Аркадий и Борис Стругацкие - Двойная звезда

- Правда, за 300 лет существования испанской инквизиции во имя истинной веры было уничтожено несколько тысяч человек - столько, сколько 60 лет назад в нашей стране уничтожали за год во имя другой веры, которая тоже почиталась истинной и не подвергаемой сомнению...

- Все это так. Но, возвращаясь к нашему разговору, - мне кажется, что писатели, исповедующие нравственность такого рода, не есть настоящие писатели. И дело здесь даже не в нравственности - хромает эстетика, нарушается чувство меры. Нарушен важнейший эстетический принцип: "Соразмеряй!" Начав убивать, они уже не умеют остановиться. И тогда по всем законам эстетики трагическое трансформируется у них в комическое. Читатель перестает сопереживать героям или жертвам, читатель начинает считать трупы, и когда очередной взорванный автобус с негодяями валится под обрыв - вместо того чтобы ужасаться трагедии или радоваться победе добра, я принимаюсь хохотать: так, вот и еще пятьдесят человек вписано в мартиролог! Впрочем, пусть будут и такие книжки. Есть, правда, точка зрения, что тексты такого вида вредят морали, формируют поколение людей с привычкой к насилию, однако никто еще никогда и никому не доказал, что чтение безнравственных книг приводит к падению нравственности. С той же мерой убедительности можно доказывать, что такое чтение вызывает как раз благодетельное пресыщение, позволяет разрядить агрессивный потенциал, и человек после прочтения становится, наоборот, лучше и чище. В конце концов, я не вижу принципиальной разницы между такими книгами и каким-нибудь фильмом "Иван Никулин - русский матрос", где фашистов, безликих и неотличимо поганых, косят ротами и батальонами под радостный смех зрительного зала.

- Однако видимое большинство литературы при недавнем тоталитарном строе все же представляло не жанр "огня и меча", который объективно вполне соответствовал тоталитарной морали, а другой - куда более "христианский". А стоило тоталитаризму уйти в прошлое - и при демократии небывалой популярностью стала пользоваться литература, казалось бы, куда более подходящая для ушедшей эпохи...

- Господи, хоть вы-то не повторяйте этих благоглупостей! Эта литература не "стала популярной", она всегда БЫЛА популярной, уверяю вас! Если бы ее печатали в пятидесятые или шестидесятые годы - точно так же малоквалифицированный читатель обжирался бы ею, пока бы не надоело. Сегодня она появилась и заняла ту нишу читательских потребностей, которая всегда существовала раньше, только загорожена была ржавыми решетками тоталитаризма. Сломали решетку - и ниша тут же заполнилась. Точно то же самое произошло с эротикой и порнографией. Сломал бы эту решетку не Горбачев, а Хрущев - ниша заполнилась бы при Хрущеве. Эти ниши не есть нечто создаваемое демократией, они естественны, существуют как виртуальная реальность всегда и суть следствие особенностей мировосприятия среднего человека. Который во всех европеоидных странах устроен так, что требует секса, насилия, "хлеба и зрелищ". Это было всегда, во все века: как только появлялась свобода и умирал какой-нибудь очередной идеологический Савонарола, сразу же соответствующие ниши заполнялись. Это в каком-то смысле печально, если не помнить, что кроме "низменных" ниш всегда существовали и существуют ниши возвышенные, потребность в гуманном, добром, прекрасном, от чего тоталитаризм тоже норовил отгородится во все века. В конце концов, и все Высокое Возрождение тоже было заполнением определенной ниши, по которой тосковало человечество.

- И все-таки почему советское тоталитарное государство не пропагандировало литературу обсуждаемого нами "нордического" типа, с ее героями, беспощадно уничтожающими классового врага?

- Потому что право на насилие было объявлено привилегией этого государства, но не отдельной личности. Героя, разумеется, прощали, если он убивал негодяя, ему давали орден, если уничтоженный негодяй оказывался государственным преступником, - но все-таки самодеятельность одиночек считалась, вообще говоря, недопустимой. Это принципиально отличается от, скажем, американского подхода к тому же вопросу - там именно культ героя-одиночки, восстанавливающего справедливость, сложился за десятилегия и столетия.

- И еще о "фэнтези". Я понимаю Ваше отрицательное к ней отношение, но неужели даже любимый мной "Властелин колец" Толкиена оставляет Вас равнодушным? Этические конструкции, на которых эта эпопея построена, по-моему, очень и очень привлекательны - и очень современны...

- Должен признаться, что Толкиена я так и не прочел до сих пор. А вот "свободное продолжение" Толкиена, сделанное Перумовым, - читать пытался. Не понравилось, о чем Нику я честно и сказал. Не понравилось все то же полное отсутствие сцепления описываемого мира с реальностью. Вот другую книгу Перумова, написанную им вместе со Святославом Логиновым, - "Черная кровь" я прочел с куда большим удовольствием, хотя она, как мне показалось, не так хороша, как роман самого Логинова "Многорукий бог далайна". "Черная кровь" напомнила мне любимую когда-то "Борьбу за огонь" Жозефа Рони-старшего. Одно время ведь очень модно было писать про доисторических людей - писали и Джек Лондон, и Г. Дж. УЭЛЛС, и ныне совсем забытый д'Обинье...

- Сейчас появилась целая серия "русского фэнтези" - начиная с "Волкодава" Марии Семеновой. Ваше мнение?

- С удовольствием прочел "Волкодава", хотя никак не ожидал, что эта вещь мне понравится. Казалось бы, ну какое мне дело до этих людей и их проблем? Однако же мир получился настолько реальный, подробно и точно выписанный, жесткий, яркий - оказалось, в нем можно жить! Можно сопереживать герою и ненавидеть его врагов. Хотя он безусловный и безнадежный супермен... А вот из серии про Конана я ни одной книги прочесть так и не сумел. Впрочем, не стоит, я полагаю, осуждать меня за то, что я остался глух к веяниям современной литературной моды. Существуют некие эстетические рамки, в пределах которых я способен испытывать наслаждение от книги. Оказавшись по воле автора вне этих рамок, я начинаю испытывать чувства скорее неприятные. Я оказываюсь не в своем мире, мне там скучно, мне там тесно, мне там нечем дышать... Впрочем, я здесь совсем не имел в виду отстоять справедливость и превосходство именно своих эстетических позиций. Я хотел объясниться, а не победить в споре. Ведь в конце-то концов речь идет о вкусах, а в споре о вкусах победителей не бывает.

"ДЕМОКРАТИЯ БЕЗ ГРАНИЦ НЕЖИЗНЕСПОСОБНА, КАК ЧЕЛОВЕК БЕЗ КОЖИ"

На вопросы Бориса Вишневского отвечает писатель Борис Стругацкий

1 апреля 1998 года, Санкт-Петербург

Опубликовано (частями) в "Известиях" 17 апреля 1998 года; в "Независимой газете" 10 сентября 1998 года

Комментарий: несмотря на то что часть рассуждений в этом споре привязана к совершенно конкретным политическим событиям (отставка правительства Черномырдина в марте 1998 года, хулиганская выходка Жириновского в Думе, когда он прорвался на трибуну и оттуда поливал оппонентов водой из бутылки, скандальные выборы мэра в Нижнем Новгороде, когда избранный мэр Андрей Климентьев был практически сразу лишен победы, а затем - арестован и осужден), многое видится достаточно злободневным и по сей день. Особенно, как видится мне, - наш спор о "либеральной революции". Впрочем, о его актуальности пусть лучше судит читатель этой книги...

Представлять читателям Бориса Натановича Стругацкого нет ни малейшей необходимости. К огорчению поклонников, давно уже Борис Стругацкий почти ничего не пишет - привыкнув за долгие годы "пилить двуручной пилой", он не смог и не захотел перестроиться после кончины Аркадия Натановича в октябре 1991-го. Впрочем, работы у Мастера непочатый край: готовит объемистый комментарий к написанным вместе с братом произведениям, приводит в порядок архив, восстанавливает все написанное в первоначальном виде (количество купюр, сделанных когда-то всесильной цензурой, поражает воображение), ведет семинар, "натаскивает" молодых, с интересом следит за экспериментом по развитию собственных сюжетов - вышла уже вторая антология "Время учеников", где "эпигоны" пишут "свободные продолжения" книг Стругацких...