Возвращение (СИ)

На вопрос о его особом отношении к чекистам, капитан рассказал Юрию о знаменитой инструкции одного из главных чекистов - Лациса, о методах ведения сыска этой организацией, проводимых ею допросах...

- Юрий! Как можно относиться к, э-э-э..., людям, которые говорят, что "их не интересует конкретная виновность или невиновность конкретного человека. Их интересует его классовое происхождение и - в связи с этим - целесообразность оставления (или неоставления) его в живых"... Каким же надо быть людоедом, чтобы... Впрочем, Вы знаете, что они и мясом людским не гнушаются...

Не преминул капитан критически отозваться о действиях адмирала, рассказал о причинах поражения Колчака, о его трагедии, не как политика, но человека.

Разговор был долгим, о многом рассказал капитан, но особенно прапорщику запомнилась фраза, сказанная Яныгиным в завершении разговора: "Те, кто затевают у нас перевороты, либо не понимают сущности своего народа, либо уже головорезы, кому своя и чужая жизнь в копейку"...

- Поразительно точно вы сказали, Иван Николаевич! - вскричал Юрий.

-Это не мои слова, дорогой вы мой. Это сказал Пушкин. В "Капитанской дочке"... Давайте отдыхать. Завтра у нас весёлый день, завтра у нас гости... - капитан откинулся на стенку барака, надвинул на глаза потрепанную фуражку со сломанным козырьком, скрестил на груди руки и закрыл глаза.

Юрий расположился рядом: постелил тужурку на прогретой за день теплой золе завалинки, под руку поставил пулемёт и положил второй диск. Лёг, вздохнул и провалился в темную яму сна.

...тихий толчок в плечо - сон прапорщика вспорхнул испуганной птицей. Над ним наклонился корнет Марков, что уходил в боевое охранение.

Юрий подскочил и огляделся. Мимо молча проходили бойцы - все по направлению к реке. Капитана рядом не было.

- Юра! Вы счастливчик! До вас очередь туман глотать не дошла, а вот чай вполне! - он улыбался, стряхивая росу с фуражки.

Воду грели в котелках, соблюдая все меры предосторожности. Костерок запалили совсем крошечный и разожгли его саженях в двухстах от бараков, на берегу реки. Огня костерка не было видно даже вблизи, так как обставлен он был котелками со всех сторон, да и сверху висело три.

За чаем они обсудили место расположения и действия каждого человека из отряда. Когда обсуждение закончилось, бойцы по очереди вставали и ещё раз пересказывали действия отряда и свои личные действия. Началом же самого боя должен был послужить крик капитана: "Бей!"

_________________________

За чаем, они обсудили форму обелиска. Виктор с удовольствием слушал и мгновенно принимал все советы деда. Было решено, что памятник будет состоять из двух обелисков, поставленных один на другой - малый на большом. Когда дело дошло до цвета поверхности, дед отдал этот вопрос на откуп Виктору и теперь слушал его вялые обоснования предложенных цветов.

- Милый вы мой! Не надо мучить себя! Покрасьте все стороны обелиска белым цветом, да и вся недолга! А кант внизу исполните светло-синей полосой. На лицевой стороне повесьте венок. А что еще надо, так я напишу. Хоть винтовку, хоть пулемет... - дед явно торопился свернуть разговор.

Виктор это понял и заторопился уходить. Провожать его хозяин не пошел.

Выйдя на улицу и отойдя от дома, он оглянулся. В окне был виден профиль деда. Тот сидел за столом. Сидел, не шевелясь и глядя прямо перед собой...

Постройка памятника шла на удивление быстро. Виктору помогали, но большей частью мешали, почти все жители поселка, от мала до велика. Или так ему казалось. Народ на стройплощадке присутствовал постоянно. По выходным, слегка подвыпившие мужики с легкостью соглашались оказать помощь в переноске досок, брусьев и иного деревянного длинномера. В будни с этим было труднее. По мере приближения окончания строительства Виктора стало тяготить постоянное присутствие зевак на площадке, и он огородил стройку сплошным забором. Кому он и разрешал присутствовать на площадке постоянно, так это своему шестилетнему сыну Сергею.

Мальчишка не мешал, но помогал изо всех своих маленьких сил и стерёгся опасности, когда Виктор производил верховые работы. Он собирал стружку, щепу и мелкие обломки досок в кучки, а потом уносил этот мусор в ведерках домой для растопки печки. Обратно, в этих же ведерках, он приносил воду в бутылках для питья и еду, что готовила жена Виктора, Мария.

В поселке все жители, сначала с иронией, а потом с уважением наблюдали, как этот крошечный человечек в белой панамке, семенящей походкой, шмыгая носом и часто останавливаясь, чтобы подтянуть спадающие шортики, спешил с ведерками от памятника к дому и обратно. Он так старался и так часто ходил, что натоптал плотную тропинку, которая была заметна даже спустя три года после окончания строительства.

Трудности с покраской памятника были огромными. Виктору пришлось возводить леса особой конструкции, ибо форма обелиска была сложной. Но дело продвигалось, и наступил день, когда покраска закончилась и среди желто-коричневых, сучковатых строительных лесов засверкала высокая белоснежная глыба-льдина обелиска. Идеальный пирамидион верхней стелы яркой кроваво-красной каплей венчала пятиконечная звезда в терновом венке.

Зрелище было потрясающее, почти мистическое. Никогда еще в здешних местах не возводили подобных сооружений. Молодежь ходила к памятнику толпами, а старые люди, подойдя к краю поляны, на которой он стоял, крестились.

Пришла пора обращаться за помощью к деду.

Надо сказать, что за всё время, пока шло строительство, он ни разу не появился даже рядом со стройплощадкой. Не говоря уж о том, чтобы зайти за ограждение. Но Виктора это не смущало. Весь погруженный в стройку, он, если честно, даже забыл о деде. Но пришла пора, и Виктор пошел к старику.

________________________

Чаепитие было прервано появлением пластунов из боевого охранения. Капитан резко повернулся к ним.

-Что? Сколько? Далеко? - вопросы щелчками взвились в воздух.

- Идут. Пятнадцать их. Две повозки с ними. Одна тяжело нагружена - глубоко давит грунт. Один ручной пулемёт - "Шоше". Им прикрывают тыл. Версты три ещё. Авангарда и бокового охранения нет. Лично посмотрел.... У нас двадцать минут... - унтер-офицер Сыриков говорил быстро, но спокойно. - На всё про всё...- скупо улыбнулся.

Ему было не впервые проводить разведку, будь то наблюдение, поиск, засада или разведка боем. Только ему капитан доверял руководить офицерскими разведывательными дозорами - особым видом осуществления наблюдения за противником. Подвижный, как ртуть и бесшумный, как смерть, он был абсолютно равнодушен к тяготам и страданиям. Как к своим, так и к чужим. Впрочем, жестоким он не был, но, когда присутствовал при экзекуциях, которым подвергались красные, взгляда не отводил. Смотрел спокойно, без интереса - так смотрят на рубку дров или иное бытовое действо.

- Господа! Становись! - капитан поднялся.

Отряд быстро построился и замер, напряженный. Капитан ловил взгляды бойцов. Разные они были, эти взгляды. Внимательные, спокойные, озорные - ни одного трусливого, бегающего. Эти взгляды он видел на построениях в Екатеринбурге, Красноярске, Чите, Владивостоке... Они смотрели на него в окопах и тайге, в горах, на побережье. Взгляды мужчин, взгляды солдат.

- Господа! Сегодня важный день, седьмое августа. Семь - хорошая цифра. Повторять ничего не буду. Верю в Вас. С Богом! - капитан первым широко зашагал к месту, которое, согласно диспозиции, было предназначено ему. Мимо него, в утренний туман,- бесплотными духами, ныряли, и растворялись в нём, тени. Туман принимал их беззвучно, стирая серые силуэты своей клубящейся серостью.

Капитан занял свое место и приготовился ждать...

Последним ушел от бараков прапорщик Валеулин; подкашливая, как бывало с ним в минуты наивысшего напряжения, не спеша обошел холм со стороны тайги, с его вершины осмотрел поляну (ни одного движения - только туман и черные лохматости кустов) и нырнул под брёвна. Он удобно устроился в своем нехитром убежище: разложил под правую руку диск, снаряженный сорока семью патронами, черный шар - гранату системы Мильса и наган. Второй диск он прищелкнул к ствольной коробке пулемёта ещё у бараков. Двуногую сошку вбил в грунт и подвигал пулемёт вперёд - назад, плотно утапливая её.