Созидательный реванш (Сборник интервью)

— В чем ваша главная особенность?

— Особенность в том, что «Литературная газета» — единственное из культурологических изданий, которое старается дать объективную картину происходящего в духовной сфере, в культуре, да и в политике. На наших страницах соседствуют авторы, которые в других изданиях практически никогда не встречаются. Писателя Битова вы, скажем, никогда не встретите на страницах «Нашего современника». А писателя Распутина на страницах «Нового мира». Такая практика губительна для культуры. «Литературная газета» все восемь лет, что я здесь работаю, занимается тем, что после страшного разлома конца восьмидесятых — начала девяностых годов все время настойчиво возвращает российскую интеллигенцию в режим диалога. Потому что самое плохое, что может быть в духовной сфере, это когда возникают такие идейно-художественные «гетто», которые друг друга не замечают. В гетто ничего хорошего быть не может, там могут только переплевываться через забор. А самая большая ценность — это диалог между носителями разных идей. Только тогда появляются новые взгляды и новые подходы.

— Юрий Михайлович, у вас в некоторых книгах красной нитью проходит, что прежние творческие союзы нужны были для дележки квартир, машин и прочих благ. Как вы считаете, для чего сейчас Союз писателей?

— Видите ли, все не так просто. Что касается творческих союзов, они действительно выполняли функцию такого «домоуправления» или профсоюза. И неплохо справлялись, кстати сказать, прежде всего — за свой счет. Они ничего не брали у государства, потому что существовал закон, что с каждой изданной книги, с каждого спектакля идет отчисление в литфонд. «Литературная газета», между прочим, тоже перечисляла немало денег в фонд Союза писателей. Сейчас начинают выдумывать, что писатели сидели на шее у народа. Ничего подобного. Но, помимо этого, Союз писателей был еще достаточно мощным организатором творческого пространства. Очень активно работали творческие объединения, возникали различного рода дискуссии, собирались круглые столы. Например, в свое время дискуссия «Классика и современность» просто взорвала общественное мнение. Шел активный творческий процесс. Сейчас все это утрачено. Союз писателей занимается сбором денег за аренду уцелевшей собственности и дележкой их между «своими». Это действительно катастрофа, и мы опять подошли к проблеме нового писательского профсоюза. Но это может состояться только после того, как будет принят закон о творческих союзах, творческих объединениях и творческой деятельности. Потому что на сегодняшний день писатели оказались в той же ситуации, в какой они находились в 20-е годы, во времена НЭПа. Тогда для государства писатель был кустарем без мотора. Ведь не случайно Маяковский написал стихотворение «Разговор с фининспектором о поэзии». Во многом создание Союза тогда было осуществлено по просьбе самих писателей. Они хотели, чтобы их специфический, уникальный труд был как-то зафиксирован законодательно. Другое дело, что Союз на каких-то этапах служил «уздечкой» для многих. Но это другая тема. Сейчас мы опять оказались в такой же ситуации, как в двадцатые годы. Писатель — никто, кустарь без мотора. Опять у него никакой социальной защищенности, никаких социальных структур, а собственность прежнего профсоюза утеряна. Мы много печатаем сейчас в газете о том, что необходим какой-то «новый завет» между властью и писательским сообществом. Но у нынешних руководителей, особенно у среднего звена, пришедшего в основном из мелкого бизнеса, не сформировано понимание роли духовной сферы и роли писательского слова в жизни общества. Как бесполезно говорить человеку, не знакомому с принципами электричества, что не надо выдергивать из стены некрасиво торчащий провод, потому что погаснут лампы, так бесполезно им говорить, что как бы некрасиво ни «торчали» сегодня писатели (ссорились, скандалили), если их «выдернуть» из розетки, погаснет свет.

— Юрий Михайлович, в своей книге «Гипсовый трубач» вы иронизируете по поводу дешевой литературы. Ваш герой тоже подвизается на этой ниве, зарабатывая деньги литературной халтурой. Что лучше: так, как сейчас, — полная свобода и вся эта «литературная пена», или как при советской власти — строгая цензура?

— При советской власти тоже была халтура, просто она была другой. Например, человек поехал на две недели на БАМ и накатал про это плохой роман, как правило, идейно выверенный. В такую халтура цензура редко лезла. Ее всегда занимала серьезная литература, то есть та, которая вбрасывала в общество новые идеи, меняла акценты, взрывала мифы, снимала табу на какие-то темы. Например, мои книги про комсомол, про армию. Нельзя про это так писать! А я написал. Вот со мной и возились — цензура, КГБ и так далее. Литература еще с тридцатых годов предсказывала, что «советский проект» может навернуться, потому что нельзя бесконечно копить не решенные проблемы. Так и произошло. Сейчас тоже есть серьезная литература, которая снимает табу, ставит социальный диагноз обществу. Ее не запрещают, но власть не хочет ее слышать, не хочет признавать этот диагноз, потому что он неутешителен. Он сводится к тому, что сам принцип построения постсоветского пространства: а) аморален и б) алогичен. И это сочетание катастрофично и обязательно приведет к взрыву. Начиная с конца 80-х годов литература «орет»: нельзя на постсоветском пространстве, где было относительное равенство и относительная социальная справедливость, строить общество на вопиющей социальной несправедливости, на тотальном воровстве и абсолютном попрании нравственных норм. Это все навернется со страшным треском. И слава богу, если кто-то на своих яхтах и самолетах убежит, но это будут единицы. И все это понимают. Ведь в момент, когда Ельцин второй раз баллотировался в президенты, билеты за границу были проданы за полгода подчистую. В Болгарию невозможно было уехать, потому что все запаслись на случай, если Ельцина не выберут. Запаслись люди, которые в этом обществе преуспели. Значит, они понимали, что им сейчас начнут отрывать головы? И даже понимали — за что. Разве это нормальное общество? И литература об этом вопиет, и журналистика не молчит, но их не слушают, не желают. Например, мы опубликовали несколько материалов о рейдерской ситуации в Международном литфонде. С цифрами, конкретными персонажами, выписками из банковских счетов и т. д. При советской власти одна эта публикация — и на рогах бы стояли весь горком, прокуратура и все остальные органы. Сейчас — никому никакого дела. Понимаете, чиновник, который не боится быть посаженным в тюрьму за казнокрадство, хуже шахида с бомбами. Вред, который он наносит обществу, гораздо больше, чем вред от терроризма. Пропадает смысл существования государства. У меня на этот счет очень грустные предчувствия.

— В вашем «Гипсовом трубаче» есть такая устаревшая политическая карта: «На ней еще существовал огромный розовый Советский Союз, напоминавший великана, прилегшего отдохнуть после русской баньки, безмятежно подставив врагам свое тугое южное подбрюшье. На ней еще невольно прижимались друг к другу лютые враги — светло-коричневая ГДР и темно-коричневая ФРГ. Лиловая и длинная, как молодой баклажан, единая-неделимая Югославия вытянулась в пол-Адриатики. Не было еще на карте ни спятившей Грузии, ни зарумынившейся Молдавии, ни злобных прибалтийских карликов…»

— Скажите, что не так? (Смеется.)

— Все так, лучше и не скажешь. Почему это происходит? Ведь из всех соседей мы пока окончательно не разругались, наверное, только с белорусами…

— Я вам хочу сказать, что одним из первых проектов в «Литературной газете», когда я пришел, было приложение «ЛАД», посвященное российско-белорусским отношениям. А финансирует его Постоянный комитет Союзного государства. Я, кстати, в своей публицистике несколько раз выступал по поводу наших отношений с соседями. Меня возмущала ситуация, когда все девяностые годы целенаправленно и по возможности в оскорбительной форме отталкивались интеграционные желания Белоруссии, твердое желание Лукашенко не отдаляться, не расходиться. Люди, которые это делали, — в лучшем случае были озабочены своей личной судьбой, но не судьбой России. Оттолкнуть союзника, который традиционно прикрывает нас с Запада, — это или за большие деньги известно откуда, или из какой-то иррациональной ненависти к российскому государству. И в то же время параллельно всячески подпитывалась дармовыми газом, нефтью, различными послаблениями и поощрениями лютая русофобская политика на Украине. Думаете, это случайно? Нет. За то, что Козырев наворотил во внешней политике, в приличных государствах проводят парламентские расследования и сажают. Все это объясняется тем, что во времена Ельцина во власть пришли люди, нацеленные на разрушение не только Советского Союза, но еще и России. К счастью, этот процесс остановился, и тут, надо прямо сказать, во многом благодаря приходу Путина. Кстати говоря, во времена Ельцина я бы никогда не стал главным редактором. Потому что моя государственническая позиция была не то что не востребована, она была хорошо заткнута. Сейчас мы стараемся донести до российского читателя тот позитив, и прежде всего в культурной сфере, который происходит в Белоруссии.