, чем они за свое кратковременное

существование успевают из нее взять и в переработанном виде использовать на

создание своего «тела». Если бы растения не обладали таким свойством, то на

земле не было бы и почвы как таковой. Так что в истощении почвы вовсе не

злаки виноваты, а плуг и мы, нарушающие закон взаимодействия почвы и

растений бесчисленной пахотой. Это мы, нарушая естественный ход почвенных

процессов, рубим тот сук, на котором сидим, а точнее — плугом пресекаем

полезные нам действия матушки-природы.

Не правда ли, основная мысль этого вывода до того проста, что с первого

взгляда даже мудрено понять всю ее важность. Однако, вспомним: до познания

всех простых истин человечество шло тысячелетиями и обнаруживало их усилиями

величайших гениев.

Итак, Мальцев дерзнул, отверг одно учение, вернулся к началу пути, по

которому наука зашла в тупик, и пошел совсем по другому, по которому никто

до него не ходил.

А что делать теперь? Молча продолжать опыты? Молчать только потому, что

учение, которое оказалось в тупике, принадлежит авторитетному имени? Нет,

Мальцев помалкивать не мог. И он едет в Москву, стучится в кабинет министра

сельского хозяйства СССР Ивана Александровича Бенедиктова.

Решил: если уж начинать, то начинать надо с самого верха, не ждать, когда

дойдут его мысли до верха через множество инстанций изрядно искаженными,

многократно оспоренными и опровергнутыми. Не надо забывать, что все ученые

продолжали исповедовать теорию Вильямса, значит, всячески отстаивать ее

будут и оборонять. Все, что противоречит ей, обругают и прочь погонят.

И достучался! Министр пригласил ученых: пусть, мол, послушают дерзкого

колхозного полевода.

— Рассказал я. Одни, как говорится, в бороды посмеялись, другие не очень-

то и вслушивались, однако некоторые вроде бы задумались. А я уже тому был

рад, что высказался...

А чтобы закрепить за собой право работать не тайком, он еще одну

«вылазку» сделал: опубликовал в областной газете «Красный Курган» первую

свою статью, в которой и изложил суть дела.

Я читал ту статью от 9 марта 1949 года. Читал ее же, но перепечатанную

газетой через четверть века. Много смысла в этой перепечатке: и то, что и

через четверть века идеи великого российского земледельца не устарели, и то,

что за это время мы так и не осознали губительного действия отвального

плуга, продолжаем нарушать естественный ход почвенных процессов, что

промышленность и по сей день выпускает отвальных плугов гораздо больше, чем

орудий для безотвальной обработки почвы, и что... Многое можно перечислить

тут, в том числе и желание напомнить читателям, что практическое применение

законов природы, согласно которым и свершаются почвообразовательные

процессы, принадлежит не кому-то, а Терентию Семеновичу Мальцеву. Он же

разработал и теорию безотвальной обработки почвы, не нарушающей этих

процессов.

Он обосновал и доказал: и на землях, введенных в хозяйственный оборот,

можно создавать такие условия, при которых все без исключения растения будут

обогащать почву органическим веществом, улучшать ее физическое состояние и

тем самым повышать почвенное плодородие. Обосновал просто и кратко, без